В предательстве
всегда предают обе стороны
Я выбиваюсь из сил, чтобы бежать дальше, вбивая лапы в кровь, но понимаю, что мне несколько путей - либо броситься на железные пики, либо вернуться и напасть на преследовавших неприятелей (поднял переполох), либо...
Сразиться с тобой снова и насмерть! Мог ли я подумать раньше, что однажды скажу это себе - тебя надо порвать или ты доведёшь меня до гибели! Так лучше я докажу тебе хоть в этот, последний раз, что не такой, как ты...
О, тем ли мы были? Были ли мы такими всегда? Ты бросаешься на меня снова и снова, позабыв словно все, все, что было между нами! Это надо прекратить, клянусь, надо (что меня останавливает? - Один удар лапы и рывок челюстью - и тебе конец)... Тебе ли? Чувствую внезапно, как в ключицу вонзились твои зубы и прокусили едва ли не насквозь, мои силы оставляют меня, и словно в забытьи я отмахиваюсь когтями...
Это конец, я чувствую, ощущая густой туман перед глазами (быть может, это слезы застилают глаза, глядя на тебя?)...
В последний миг, как в сказке, пытаюсь перенестись куда-то далеко, в чистую высь памяти, куда не проникают ни царства, ни людская молва... И как в сказке, приходит на угасающий ум: "Жили-были..."
«...Два необычных существа, живших в волшебном лесу, где по ночам стрекочут призрачные светлячки, а днём переливаются янтарные листочки... Одно существо когда-то было мной (кажется, ты находила красивым моё смуглое лицо с тёмными глазами и волосами, мою немногословность). При желании я становился полу-медведем или медведем полностью и отгонял хищников леса, скромно собирая волшебные кристальные ягодки»... Для тебя - маленькой и красивой девушки, со светлыми, почти белыми волосами, так любившей меня обнять и гладить (или просто побегать рядом в облике красивой собаки с белой длинной шерстью).
«Эти существа жили, казалось, душа в душу, и все делили пополам, и радость, и мечты, и надежду... Были они лидерами маленьких племён, пользующихся дарами волшебного леса и плативших налоги одному богатому князю.»
Долго этот факт проходил мимо нас, словно мы просто слышали о нем от кого-то другого, или читали в книге об этом… и ты продолжала смеяться и петь для меня, и уверять, что пойдёшь за мной куда угодно, ведь "невозможно предать такого храброго и честного, пригожего юношу". "Ах, если б ты меня взял в жены!" - повторяла ты, целуя мой лоб. - "Я была б преданнее собаки для тебя!".
А мои мысли были заняты другим: князь грабит наши племена, рубит чудные деревья леса, чтобы выжимать сок - источник сил и красоты; а у тебя одна свадьба на уме.
И я поучающе ворчу медведем, а ты кидается прижиматься к полу и переворачиваться на живот в облике собаки, поджав хвост.
В глазах твоих читаю: "Ах, ты совсем обо мне не думаешь!" - тщательно скрытый под блеск послушания. Милостиво оборачиваясь и возвращаясь к своей пещере, тяжело передвигая массивные лапы, и слушая трели ночных птиц, размышляю судорожнее прежнего: нет, я думаю о тебе, о нас!.. Когда-то я встретил тебя с перебитой упавшими камнями спиной, помню, как меня потянуло к тебе точно неведомым магнитом и я, взяв скулящую собаку на руки, отнёс тебя к себе в пещеру и выходил; а раз пришёл домой с охоты - а на подстилке лежит... Прекрасная девушка, с теми же повязками, что я накладывал на борзую.
Я просто потерял голову от твоих чистых серых глаз, ребёнком доверчиво глядевших на меня, и не успел опомниться, как поклялся, что сделаю тебя своей невестой, и прильнул к тебе с поцелуями.
С тех пор ты вечно терзаешь меня своей манящей ласковостью и торопишь к замужеству... Порою это точно стая бешеных псов мне на душу, и были часы, когда я хотел зарычать искалечить тебя, лишь бы никогда не видеть... Помню, как ужасалось моё сердце от этих порывов и спасительно напоминало твой чистый взгляд ребёнка. "Она любит тебя! Разве ты не хочешь тоже любить её?".
И я цеплял себя на цепь веры этому голосу, и жил с тобой, научил охотиться в облике собаки, защищал твой сон и досуг, гулял лунными полями.
Ты была счастлива этим и все сильнее привязывала мои чувства своим мягким обхождением и обещаниями всегда быть рядом. Но вот только все было, когда тебе удобно; а я снисходительно принимал это, как ниточку твоего обаяния, без которой ты уже не будет собой, валя в одиночку в образе медведя огромные железные деревья, чтобы отдать их на переплавку оружия (совсем распоясался князь).
Однажды я проходил мимо тебя, и... Внутри все замерло - что-то безвозвратно поменялось, куда-то делся доверчивый открытый взгляд, и желание меня касаться. А я как назло соскучился тогда по твоим ласкам.
"Ну, что ты от меня бежишь? А ведь обещала быть послушнее собаки!" - игриво сказал я, хватая за руки, отчего-то суетливо вырывающуюся, и нечаянно порвал плащ, что ты зачем-то накинула.
То, что я увидел, отняло у меня на миг дыхание, речь и зрение. Я отпрянул, с рыком схватившись за сердце. "Ты... В ошейнике?!". - прорычал я и грубо схватил лапой за руку, от злости норовя укусить.
"Одомашненная неженка, предатель!!!" - орал я ревом медведя, бросаясь на... Борзую, защищавшую свою цепь и платье. - "И после этого ты смеешь смотреть мне в глаза?!" - "Стой, дрянь, я разорву тебя!.." - завопил я, когда собака, изловчившись кинуть мне в морду мешком с песком, бросилась бежать.
В тот момент как никогда я ненавидел тебя и говорил не шутя, все твои ласки, все твои клятвы показались пустой игрой; я с болью глядел в корень - ошейник был с гербом князя, значит, ты подластилась к нему, к нашему общему тирану и врагу. С трусливо-отчаянным лаем, борзая выставила тощую морду, в которой я теперь не видел ни тени милого или красивого, и схватила за нос. Ай, больно! Ну погоди же, тварь!!! Я встал рывком на задние лапы так, что смахнул её и зажал в когтях; ты завизжала так, что и камень б бросился ко мне в ноги умолять отпустить тебя.
"Вспомни хотя б прежнюю её любовь! - шептала сентиментальность.
Я не слушаю и прижимаю тебя к камням, бросая при этом, как тряпичную куклу, ещё пару бросков и...
"Дай мне шанс все объяснить!" - с не по-собачьи тонким воплем задохнулась ты.
Я как очнулся и, поглядев на тебя, окровавленную и еле дышащую, со стыдом опустил, придерживая коленом, обернувшись снова в человека.
"Я сделала это, чтобы спасти свой народ" - всхлипывая начала ты, плача своими снова по-детски чистыми глазами. - Князь захотел меня в питомцы".
"Лжёшь! Он знает, что ты оборотень! - говорил я про себя, с отвращением поднимаясь и швыряя тебе остатки одежды, - Ещё скажи, что ты не делила с ним ложе!" - оскалилось моё "я", вспоминая, как сам, как очарованный, тянулся к тебе по ночам.
"Мы больше никогда не вместе!" - сказал я серьёзно, все взвесив. - Ступай к своему хозяину, собачка, и не попадайся мне, а то порву!" - с такими словами я прогнал тебя.
Не слушая её рыдания: "я не хотела! Это было ради моего народа!". Несчастная хилая подлиза! Пресмыкающееся! Ради её народа она могла пойти со мной в поход на князя, а не прыгать к нему в ноги в женском и собачьем облике.
Но позже я... Раскаивался, жалел тебя и переживал, хорошо ли обращается с тобой князь, скучал по твоему голосу, глазам, по твоим ласкам; по самим воспоминаниям, где мы беззаботно гуляли среди волшебных белоснежных пушинок, мечтая о детях и своём крошечном королевстве, где нам будет на все плевать. Армия моя изнемогала в проигрышах, но моя гордость не давала мне пойти на примирение с ним, тем более я оборотень-медведь, а не вервульф-собака, которой ещё простительно искать себе господина, чтоб спасти свою шкуру.
Противоречия и метания между ненавистью и любовью к ней все ж взяли своё, и я решился на компромисс с совестью: без князя, решил я, ты снова станешь моей, забудешь все и снимешь эти рабские оковы; надо его убить. И, подговорив людей окружить и повязать собаку, я напал на него и разорвал (не могу забыть, как ты с ужасом пищала и... рвалась к нему), хотелось даже и тебе по пасти дать, но что-то черство-слепое сидело во мне и велело доводить свой план до конца.
Так, армия выиграла, и мы снова стали свободными племенами, а я довольный тащил на веревке собаку, приволочив в свою пещеру, бросил на подстилку и сказал:
"Так и быть, собачонка, я прощу тебе твою натуру, как никак я обещал сделать тебя своей невестой! Правда, тогда я тебя ещё любил немного; сейчас же ты для меня - просто трофей врага!"
Ты оскалила морду борзой и куснула за руку.
"Ну-ка не шали!" - на миг проревел я медведем, царапнув её.
"Так что пока - побудешь моей рабыней! - снова человеком сдвинул я брови, склонившись над ней и издевательски спросил - Тебе ведь не привыкать лизать чьи-то ноги! А если будешь хорошей девочкой, возможно, снова заслужишь мою любовь, и тогда все будет, как мы мечтали!". И ещё раз больно дёрнув её за ошейник, так что металл едва не въелся в кости, я пошёл к вождям общин продумывать своё государство.
Я погрузился в свою игру в правителя, купаясь в тщеславном самоутешении, что поступил милосердно, что нашёл консенсус, и верил, что все будет так, как я продумал. Днем руководил деревнями, ковал оружие и охотился, а вечером приходил к тебе, кормил и... Всеми силами пытался вызвать ответ на собственные ласковые слова и прикосновения; ты же либо апатично девушкой отодвигалась от меня и отказывалась от еды, либо борзой скалилась и норовила зарычать.
"Ты мне все лгала! Ты меня ненавидишь! Ты вдвойне предатель!" - плакал я от бессилия медведем, шатаясь ночами в лесу и рвя когти об старинные дубы волшебного леса. "Но я тоже оборотень!" - бешено однажды проревел в виде медведя и силой заставил отвечать на мою тягу к ней.
С тех пор ты стала потише и попослушнее, и даже как-то заискивающе охотно разделяла моё внимание и кротко дарила своё; я радовался, отпивая из кубка вождя и тщеславно гладя тебя, сняв ошейник и посадив рядом, хвалясь гостям своего государства красотой "невесты". Ты улыбалась и делала вид, что тебе хорошо и привольно под моим крылом. Однако...
Как только наши шатры в лесу оставались в тишине после посетителей, наши отношения погружались в пучину откровенных и острых, безмерных взаимных упреков и тихой затаенной злобы каждого на другого, и обнимая тебя в постели, я иногда представлял, как рву тебя медведем, и как это прекрасно; ты, притворяясь, что все забыла, и снова принадлежала мне одной, в порыве ощущения, шептала имя князя, за что я тебя готов был съесть живьём...
Вот так-то мы мучились, и уверяли себя, что наслаждались, приближалось двенадцатое полнолуние, со дня нашего обручения, именно тогда мне предстояло взять тебя в жены. Ты, сияя улыбкой, осторожно попросилась в ближайший городок за обручальным платьем; я, ничего не подозревая, разрешил, вдохновленно, вырезая из металла тебе ожерелье, украшенное моим зубом (когда мы впервые стали близки, мы обменялись частичками друг друга - я - зубом, ты - когтем, клянясь друг другу в вечной любви).
Уже взошла луна, тебя нет. "Неужели она снова предала меня?! Я ей этого не прощу!!! Отрекусь и выгоню навсегда из государства, пусть до конца дней шавкой побирается у людишек!.." - одна мысль сменялась другой. – «Неужто она пропала и нам не дано исправить наши ошибки и возродить нашу любовь до конца?.. Что с ней?.." - терзаясь так, я перебил все палатки, разнёс когтями всю посуду и, в итоге, побросав все, побежал, обгоняя лошадей, в город.
На мой зов ты не откликалась, с дрожью замечаю сброшенный браслет и платье, подаренное мною, перемазанное кровью. Ты погибла? В глубине души признавался себе - чтобы ты не натворила, не переживу ни секунды без твоих по-детски чистых глаз! - повторял я себе так, точно желал впитать это в себя.
Края уха коснулся счастливый визг собаки, так знакомый мне.
"Ты посмела снова взяться за свое?!" - заорал я, вмиг обратившись в полу-медведя.
"Ты понимаешь, что я не прощу тебя больше?" - на медвежьих глазах выпали слёзы, и я со стыдом ощущал их шерстью. - Зачем ты это сделала!?".
"Я нашла того, кто по-настоящему любит меня: он просто кормит и гладит, и радуется когда я рядом, и ничего не требует!" - ответила ты, сжавшись комочком, заслоняя хозяина - юноши покрасивее князя, но бедного, как моль.
"К князю ты сбежала за блестящими игрушками, когда у меня их не было, я знаю! - продолжал цедить я рыки, едва сдерживаясь от ярости, - А тут-то тебе чего искать?!"
"Он всегда любит меня! А ты только принуждал к любви, когда тебе этого хотелось, и я была ещё худей рабыней даже без ошейника!" – огрызнулась ты, с презрением выплюнув какую-то сломанную вещь.
Я пригляделся - это было подаренное мною еще одно ожерелье с моим медвежьим зубом.
"Забирай! Теперь я больше не люблю тебя! И мне не нужна твоя цепь из даров! Меня можно предать, но меня нельзя заставить полюбить!!! Уходи насовсем и оставь меня, наконец, в покое!!!" - и с этими словами ты едва не откусила мне руку.
"И ты говоришь мне о любви?! - рассвирепел я, громя все кругом, чтобы поймать её, - И ты говоришь мне о предательстве?! Ты, которая все время играла со мной?!"
"На себя посмотри! Неуклюжий зверь!!!" - отбивалась ты, отводя меня от хозяина, хотя знала, что не выживет (собачья преданность - не мне - любому, кто будет к ней добр; в отличие от меня, боготворившего ее одну, пусть и порой нелепо или жестко!).
"А ты не мни себя человеком!!! Жалкий вервольф!!!" - я схватил тебя за глотку и потащил в лес, уже зная, что обречён...
«Спустя несколько мгновений... Наша странная сказка закончилась, не успев начаться... Я в последний раз гляжу на луну, издавая клич тоски... Быть может, по тебе, быть может, по нашей погибшей любви...»