Если бы я не знал его лично, точно бы подумал, что этот человек – зелье старой колдуньи, которая решила смешать все возможные в мире болезни и соединить в одной жидкости.
Он, казалось, такой же зеленый и пузырящийся, как то зелье в узкой склянке. На дне его оседал тяжелый серо-черный осадок из чего-то непонятного, может быть, из песка. Или, как он любил говорить:
- Знаешь, у меня стираются суставы и, наверное, осыпаются в пятки. Они так пронзительно болели этой ночью, что я не мог спать. Какой кошмар!
Еще он очень часто ходил в больницы. О, как он любил больницы! Этот запах стерильных шприцов и нашатырного спирта, длинные белые халаты и инвалидные коляски, которые катались взад-вперед, точно танцевали вальс.
И вот этот славный чудак занимал очередь к случайному врачу, неважно, к какому, главное – занять. Сидел он, потирая руки, перебирая пальцы и нервно поглядывая на дверь. А когда туда заходил кто-нибудь, он любил думать, что жалобы этого человека – ничто, по сравнению с его. И если врач, не дай бог, мог уделить тому больному больше десяти минут, он начинал чувствовать себя неуверенно, даже ревновал, когда слышал из-за двери: «А теперь снимите рубашку».
Но вот подходила его заветная очередь: он смело хватался потными ладонями за ручку, открывал дверь, секунду осматривал кабинет, как будто искал что-то, что смогло бы по-настоящему оценить его тяжелое состояние, и заходил.
Низко поклонившись человеку в белом халате, он смело, точно по подиуму, шел по кабинету и, дойдя до стола, обессиленно и с лицом полного горя и страдания падал на стул. Затем мой друг гордо подавал свою толстую медицинскую карту, как будто это было его главным достижением в жизни (что на самом деле так). Особенной гордостью его были рентгеновский снимок и результаты анализов пятилетней давности. «Эх, были времена!»
- Ну что, что у вас? – сказал сегодня врач, уставший листать этот талмуд.
- Ох, бедный я, - вздыхая, начинал он, - вот, допустим, вчера…
И так он мог долго говорить. К седьмой минуте разговора врач забывал, что он врач, забывал, как зовут его жену и что у него где-то варится кофе. Он знал только, что у больного, активно жестикулирующего перед ним, вчера выскочила сыпь на груди, а позавчера он заметил в своем глазу желтое пятнышко, которое пропало через час, но все равно по-прежнему его беспокоило.
- Так что же вас беспокоит? – снова спросил врач, протерев глаза, как после крепкого полуденного сна.
- Всё! – самодовольно отвечал больной.
Получив на руки десять направлений на анализы, четыре направления к другим врачам более узкого профиля, он, счастливый, отправлялся домой, мечтая о том, как проведет завтрашний день, и думая, что скажет зубному врачу.
По обыкновению, проверив свой вес перед сном, больной, довольный значительным подозрительным похудением на сто тридцать два грамма, ложился спать.
Смотря в белый потолок, он думал, как все вокруг его жалеют, переживают за его состояние. Так приятно, когда на тебя обращены тысячи глаз, выражающих, по его мнению, уважение к его многочисленным болезням, сочувствующих и переживающих. И каждый жалеет его, подбадривает, говорит, что все еще будет хорошо. А это больному и в радость.
На следующий день было жарко, поэтому он шел в больницу и думал, как здорово бы было бы упасть в обморок прямо около гардероба, где побольше людей, способных ужаснуться его плохому состоянию.
Но это, к его величайшему сожалению, не случилось, и он благополучно поднялся на второй этаж.
Там сидели три человека: женщина с ребенком, подросток, явно торопившийся в школу, и еще один, очень похожий на него самого, мужчина. С такой же пожелтевшей, обвисшей кожей шеи. И что самое ужасное: с такой же огромной медицинской карточкой! Там явно было больше рентгеновских снимков и анализы были более обширные, полные исправлений и поправок.
Больной занял очередь, но не мог упустить такого шанса.
- Простите, - обратился он к подростку, - могу ли я пройти перед вами? У меня была сломана нога, слезятся глаза, колет под лопаткой… и, наконец, небольшой насморк.
- Я бы с радостью, - ответил подросток, - но я уже пропустил этого мужчину вперед. Я тоже тороплюсь, так что, извините, я не могу.
Парень указал на мужчину, что сидел напротив больного. Тот ехидно улыбнулся улыбкой победителя и продолжил листать свою карточку.
А мой друг начинал закипать. «Как это так! – наверное, думал он. – Я здесь самый больной! И карточка у меня толще, ну, если не толще, то исписана больше! Это уж точно. И что он себе позволяет? Нахал!»
- Скажите, - обратился больной уже к нему, - не пропустите ли вы меня? Я не хорошо себя чувствую. А вы так хорошо выглядите, прямо как огурчик.
Тот кашлянул и ответил:
- Спасибо, конечно, но чувствую я себя препохабнейше! Сегодня вот с утра, например, у меня так отекли ноги, что думал, что больше никогда не встану. Однако, представьте, поднялся и пришел. Так что не серчайте.
- А у меня вот вчера на груди сыпь была, - вступил в схватку больной, - и три перелома когда-то.
- Ну и что? – не сдавался тот. – Я вот с рождения с гастритом живу.
- А у меня двусторонний астигматизм!
- А одна из моих почек почти в два раза больше другой.
Так продолжали они долго, не замечая, как движется очередь, как новопришедшие люди заходят и выходят, смотря на перепалку двух чудаков.
Так же пошли они домой. Оказывается, жили в соседних домах. Посидели еще в беседке, по второму кругу гордо называя свои диагнозы.
Прошло еще немного времени – и они стали лучшими друзьями. Эти чудаки на пару ходили по больницам, обсуждали безграмотных врачей, которые не могли их вылечить, пили травяной чай в гостях у друг друга, рассматривали карточки и выписки. А если кто-то, по колоссальному везению, ложился в больницу, другой непременно тоже находил какую-нибудь причину, только бы не оставлять друга одного.
А потом мой знакомый умер от обычной простуды, скорее всего, довольный, что никто не смог его вылечить. И его друг, видимо, решив, что ничем не хуже, через несколько дней скончался от сильной ангины.
Вот так здорово и прожили этих странные одиночества, найдя друг друга. И хорошо им было.