Вибрирующий звук шаманского там-тама сливался со звуками барабанов. Сколько людей за стенами хижины одновременно стучали по туго натянутой на деревянный обруч бычьей коже, выбивая нехитрый, но слаженный ритм, Одон не знал. Когда он входил в маленькое строение на окраине деревни, с ним был только шаман, но после того, как старик разжег посреди хижины костер, плотной материей завязал Одону глаза, и первый раз ударил колотушкой по своему там-таму, звук тут же подхватили барабаны снаружи. Может быть, там были только Лаура и её младший брат. Они обещали прийти, быть рядом во время ритуала. Или же все жители деревни явились к хижине, чтобы увидеть душу того, кто скоро станет одним из них. Звук там-тама совсем рядом. Пространство звенит и вибрирует. Горький дым от костра. Чтобы быть одним из Крылатых, нужно открыть клетку. Расправить крылья. Наконец-то стать частью чего-то единого. Получить то, чего мучительно хотелось долгие годы. Получить покой.
Есть ли душа у того, кто уже мертв? Заслуживает он ли покоя?
Звенящий, вибрирующий звук там-тама и ритм барабанов обволакивают, и уже кажется, что они исходят не извне, а прямо изнутри. Это стук сердца в груди и звон крови в венах. Ритм, лишающий воли. Глаза завязаны, ничего нельзя увидеть, остаётся погружаться в себя, слушать и слышать звук, вибрацию, которая очищает разум и помогает открыть клетку. Выпустить душу. Есть ли она? Существовала ли вообще когда-нибудь? Стоило признаться шаману, кем Одон является на самом деле, прежде, чем тот позволил ему - чужаку - пройти ритуал. Но теперь уже поздно. Остаётся только слушать. И надеяться, что ритуал призыва не будет похож на Пробуждение. Стоило думать об этом раньше, теперь уже поздно. Барабаны снаружи. Там-там за спиной. Сердце в груди. Звук, который лишает воли. Остается только слушать. Чтобы услышать. Чтобы открыть клетку.
Крылья. Полет. Не человеческий тягучий крик, рвущийся из груди. Что это за звук? Чем он вызван? Что хочет сказать? Одон больше не чувствовал собственного тела. Но и пустотой он тоже не был. Что же тогда? Куда-то исчезли хижина, костер, дым, повязка на глазах, шаман. Одону показалось, что он парит в воздухе, ощущая всем своим существом ветер. Ему хотелось знать, почему больше не слышно там-тама и барабанов, почему нет ощущения тела. Что с ним происходит? Он открыл рот, собираясь спросить, но вместо слов из горла вновь вырвался тягучий крик. Ничего больше не было. Только бешеный грохот сердца в груди, только звенящий шум крови в голове. Вновь попытка что-то сказать. Вновь этот крик. Что он означает? Чем вызван? Крылья. Полет. Ветер. Ветер... Полет...
Одон открыл глаза. Предрассветное небо бывает особенно темным. Звезды ярко сверкали, вырисовывая на нем очертания знакомых каждому жителю Владений фигур. Звездные узоры на темном небесном ковре. От них до лежащего на земле Одона несоизмеримо огромное расстояние. А между ними ветер. Полет. Крылья. Свобода.
На фоне темного неба птичий силуэт был почти неразличим, но Одон узнал эту небольшую стремительную тень, которая была его спутником на протяжении последних двадцати дней. Мужчина усмехнулся.
- Чего ты хочешь?
В ответ раздался гнусавый тягучий звук, походивший на кошачье мяуканье. Одон сел, потянулся, разминая затекшие задервенелые члены. В Серых Горах была ранняя весна; ночи еще холодные оттого, что земля не успевала как следует прогреться за короткий день. Он замерз, но почему-то не проснулся от холода. На востоке вновь послышался протяжный мяукающий крик. Одон встал на ноги, вновь потянулся, подобрал свой плащ, который и служил ему этой ночью постелью. Плащ был сырым и Одон просто перекинул его через плечо. Некоторое время он стоял перед остывшим кострищем, размышляя, стоит ли забросать его землей и прикрыть дерном перед тем, как двинуться дальше в путь. Затем поднял голову и посмотрел на светлеющее на востоке небо.
- А ты как считаешь?
На этот раз ответом ему была тишина. Но мужчина не надеялся ни на что другое. Уже двадцать дней прошло с ритуала, двадцать дней назад Одон покинул деревню Крылатых в горной долине Тал Флюгел, где прожил почти год, оставил женщину, которая полюбила его всем сердцем и обещала дождаться, как бы долго ждать не пришлось, и отправился в путь, целью которого было единение с тем, что теперь являлось материальной частью его души. Но до сих пор он так и не смог понять, что говорил ему его крылатый спутник. И говорил ли вообще хоть что-то.
... - Куда я должен буду пойти? Как долго продлится мое путешествие?
Лаура подняла голову с его плеча, положила подбородок на твердую мужскую грудь и ласково улыбнулась. Улыбка эта была такой теплой, светлой, нежной, что Одон подумал о том, что мог бы смотреть на неё вечно. Однако, Лаура лишила его и нескольких мгновений такого удовольствия. Подавшись вперед, женщина прижалась улыбающимися губами к губам мужчины. Он охотно обнял её за талию, прижал сильнее, ощущая на себе жар обнаженного женского тела. Собственное тело отозвалось не меньшим огнем страсти. Огонь этот пылал все ярче, словно не желая оставить мужчину и женщину в холоде и темноте. Одон и Лаура не могли оторваться друг от друга до глубокой ночи. А после, утомленные, они лежали без сна, будто старались продлить тем самым время, отведенное только для двоих.
Лаура положила голову Одону на плечо, осторожно водила ладонью по его мерно вздымающейся груди.
- Мы все уходим после ритуала, - тихо проговорила она. - Бывает, надолго, но от этого никуда не деться. Просто так надо. Чтобы научиться слышать. Ощутить единение с душой в призванной птице.
- Это обязательно?
- Конечно, - женщина не поднимая головы кивнула. - Иначе, в ритуале нет смысла. Ты не понимаешь потому, что ты не родился одним из нас. Для тебя это не так важно от того, что не понятно. Мы же принимаем ритуал и путь единения как нечто само собой разумеющееся. Как если бы... - она помолчала, подбирая подходящее сравнение, - как если рожденный у короля и королевы сын когда-нибудь обязательно тоже станет королем.
Одон усмехнулся.
- Может быть станет, а может быть и нет. Его могут убить братья, его отца-короля свергнуть предатели-заговорщики. Да и сам принц может взять и отречься от престола.
- Ты не понимаешь, - вздохнула Лаура, но мужчина не дал ей продолжить. Он повернулся к откинувшейся на подушку женщине и глядя в её насмешливые зелёные с карим глаза произнёс:
- Может быть, я правда не понимаю, как это все важно для вашего народа. Я не один из вас и то, что мне разрешили пройти ритуал, честь для чужака. Ведь теперь у меня появилась возможность обрести дом. Но дело не только в этом. Я просил разрешения пройти ритуал не для единения с народом Крылатых, а для тебя и меня. Я хочу быть с тобой.
Лаура мягко улыбнулась.
- Для этого совсем не нужно было призывать птицу. Я и так была бы с тобой. Среди Крылатых нет запрета на брак с чужаком. Нас слишком мало осталось, и нет больше необходимости беречь истинную кровь народа. Шаман говорит, лучше пусть на трех материках живет как можно больше людей, в крови у которых есть толика нашей силы. Но дело не только в этом, - она коротко хихикнула, поняв, что повторила фразу, только что сказанную мужчиной. - Я люблю тебя и этого достаточно.
- Я не хочу быть чужаком, - покачал головой Одон. - Я хочу быть таким, как ты. Понимать тебя. Понимать мир, в котором ты живешь. И ради этого я готов на любые испытания. Я пойду туда, куда потребуется и буду там столько, сколько нужно, - мужчина осторожно пропустил через пальцы рыжеватые волосы любимой. - Я беспокоюсь о другом. Мое путешествие может затянуться. Неизвестно куда поведет меня мой новый друг, - он коротко усмехнулся, но тут же посерьёзнел. - А что, если тебе надоест ждать и ты выйдешь замуж за другого?
Лаура недоумённо уставились на Одона, затем моргнула и рассмеялась.
- Какой же ты глупый! - выдавила она. Затем взяла мужчину за руку, прижалась губами к тыльной стороне ладони. - Я дождусь тебя, пусть даже этот маленький хитрый канюк будет водить тебя по всем трем материкам. Я буду ждать столько, сколько будет необходимо. И мне никто не нужен, кроме тебя. Понимаешь? Я тебя люблю.
Она вновь поцеловала его руку, а затем прижала к алой горячей щеке.
- После ритуала я шла целый день прежде чем поняла, что слышу, о чем мне хочет сказать моя птица, - она понизила голос до шепота, словно собиралась открыть какую-то тайну. - Мой поползень сказал, что прогулка затянулась и пора бы уже вернуться. В деревне еда лучше, чем в лесу.
Оба тихо рассмеялись над практичностью маленькой птички.
- Как вы слышите голоса своих птиц? - спросил Одон. - На что это похоже?
- Я не знаю, как тебе объяснить, - после недолгой паузы сказала Лаура. - Правда, не знаю. Это нечто сродни внутреннему голосу. Интуиции. Когда понимаешь, что к тебе в голову приходят мысли, которые тебе не принадлежат. - Она помолчала, задумчиво глядя в потолок. - Я очень неумело объяснила, но по-другому не получается... - и обернувшись к мужчине с улыбкой закончила: - Скоро ты сам все поймешь...
Одон шагал на восток, оставив позади обугленную от костра землю. Он не чувствовал опасности и решил не тратить время на ненужную предосторожность. Небо впереди было совсем светлым, а поднявшееся достаточно высоко над горизонтом солнце уже не слепило глаза. Одон подумывал о том, что неплохо было бы перекусить перед тем, как двинуться в путь, но протяжное, почти кошачье мяуканье канюка настойчиво звало его вперед. Мужчина решил, что это может быть добрым знаком, что, возможно, призванная птица нашла способ поговорить с ним и это путешествие наконец-то закончится. Мысль о том, что он скоро вновь увидит Лауру, обнимет её, и, главное, сможет попросить у старосты деревни её руки, отгоняла чувство голода и подгоняла вперед. Одон знал многих женщин, но Лаура из народа Крылатых, была второй в его жизни, которая вызывала в нем не только страсть и желание. Эту женщину он хотел оберегать, рядом с ней ему хотелось просто тихо прожить столько, сколько будет возможно. Мужчина споткнулся о выступавший из земли камень. Лаура была второй. Всего второй или только второй? Как правильно определить, какое место в его жизни занимала эта чудесная женщина? Он любил Лауру, любил, как ему казалось, по-настоящему, искренне, всей душой. Но иногда Одон задумывался о том, что ему действительно могло только казаться.
Этот последний год Одон прожил так, как ему хотелось - в тишине и покое. Крылатые - ныне крохотная деревня в горной долине Тал Флюгел, остатки некогда большого народа, представители которого жили на всех трех материках - приняли его без распросов и подозрений. Поначалу Одон жил в доме старосты, трудом платя за еду и крышу над головой, позже перебрался в дом Лауры и её младшего брата. Работы мужчина не гнушался. В его долгой жизни были разные периоды. Были времена разбоев, налетов, когда непонятная способность предугадывать опасность сделала его банду самой известной и неуловимой на трех материках, а за его голову во всех четырёх королевствах была назначена огромная награда. Были времена власти, когда та же способность поначалу стала причиной его мучительной смерти, а затем поставила на ранг выше остальных шести Мастеров. Мастер Страха, Пробужденный Одон на протяжении трехсот лет был советником Владыки, всегда предупреждая о любой угрозе, хотя очень долго не мог понять, чего именно опасался тот, кто подчинил себе три материка. Владыка погиб, его убил принц королевства Грен Эбен, который выжил в последней битве и триста лет скрывался где-то здесь, в Серых Горах. В тот день, двадцать лет назад, Одон не почувствовал опасности. И когда Мастер Теней Шадан явился во дворец Владыки, потребовал разговора с повелителем наедине, Одону и в голову не пришло возразить. Владыка ненавидел неповиновения. Владыка убит, прошло уже двадцать лет с его смерти, а Мастер Страха, Пробужденный Одон до сих пор не понимал, почему он не почувствовал опасность, грозившую его повелителю. Как не понимал он и того, почему Мастера всё ещё живы. После ритуала Пробуждения Владыка говорил своему новому Мастеру одну фразу. "Ты живешь, пока нужен мне, ты живешь, пока живу я". Пробужденных мог убить только сам Владыка, для простого смертного, сколь бы сильным он ни был, Мастера были неуязвимы. Но они должны были умереть, как только клинок принца Грен Эбен пронзил их повелителя. Мастера не умерли, и очень скоро Владения перешли в новые руки, а на трех материках вновь начались бунты и беспорядки. В день смерти Владыки двадцать лет назад Одон поспешил покинуть дворец в столице бывшего королевства Свазен Шиф прежде, чем опомнившиеся Мастера объявят его повинным в смерти повелителя и решат наказать. В конце концов, именно Одон должен был предугадать произошедшее и спасти Владыку. К тому же, Мастера, среди которых не было ни намека на дружбу, проявляли необычное согласие в одном - ненависти к Мастеру Страха. Одон знал, что задерживаться среди них было опасно и, ведомый даром, не раз спасавшим ему жизнь, он покинул дворец, а затем и город. Потом, в пути, его догоняли новости о том, что он и Мастер Ядов Бриана объявлены предателями, что Мастер Молний Лэй и Мастер Клинка Маркус один за другим покинули столицу Владений, а во главе империи, заручившись поддержкой Мастера Теней и Мастера Войны, встала Мастер Безумия, Пробужденная Ребекка. Началось новое время господства того, что простые люди называли тьмой. Впрочем, за те двадцать лет, что Одон провел в пути, скрываясь от преследования, он все чаще слышал, как народ, называвший время правления Владыки временем тьмы, то, что происходило теперь называет временем безумия. И не раз задумывался, что же из этих двух зол является меньшим.
Подниматься в гору было тяжело, и Одон надеялся, что птица не заставит его карабкаться на какую-нибудь особенно крутую вершину. Он мало знал о птицах, повадки прилетевшего на призыв канюка были ему не известны. Тогда, в хижине, под вибрирующий звук там-тама и стук барабанов Одон думал о душе. Крылатые верят, что птицы - совершенные создания, и помимо людей, среди всего живого только у птиц есть душа. Согласно легенде этого народа, создатели всего сущего наделили людей и птиц возможностью разговаривать друг с другом. Однако, со временем способность эта была утрачена обеими сторонами. Сохранила ее лишь небольшая группы людей, которая обосновалась в долине, окруженной Серыми Горами. Но и они по разным причинам теряли свою силу. И если первые Крылатые легко могли говорить с любой птицей, то их нынешние потомки были ограничены в своих возможностях. Теперь каждый из народа Крылатых мог заговорить только с одной единственной птицей - той, что прилетела на призыв во время специального ритуала. Птица эта становилась спутником человека, часто прилетела к нему, а бывало, жила в его доме. Крылатые верили, что за возможность слышать голос птицы, они отдают ей часть своей души, а взамен получают часть души птицы. Эту особенность Крылатые считали карой своему народу за то, что они не сберегли изначальный дар создателей. Одон думал о том, что к нему на призыв мог никто не прилететь. Даже в годы, когда он был живым человеком, Одон не задумывался о душе. А после смерти и Пробуждения склонен был считать, что если нечто подобное и было у него при жизни, теперь оно безвозвратно утрачено. Однако, когда спустя некоторое время после ритуала он проснулся на их с Лаурой кровати в её доме, на подоконнике съежившись и поджав левую лапу сидела небольшая черно-бурая птица. По острым когтям и загнутому клюву Одон понял, что птица хищная.
- Это канюк, - позже пояснила Лаура. Она принесла Одону обед, памятуя, что сама после ритуала не могла встать с постели почти сутки. Те несколько мгновений во время призыва, когда отделялась, уходила часть души и человек мог ощутить себя призванной птицей, часто приводили в состояние противоречия с самим собой, невозможности осознать, кем он является теперь. Однако, Одон не ощущал в себе какого бы ни было разлада, и если бы не черно-бурый канюк на подоконнике, мужчина решил бы, что ритуал не удался.
- Я не знаю, что рассказать тебе о нем, - задумчиво проговорила Лаура. Она чувствовала досаду от того, что не смогла поведать любимому мужчине о его призванной птице. - Спроси у шамана. Он знает всё о птицах. Он тебе обязательно расскажет.
Канюк уставился на Одона светло-коричневыми глазами, затем развернулся, расправил крылья и, оттолкнувшись от подоконника, исчез из виду. До Одона и Лауры донесся протяжный мяукающий птичий крик.
К полудню стало настолько тепло, что даже немного припекало. Одон шел вперед, на ходу жуя совсем высохший кусок хлеба, и раздумывая, где брать еду, когда будет съеден последний сухарь. Соленое мясо, как мужчина ни старался экономить, закончилось, хлеба же хватит еще на один день. Последний раз человеческое жилье встретилось Одону пять дней назад. Три рядом стоящих домика, огороженные хлипким забором, были владениями одной семьи. В одном из домов жили совсем старые мужчина, женщина и три женщины средних лет, в двух других - супружеские пары с детьми. Как понял Одон, все эти люди были детьми тех стариков; братья и сестры жили в браке между собой. Однако, у старика и старухи родилось только два сына на пятерых дочерей и три женщины оказались не у дел. Как и когда эти люди оказались в горах, Одону было непонятно, возможно, они бежали от хаоса, который пришел на материк вместе с внезапной сменой власти, или же жили здесь так давно, что и не подозревают о смерти Владыки. Чтобы выжить, они вынуждены были постоянно трудиться: ходили за водой к роднику за два километра, пасли в холмах тощих овец, пряли шерсть, заготавливали хворост, как могли ухаживали за скромным огродом. Как позже сказала Одону одна из одиноких жительниц, мужчины в этом крохотном поселение почти ничего не делали. Вся работа лежала на плечах женщин, в особенности тех, которым не достались мужья, и детях-подростках. Дети были заняты тем, что пытались приладить отвалившуюся дверь хлева, когда Одон окликнул их. Он знал, какая будет реакция, но обратить на себя внимание всё-таки было нужно. У него совсем не осталось хлеба, и он рассчитывал разжиться им у этих людей. Дети, как и думал мужчина, побросали свои самодельные орудия, которыми пытались прибить дверь на место, и бросились наутек. Одон спокойно подошел к хлеву, осмотрел масштаб проблемы, а затем приспособления, с помощью которых юные хозяева пытались её решить. Инструменты оказались никудышними, однако, других не было, и Одон, чувствуя на себе полные ужаса, недовольства, любопытства взгляды, принялся за работу. Кто-то из хозяев смотрел на Мастера Страха с неприязнью и враждебностью, однако ощущения опасности не было. Эти люди не могли нести угрозу, слишком сильно они были напуганы. Одон знал людей, понимал их, всегда находил способ получить от них желаемое. До Пробуждения он часто прибегал к хитрости и обману, будучи Мастером - забирал то, что ему было нужно, у трупа. Последние двадцать лет скитаний Одон как мог платил за помощь, в основном платой этой была работа. Сейчас видя, что чужак не пытается навредить их скромному хозяйству, а, напротив, помогает, две женщины посмелее вышли к нему. Узнав о том, что путник им не враг, что он просит хлеба и готов взамен чем-нибудь еще помочь по дому, женщины совсем растерялись. Они никогда не видели добровольно берущегося за работу мужчину, о чем по простоте душевной и поведали Одону. Заставлять его работать женщины так же не рискнули, к тому же, они все-таки боялись чужака и хотели, чтобы он ушел. Несмотря на недовольные взгляды стоящих в стороне мужчин, женщины отплатили за отремонтированную дверь - дали Одону лепешек из грубо молотой муки. Уходя Мастер Страха надеялся, что женщин не поколотят за их доброе сердце, а также на то, что дорога его близится к завершению. Однако канюк настойчивым тягучим криком звал Одона вперед, и спустя пять дней лепешки тоже заканчивались. Даже если путь единения, как называла путешествие в компании птицы Лаура, завершится сегодня, все равно придется вспомнить об охоте, чтобы добыть провизии на обратный путь. Хорошим охотником Одон не был, да и приспособлений для добычи дичи у него с собой не оказалось. К тому же, Мастера Страха канюк завел достаточно далеко в горы, и живность здесь водилась очень мелкая, в основном мыши и что-то вроде тушканчика. Для канюка в самый раз, но для человека совсем не то. Следовало подумать над тем, как добывать пропитание прежде, чем вокруг не останется даже намека на дичь, но никаких соображений не было. Одон взобрался на вершину высокого холма. Дальше начинались сами Серые Горы. Вершины ближайших он ещё мог разглядеть задрав голову, но туманные очертания дальних напоминали пирамиды, которые разрезали поперек. Горные пики упирались в облака, понзали их и уходили выше в небо, недоступные для человеческого глаза. Шагах в десяти от Одона на большом камне сидел его спутник - черно-бурый канюк. Острым клювом он вырывал куски из тушки какого-то мелкого зверька, для удобства прижав добычу лапами. Птица повернула к Одону голову, светлые коричневые птичьи глаза уставились на человека. Мастер Страха замер. Он до сих пор так и не понял, как именно происходит диалог между человеком и птицей. Лаура как могла объяснила, но этого было недостаточно. Канюк, забыв о трапезе, внимательно смотрел на человека, словно ждал от него каких-то действий. Одон не выдержал.
- Чего ты хочешь? - проговорил он. - Что я должен сделать, чтобы тебя понять?
Канюк расправил крылья, раскрыл окровавленный клюв и издав неожиданно громкий, пронзительный крик, спрыгнул с камня, устремился прямо на Одона. Мужчина не отшатнулся, и птица, быстро набрав высоту, взмыла в светлое весеннее небо над его головой. Мастер Страха чувствовал досаду. Ему на мгновение показалось, что его крылатый спутник пытался дать какие-то знаки, понять которые Одон так не сумел. Мужчина подошел к камню. Крови на нем было немного, видимо, добычей хищной птице послужил совсем небольшой зверек. Его выпотрошенная тушка валялась рядом, и Одон носком сапога отпихнул останки в сторону. Под серой окровавленной шкуркой лежал глиняный черепок. Одону показалось, поначалу, что это просто камень, однако взгляд зацепился за остатки узора. Мастер Страха опустился на колено, не опасаясь испачкать пальцы в ещё не совсем высохшей на молодой траве крови грызуна, вытащил из земли находку. Осколок оказался некрупным, скорее всего, раньше он был частью небольшого сосуда, вроде глубокой миски. Одон задумчиво вертел осколок в пальцах. Последнее человеческое жилье он встретил на своем пути больше пяти дней назад. Все это время он главным образом шагал по открытой местности, приближаясь к подножию Серых Гор, и никакого человеческого жилья больше не видел. Даже если предположить, что обитатели трех домиков ходили по окрестностям в поисках пастбищ для своих тощих овец, вряд ли они стали бы забираться так далеко от жилища. К тому же, Одон обратил внимание на остаток узора. Нанесен он был аккуратно, а краска почти не вытерлась. Посуда точно принадлежала кому-то побогаче встреченных Одоном людей. Мужчина перевёл взгляд на камень. Теперь он видел, что тот значительно больше, чем казался издали. Причиной обмана зрения было то, что часть валуна была зарыта в землю. А выступающая его часть заставила мужчину забыть о черепке. Камень был гладким, обтесанным, и скорее всего, являлся частью чего-то единого. Над головой Одона раздалось мяуканье канюка, птичья тень скользнула по Мастеру Страха, камню, и устремилась на восток. Проследив взглядом за тенью, Одон увидел то, на что почему-то до сих пор не обращал внимания. Огибая холм, с северо-запада к подножию ближайшей горы вела широкая дорога. По ней давно не ходили, она порядком заросла, что мешало разглядеть её сразу. По обе стороны от дороги и в нескольких местах на ней, валялись камни, похожие на тот, у которого стоял Одон. Видимо раньше они служили каким-то ориентиром для тех, кто по этой дороге шел. Канюк описал в небе круг, птичья тень вновь на мгновение коснулась Мастера Страха, а затем запрыгала по разбросанным камням.
- Хочешь, чтобы я шел туда, - Одон не спрашивал, и хотя он все еще не овладел способностью слышать голос птицы, намеки понимал прекрасно. - Там начинаются Серые Горы. - Мужчина поднял голову и проследил за парящим в небе канюком. - Но тебе ведь на это плевать, верно, приятель.
Когда на восток стали ложиться тени с запада, Одону удалось подобраться к подножию одной из первых гор. Дорога огибала её и на этот раз просмотреть на большее расстояние было невозможно. Зато, по причине ограниченности дороги непосредственно горами, исчезли камни: по-видимому те, кто когда-то давно прокладывал этот путь, решили, что в ориентирах больше нет необходимости. Заблудиться, сойти с дороги было невозможно даже сейчас, когда она была заброшена и заросла чахлой горной травой. Одона не покидали мысли о том, кто и зачем проложил путь в горы. Дорога была достаточно широкой, значит, по ней не только ходили путники, но и ездили повозки. Куда она могла привести, мужчина не знал. В Серых Горах Одон был лишь один раз, больше трех сотен лет назад, когда Мастера во главе армии Владыки разгромили союзников четырех королевств. Ущелье, где состоялась та памятная битва, было не так далеко от места, где находился Одон, однако, добраться туда напрямую было невозможно, пришлось бы обойти вокруг четыре огромные горы либо карабкаться напролом. Мастеров подобные трудности не беспокоили. Мастер Теней, Пробужденный Шадан умел открывать порталы в любую точку Владений, через которые мог провести сколь угодно много солдат. Они организовали ловушку, в которую угодили воодушевленные победами люди, и перебили всех, кроме сбежавшего принца. С тех пор на протяжении всего времени правления Владыки Одон ни разу не бывал в Серых Горах. А черно-бурый канюк, несмотря на глубокие сумерки, настойчивым мяукающим криком звал его за собой.
- Нет, - отрезал Одон, останавливаясь. - Дальше я пойду только утром. Шататься ночью по горным тропам не самое лучшее занятие. Так что, привал, приятель.
Канюк издал очередной крик - Одон готов был клясться, что слышал в тягучем мяуканье явную злость - описал круг и, на мгновение зависнув в воздухе, скрылся за горной вершиной. Одон нахмурился, в какой-то момент он хотел поддаться птице и пойти вперед, несмотря на надвигающуюся ночь. Затем тихо выругался и стал устраиваться на ночлег.
Гнусавый крик разбудил Мастера Страха, когда небо на востоке подернулось бледным золотистым светом. Едва мужчина открыл глаза, как совсем рядом с его головой что-то шмякнулось. Одон мгновенно оказался на ногах. Ощущения опасности не было, однако в правой руке мужчина держал рукоять кинжала. Он всегда засыпал с оружием в руках. В небе мелькнула тень, пространство пронзил тягучий крик. Одон пригляделся к месту, куда упало нечто, разбудившее его. На траве лежала заячья тушка. Зверек был маленьким, совсем зайчонок. Канюк приземлился на траву, шагах в тридцати от Одона и снизу вверх смотрел на человека.
- Хорошо, что не мышь, - беззлобно хмыкнул Одон и принялся освежевывать тушку. Внутренности и голову Одон бросил птице, канюк без возражений принялся за еду. Чуть позже к нему присоединился и Одон. После жарки мяса осталось совсем немного, но всё-таки это уже был не просто черствый хлеб. Запив завтрак водой из фляги, Одон обратился к своему спутнику:
- Собирайся, нам сегодня обязательно надо дойти.
Канюк, деловито расковыривавший острым клювом заячий череп в стремлении добраться до мозга, поднял голову и, как показалось Мастеру Страха, посмотрел на человека с укором.
- Ничего, еще наловишь, - беспощадно объявил Одон. Он уже собрал свои нехитрые вещи в небольшую сумку, перекинул через плечо отсыревший плащ и бодро зашагал навстречу поднимающемуся над горами солнцу. Птичья тень догнала его почти сразу, а в мяукающем крике Одон почти что расслышал бранные слова, относящиеся к его персоне.
На развалины человек и птица набрели, когда солнце еще не поднялось к точке полудня. Одон заметил руины издалека, хотя на фоне горы они казались её неуклюжим продолжением. Окружала их каменная кладка, некогда бывшая забором. Ворота отсутствовали, и дорога, беспрепятственно миновав ограждение, вела к руинам. Строение пострадало сильно, как ни приглядывался Мастер Страха, он не мог определить, каким именно оно было. Единственное, что не вызывало сомнений - здание было большим. Из основных стен частично уцелели две: южная и восточная. Все, что было внутри, теперь лежало рядом с этими стенами уродливой кучей. Однако, подойдя ближе, Одон понял, что здание разрушено далеко не полностью. Обрушилась его северная часть, южная же была сравнительно целой. Мужчину посетили некоторые догадки. Он походил вокруг, пытаясь найти что-нибудь похожее на вход и вскоре обнаружил дверь. Выходила она к строениям, находящимся чуть в стороне от основного здания и почти не пострадавшим. Одон догадался, что это были здания, предназначенные для хозяйственных нужд, а вход, у которого остановился мужчина, видимо был входом для прислуги. Пробужденный Одон потянул ржавую дверную ручку на себя и дверь со скрипом поддалась. Изнутри пахнуло холодом и мужчина поежился.
- Как считаешь, мне туда надо? - произнёс Одон, обращаясь к устроившемуся на камне канюку. Птица чуть склонила голову, но больше никак своей заинтересованности происходящим не выказала.
- Ну, если ты настаиваешь. - Одон вытащил кинжал и осторожно шагнул в холод полуразрушенного строения. Прошел по пустому помещению, предназначение которого ему было непонятно, а затем оказался в большой просторной кухне. Мастер Страха догадывался, куда его привел призванный крылатый спутник. Это была обитель Эд'о. Здесь на протяжении тысяч лет существования четырех королевств, а затем трехсот лет правления Владыки жили и обучались рейны - женщины-врачевательницы, которые всю свою жизнь посвящали помощи людям. Они знали множество рецептов лекарств, умели вправить перелом и зашить рану, рейны служили при дворах правителей и господ, в больших городах и мелких селениях, были незаменимы в военных походах. Пока Владыка одно за другим захватывал четыре королевства, рейны помогали как солдатам правителей королевств, так и добровольно присягнувшим Владыке людям. Эти женщины не различали своих и чужих, для них существовали лишь те, кто нуждался в их помощи. Обитель была разрушена двадцать лет назад, в день, когда принц королевства Грен Эбен убил Владыку. Разрушения были вызваны рухнувшим порталом, который весьма неумело наладила в обители Мастер Ядов Бриана. Одону не был свидетелем тех событий, но догадывался, если под завалами и погибли рейны, их было не так много, но они оказались самыми везучими. Часть рейн была уничтожена явившимися через портал вместе с Мастером Ядов Отравленными. Оставшихся в живых женщин новая правительница Владений, Пробужденная Ребекка, обвинила в предательстве и пополнила ими ряды своих слуг, Безумных. Одон прошел по разгромленной кухне и вышел в столовую. Помещение было длинным, с высоким потолком, под ногами валялись останки деревянных столов и стульев. Дальше хода не было, внутренняя стена обрушилась, не позволяя Одону проследовать в другие комнаты. Мужчина постоял немного, задумчиво глядя в большое окно столовой, а затем развернулся и направился к выходу. Находиться здесь ему не было тяжело или неприятно. Пробужденный Одон знал, если бы он в тот день оказался в обители рядом со своим повелителем, не пощадил бы ни одну рейну, что посмела предать Владыку. Мастер Безумия Ребекка поступила так, как должна была поступить, и с несчастными врачевательницами, и с ним самим. Убить Мастера мог только сам Владыка, но что изменилось после смерти самого повелителя? Этого Одон не знал, и, несмотря на то, что уже три сотни лет был Пробужденным, проверять, что с ним теперь может сделать другой Мастер ему не хотелось. Правление Владыки закончилось, и каждый теперь был теперь сам за себя. Пробужденной Реббеке Одон ничего не был должен. Четверо из семи Мастеров исчезли, оставшиеся трое управляли империей, Одону было прекрасно известно, почему рядом с Пробужденной Реббекой остались Мастер Теней и Мастер Войны, и как она смогла убедить их помогать ей. У Мастера Безумия были свои способы достижения цели. Эта женщина в своих стремлениях не останавливалась ни перед чем.
"Опасность! Опасность, опасность!"
Едва переступивший порог Одон скорее инстинктивно, чем осознанно прикрыл рукой голову. В следующее мгновение его кто-то с силой толкнул, пытаясь сбить с ног. Попытка увенчалась успехом, Одон потерял равновесие и рухнул на спину, больно ударившись о камни. Он собирался было подняться, но в этот момент ему на грудь навалилось нечто косматое, придавив заодно и правую руку. Тварь яростно визжала и пыталась ударить Одона по лицу лапой, в которой стискивала камень. У нее получилось как раз тогда, когда Мастер Страха высвободил руку и собирался, наконец, отшвырнуть от себя это создание. Била тварь изо всех сил, удар пришелся в лоб, и Одон на какое-то время потерял сознание. Словно откуда-то из другой реальности до него донёсся знакомый протяжный мяукающий крик. Канюк храбро бросился на вновь замахнувшуюся тварь, целясь когтями в спрятанное за грязными спутанными волосами лицо. При этом птица не переставала угрожающе кричать, а тварь яростно вопить. Она отвлеклась от Одона и теперь старалась ударить камнем канюка. Пришедший в себя мужчина попытался столкнуть с себя существо. Тварь взвизгнула и замахнулась для удара. Мастер Страха схватил ее за плечи и отшвырнул в сторону. Канюк тут же кинулся на визжащего врага, не оставляя надежды выклевать глаза. Одон вскочил на ноги. В голове гудело, на лбу, куда пришелся удар, была рана, из которой по переносице текла струйка крови. Мужчина раздраженно вытер её рукавом куртки прежде, чем кровь начнет капать с кончика носа. Его разозлила не кровь, и даже не нападение непонятной твари, а то, что он не почувствовал угрозы, исходившей от этого существа. И если бы не голос, который он услышал за мгновение до нападения...
Он слышал голос.
Канюк продолжал лупить скорчившуюся на камнях тварь крыльями, рвать когтями волосы и одежду. Последний факт несколько отрезвил Одона. Существо, что напало на него, было одето. Это были грязные лохмотья, но всё-таки, если существу, живущему в горах, вдали от людей, хватило ума смастерить одежду, возможно, оно не такое уж дикое. Вновь смахнув ползущую по переносице кровь, Одон сделал шаг к противникам.
- Эй, - Мастер Страха вдруг понял, что не знает, как правильно обратиться к птице, которая - в этом не было сомнений - спасла ему жизнь. - Приятель, оставь его. Отпусти. Прошу тебя.
Канюк зло мяуканул и подчинился. Одон проследил взглядом за тем, как птица описав круг, уселась на дверь в разрушенную обитель.
- Благодарю тебя, - серьезно проговорил он, глядя в светлые коричневые птичьи глаза. Затем посмотрел туда, где на камнях корчилось, подвывая от ужаса и боли непонятное существо. Удивление Одона было безграничным, когда он разглядел в грязном тощем существе со спутанными волосами женщину. Это была обычная женщина, хотя выглядела она ужасно, из-за чего невозможно было определить, сколько ей лет. Судя по всему, она жила здесь, в Серых Горах, давно, долго не видела других людей и одичала. Женщина не сводила с Мастера Страха настороженных голубых глаз с покрасневшими белками. На левом глазу угадывалось мутное бельмо. Тонкими изцарапанными пальцами левой руки женщина продолжала сжимать камень, правой руки у нее не было. Одон коснулся переносицы, обнаружил, что кровь уже не идет, и рискнул пощупать рану. В голове прояснилось, на лбу прощупывалась большая ссадина. Мастер Страха опустился перед женщиной на корточки и, произнес:
- Ты меня понимаешь? Кто ты?
Женщина прижала к тощей груди свой камень и неожиданно выпрямилась. Одон напрягся. Он по-прежнему не ощущал опасности, исходившей от нее, но здравый смысл, наплевав на все его ощущения и отсутствие оных, буквально вопил о том, что нужно быть осторожным. Ситуация нравилась Пробужденному все меньше. Женщина сидела на камне, исподлобья наблюдала за ним своими мутными глазами, а пальцы левой руки продолжали сжимать камень.
- Ты меня понимаешь?
- Мастер.
Голос женщины оказался неожиданно приятным, хотя давала о себе знать хрипотца из-за того, что некоторое время назад она громко и яростно визжала.
- Мастер, - повторила она. А затем продолжила нараспев: - Мастер, мастер, мастер. Мастер своего дела. Может все. Потому, что мастер. А что может мастер без хозяина?
Она вскочила на ноги и принялась бродить по развалинам, словно искала что-то. При этом женщина продолжала бессвязно бормотать:
- Мастер своего дела. А что мастер без хозяина? Выживет ли? Или сдохнет как собака? Мастер как собака. Собака... Псы Владыки. Собаки. Дикая свора без хозяина. Сдохнут ли? Или будут рвать друг друга?
Одону стало совсем не по себе. За двадцать лет скитаний он часто слышал, как люди называли Мастеров псами Владыки и от всей души желали им перегрызть один одному глотки, раз рука хозяина больше не имеет над ними власти. Но услышать подобное от женщины, которая живет в горах и от одиночества помешалась, было слишком даже для Мастера Страха.
- Кто ты такая? - спросил он. - Откуда ты знаешь, что я Мастер?
Женщина вздрогнула, застыла, сгорбившись над каким-то камнем. Потом вдруг выпрямилась и сделала шаг к Одону.
- Мастер! - выплюнула она. - Мастер! Зачем Владыке такой Мастер? Нужен ли? Владыка найдет себе нового Мастера.
- Владыка умер, - сказал Одон.
Женщина запрокинула голову и расхохоталась. Сидящий на двери канюк предостерегающе мяукнул.
- Владыка не умер! Рейны спасали Владыку. Мы всегда спасаем, такая у нас судьба. И Владыку мы тоже спасли. - Женщина вновь дико расхохоталась.
- Так ты рейна? - догадался Одон. - Успела скрыться от мести Мастера Безумия? Впрочем, оно все равно тебя настигло. Ты безумна, старая рейна. Несешь чушь. Владыка мертв.
- Тогда, почему живы Мастера? - насмешливо спросила женщина. - Почему вы все как псы без хозяина? Лаете, воете, кости грызете. Владыка вернется. Рейны спасли его, он жив, он придет. А ты, - рейна сощурила мутные глаза, - ты - верный пес Владыки?
- Ты спятила, - отрезал Одон. Он уже собирался развернуться и направиться обратно, подальше от руин обители Эд'о и этой безумной женщины.
- Финстернис! - крикнула женщина. - Финстернис, шлюха тьмы! Финстернис, Декиза Финстернис, мать нового Владыки! Или Владычицы! - хихикая закончила она.
Одон застыл. Он хорошо помнил Декизу Финстернис. Эта женщина действительно была одной из шлюх Владыки. Тот, хоть и обладал силой, подчинившей три материка, все равно оставался мужчиной и красивые женщины всегда привлекали его внимание. Герцогиня Финстернис была частой гостьей в спальне повелителя.
- Откуда ты знаешь про герцогиню?
Безумная рейна рассмеялась.
- Моя дочь умирает, вы можете снять проклятие Владыки! - тонко пропищала она, пытаясь подражать чьему-то голосу. - Спасите моих детей! Иначе, я всех вас уничтожу!
Последнюю фразу женщина выкрикнула очень громко. Эхо ударилось о камни и метнулось ввысь, попутно повторяя "...чтожу! Ожу! Ожу!..".
- Леди Финстернис хотела снять проклятие Владыки со своих детей? - переспросил Одон. Он знал о проклятии. В семьях присягнувших Владыке людей мог родиться только один ребенок. Смысл этого условия стал понятен Одону только после смерти повелителя. Владыка то ли опасался, то ли просто ненавидел сам факт братских уз. И пал он от руки своего брата.
Женщина кивнула. Затем вновь принялась вышагивать перед мужчиной. Единственную руку, в которой всё ещё был камень, она крепко прижимала к груди.
- И мы ей помогли. Она бы нас всех убила, если бы отказались. Мы привели её к принцу. Он спал. Представь себе, Мастер, он спал три столетия здесь, в обители, и ни один Ослепленный не почувствовал его присутствие. Он был силен духом, но слаб в бою. Потому, что его раньше времени разбудил Владыка.
- Нет, - возразил Мастер Страха, - Владыка явился в обитель после того, как принц Грен Эбен проснулся. Он не мог...
- Принца разбудил не твой Владыка! - рявкнула рейна. - Это сделал тот Владыка, которого мы спасли. Или Владычица, - вновь добавила она.
Одон коснулся лба, как то обычно делают задумавшиеся люди. Ссадина, о которой он уже успел забыть, отозвалась на прикосновение тупой болью. Одон поморщился и сменил жест, потер подбородок.
- Ты хочешь сказать, старуха, что Владыка - это один из детей леди Декизы Финстернис? Так? Это ребенок леди и повелителя?
- А ты умный Мастер, - однорукая рейна довольно оскалилась, демонстрируя гнилые зубы. - Умный Мастер, хороший пес. Может, тебе и достанется кость из рук нового Владыки...
- Не забывайся, старуха, - осадил её Одон, а канюк на двери коротко крикнул. Но на женщину угрозы человека и птицы впечатления не произвели.
- Ей ничего не достанется! Она за все заплатит! - продолжала кричать рейна. - Она получит то, чего заслуживает. Потому, что она предала своего повелителя!
- Кто? - поинтересовался Одон. - Бриана? Реббека?
Рейна не отреагировала. Она упала на колени и принялась водить по земле рукой с зажатым в ней камнем.
- Она заплатит. Все вы заплатите. Убийцы. Чудовища. Мы спасли Владыку, чтобы он наказал вас. Чтобы уничтожил. Отомстил за рейн. Мы спасли детей герцогини. Ее сына... Ее дочь... Спасли...
Одон посмотрел на съежившегося на своем насесте канюка. Птица не нервничала, но не сводила с женщины светлых коричневых глаз. Мужчина кивнул птице и осторожно присел напротив рейна.
- Я помню герцогиню Финстернис. У нее были сын, дочь, а еще она была беременна. Но девочка умирала из-за проклятия, как умер бы и третий ребенок. Леди Финстернис хотела снять проклятие в обители? И вы ответили её к принцу Грен Эбен, которого столько лет скрывали? Проклятие пало, дети выжили? И один из этих двоих - ребенок Владыки? Новый повелитель?
- Так и есть, - отстраненно пробормотала рейна, продолжая водить рукой по земле. - Мы с рейной Лич вытащили из подземелья герцогиню до того, как туда явились Отравленные. Она родила мальчика. И умерла. Мы сбежали из обители вместе с ребенком. Нас не искали, никому в том хаосе не было дела до двух рейн. - Она помолчала, прежде чем прожодолжить. - Я вернулась в подземелье за рейной Вернафт и дочерью герцогини. Я видела растерзанных рейн. Отравленные разрывали их на куски. Все было в крови. И я. На мне была кровь.
Взгляд её стал совсем диким. Рейна принялась судорожно осматривать свои лохмотья, пытаясь рассмотреть оставшуюся на них кровь. Одон опасался, что помутненный разум покажет ей то, чего нет, а как поведет себя обезумевшая рейна, осознав, что она вся в крови, ему проверять не хотелось. Поэтому, мужчина осторожно произнёс:
- Ты нашла рейну и дочь герцогини?
Однорукая замерла, затем кивнула.
- Я нашла рейну Вернафт, и она тоже была мертвой. А девочка выжила. Ее тоже забрала рейна Лич. Она забрала обоих детей к себе домой, в Рощу, чтобы спрятать от Мастеров. Чтобы Владыка вырос и отомстил за рейн. Она и меня хотела забрать, но я не пошла. Я не могу уйти из обители. Кто тогда будет учить молодых служительниц?
Она подняла на Одона свои больные голубые глаза и мужчина увидел в них абсолютную веру женщины в то, о чём она сейчас говорила. Возможно, она сошла с ума, когда увидела, как Отравленные убивали её подруг. Или же рейна стала невольным свидетелем того, как Пробужденная Ребекка превращала выживших и плененных врачевательниц в чудовищ. Так или иначе, все, что говорила эта женщина, было бредом. Слушать ее больше не было смысла. Одон поднялся, ощущая, как кровь возвращается в затекшие от неудобной позы ноги. Канюк смотрел на мужчину светлыми коричневыми глазами.
"Домой".
- Домой, - усмехнулся Одон. - Мы и так долго бродили. Но теперь я наконец-то понимаю, что значит разговаривать с птицей.
Он посмотрел на сидящую на земле женщину. Она должна остаться здесь, нет никакой возможности тащить её с собой к Крылатым. Эта рейна каким-то образом прожила одна, без помощи, без других людей двадцать лет. Справится и дальше. Безумная не обращалась на него внимания, она вернулась к своему занятию - водила единственной рукой с зажатым в ней камнем по земле. Одон развернулся и зашагал по дороге прочь от разрушенной обители Эд'о. Канюк парил над головой, его тень несколько раз на мгновение касалась Мастера Страха. Ему было легко и спокойно, он возвращается домой, к Лауре.
Обезумевшая рейна вскочила и, взвизгнув пронзительно и зло, бросилась на Одона. Она замахнулась, намереваясь ударить мужчину камнем в спину. Одон обернулся, но заставило его это сделать не ощущение опасности, а визг женщины. Канюк сложил крылья, камнем упал на рейну, впился когтями в единственную руку. Женщина выронила камень, а Одон, на которого вдруг волной навалилось ощущение угрозы, исходившей от безумной, удалил её по лицу. Рейна упала на спину, но не осталась лежать, а бросилась к своему камню. Одон успел перехватить обломок. Размахнувшись, он с силой швырнул камень на кучу обломков в разрушенной части обители.
- Чтобы больше не было соблазна меня убить, - бросил он. Но рейна не слушала. Полными ужаса глазами смотрела она на развалины. А затем женщина закричала. Это было так неожиданно и страшно, что Одон отшатнулся. Полный отчаяния вопль подхватил ветер и понес в горы, где его многократно усиливало эхо.
- Замолчи, - прорычал Одон.
Она не отреагировала.
- Замолчи, - мужчина схватил рейну за плечо и встряхнул. - Успокойся!
Безумная рванулась с такой силой, что оставила в руке мужчины кусок ткани, и, не прекращая вопить, бросилась к руинам. Она схватила первый попавшийся камень, поднесла его к глазам и немедленно отшврнула прочь. Затем схватила еще один, и еще. Одон наблюдал за ней и чувствовал, что милосерднее всего сейчас будет прикончить несчастную, прекратить её и так затянувшиеся страдания. Он даже потянулся к кинжалу, но рейна вдруг перестала орать. Продолжая перебирать камни, сорванным от крика голосом она заговорила:
- Убийцы. Убийцы. Убийцы. Владыка вас уничтожит. Владыка вернется. Он отомстит. Убийцы. Вы заплатите. Ваши жизни ничего не значат для него. Он отомстит.
По земле скользнула тень, в небе коротко крикнул её обладатель. Одон убрал руку от кинжала. Пятясь, не сводя глаз с безумной, он сделал несколько шагов. Рейна не реагировала, она была занята поиском своего камня. Мастер Страха развернулся и торопливо зашагал прочь. Все, чего ему сейчас хотелось - оказаться как можно дальше от обители прежде чем стемнеет.
Спускаться вниз легче, чем подниматься в гору и обратный путь занял четырнадцать дней. К тому же, Одон торопился, ему не терпелось обнять Лауру и поговорить со старостой о предстоящей свадьбе. Ему очень хотелось быть рядом с Лаурой, он позволял себе это счастье, хотя понимал, долго продлиться оно не сможет. Лаура будет меняться, стареть, он - нет. Но прежде, чем женщина начнет понимать, что с ее мужем что-то не так, у них будет время. Что произойдет потом, как он будет объяснять женщине, кем он является на самом деле, и будет ли объяснять вообще Одон не думал. Он прожил тридцать два года вором и разбойником, триста - монстром и убийцей, двадцать - бродягой и отшельником. Ему выпала возможность хотя бы несколько лет прожить счастливым и любимым, и мужчина не хотел ее упускать. Он успокаивал ворчащую совесть тем, что не врет Лауре, а просто не говорит всей правды до конца. Совесть язвительно замечала, что женщине, которая всю жизнь прожила в крохотной деревне в долине, окруженной горами, и в голову не придет спросить у понравившегося ей мужчины, не Мастер ли он, но Одон старался не думать об этом. Лаура любила его, рядом с ней отступали мысли даже о безумной красоте еще одной женщины, которую кроме самого Одона видеть мог только Владыка. Женщина из народа Крылатых была второй в жизни Мастера Страха, которую он полюбил. Но важнее было то, что она была первая, кто полюбила его. Этого было достаточно, больше Одону не нужно было ничего.
Весна расцветала всеми возможными для горной долины красками: под ногами наливалась сочной зеленью трава, кое-где встречались блеклые голубые первоцветы, редкие кусты и деревья красовались молодыми листочками. Когда Одон покидал Тал Флюгел, на деревьях не было ещё даже почек. Одон шагал вперед, радуясь, что наконец-то под ногами не бесконечные холмы, а равнина. Накануне канюк вновь убил зайца - на более крупную дичь у птицы не хватило бы сил. Но на этот раз добычей стал достаточно крупный самец. Канюк выследил его в траве, кинулся на него, бил клювом и рвал когтями, стараясь нанести как можно более серьезные травмы, пока Одон не подоспел и не добил раненого зверя. Мяса, по расчетам мужчины, должно было хватить до самой деревни. Знакомые места он заприметил наутро следующего дня, а после полудня на горизонте стал заметен дым. Одон замер. Это был не пожар, в деревне жгли костры. Крылатым нет необходимости разводить костры - в каждом доме была печь, в которой женщины готовили еду. Открытый огонь жители долины Тал Флюгел разжигали только когда кого-то хоронили. Одон бегом бросился вперед. В небе, словно подгоняя, отчаянно кричал его крылатый спутник.
Погребальных костров было пять. Их разводили не в самой деревне, а достаточно далеко в стороне, там, где находилась хижина, в которой проходил ритуал призыва. У костров собралось много людей. Откуда-то раздавался вибрирующий звук шаманского там-тама. Едва Одон подошел к людям, навстречу ему поспешил староста.
- Кровавые, - вместо приветствия проговорил он, отвечая он на невысказанный вопрос в глазах Мастера Страха. - Убили пятерых ребят. Совсем ещё детей.
- Что здесь делали Кровавые? - Одон чувствовал отвращение к самому себе, но ничего не мог поделать. Слова старосты о том, что погибли дети, успокоили его. Лаура была жива. - Что они искали?
- Искали? - вздохнул староста. - Что им здесь искать? Мы что, пираты из Бергспегел, чтобы нас искать? Кровавые просто шли куда-то через горы, а наши ребята оказались на их пути. Сам понимаешь, Кровавые не упускают возможности убить.
Одон прекрасно понимал, даже лучше, чем староста мог бы себе представить. Мастеру Страха не раз доводилось видеть воинов Мастера Войны в действии. Они не были похожими на безвольных Отравленных или Безумных. Созданные Пробужденным Болгором воины были разумны, но мысли их были только об одном - убить как можно больше и, главное, как можно более жестоко. Кровавые питались муками своих жертв, поэтому были лучшими палачами Владений. Но даже в бою, где убивать надо было быстро и много, Кровавые были незаменимы. Мастер Войны создавал Кровавых из самых яростных солдат присягнувшей Владыке человеческой армии, а также из маньяков и убийц, которых ему приводили со всей территории Владений. Сам Пробужденный Болгор был редким садистом, а в битве по жестокости превосходил всех своих Кровавых вместе взятых. От убитых детей вряд ли осталось много; в лучшем случае, Крылатым пришлось складывать на погребальные костры уцелевшие части тел. Староста вновь вздохнул и положил руку на плечо Одона.
- Рад, что ты вернулся. Ты сейчас нужен. Ей нужен.
Мастер Страха застыл. Он обрадовался, что Лаура не пострадала, но ему и в голову не приходило, что страдать женщина может не только от физической боли.
- Томас? - одними губами произнёс Одон и староста просто кивнул. Мастер Страха медленно двинулся сквозь толпу, стараясь никого не задеть, не потревожить. Он увидел Лауру в тот момент, когда женщина обернулась к одной из стоящих рядом, что-то ей говоря. Лаура заметила мужчину, глаза её расширились, и без того бледное лицо стало почти белым. Забыв про говорившую, Лаура бросилась к Одону. Женщина упала в его объятия, прижалась изо всех сил. Мастер Страха обнял любимую.
- Лаура...
Она плакала. Несмотря на то, что в деревне её любили и всячески старались утешить в её горе, Лаура понимала, что после смерти брата, единственного родного человека у нее больше никого не осталось. Раньше она должна была быть сильной для Томаса, которого растила после смерти матери. Теперь ее сила никому не нужна. Но Лаура держалась по привычке, и стоя у погребальных костров, женщина единственная из всех, чьи дети, братья и сестры вместе с дымом отправлялись в последний полет, не проронила ни слезы. Нечеловеческое самообладание оставило её, только сейчас, когда женщина оказалась в руках любимого мужчины. Люди оглядывались было, чтобы понять, что произошло, но тут же отводили взгляд, давая возможность сильной женщине поддаться, наконец, ее горю. Ведь рядом теперь был тот, кто мог разделить с ней это горе.
Одон не знал, что сказать и как утешить женщину. Слова, какими бы искренними они ни были, ничего не значат, когда дело касается смерти. Поэтому, Одон молча держал любимую в объятиях, осторожно гладил рыжеватые волосы и ждал, когда она придет в себя.
- Я хотела, чтобы ты пришел, - прошептала Лаура. Голос ее дрожал от слез. - Я чувствовала, что ты где-то рядом и хотела, чтобы ты поторопился. Ты мне очень нужен.
- Я спешил, - просто ответил Одон. - Но всё-таки не успел. Я должен был быть рядом, тогда ничего бы не произошло.
Лаура сильно сжала пальцами куртку на груди мужчины.
- Ничего бы не изменилось. Мы - ничто перед Пробужденными и их слугами. Они уничтожат любого, кто станет на их пути. Но Томас, он ведь не воин, он не мешал Кровавым. Они убили его просто так, ради забавы.
Она, наконец, подняла на Одона мокрое от слез лицо. Зеленые с карим глаза больше не были насмешливыми. В них поселилась боль.
- Мастера Войны Болгор чудовище. Они все чудовища. Твари. Убийцы. Я ненавижу Мастеров. Будь они все прокляты...
Она не выдержала и вновь разрыдалась. Одон молча прижал женщину к себе. Перед ним догорали пять погребальных костров. Их дым, как верили Крылатые, уносил души умерших к создателям миров, где их теперь ждет вечная свобода и попутные ветра под крыльями. Крылатые ценили жизнь и свободу сильнее всех богатств трех материков. Они верили, что тело - это клетка для души, поэтому не закапывали умерших в землю, а сжигали, тем самым открывая клетку и вместе с дымом погребального костра отпуская душу в вечный свободный полет. Считалось, что туда теперь ушел и зимородок Томас, оставив свою старшую сестру с ним, с Мастером, с одним из тех, кого Лаура ненавидит всей душой.
В сумерках, когда обессиленная, напоенная деревенской травницей успокаивающим отваром Лаура, наконец, уснула, Одон вернулся к пепелищу. Огонь погас, утром люди смогут забрать и похоронить останки. В них больше не было души, она улетела на крыльях призванных птиц к создателям. Все, что осталось, можно теперь закопать в землю. Одон прошел вдоль пяти пепелищ, остановился у камня, с которого, съежившись и поджав лапу, светлыыми коричневыми глазами за ним наблюдал канюк. Рядом с камнем стоял шаман. В зубах старик держал трубку, а на плече его сидела небольшая сова.
- Простые люди любят канюков, - произнёс шаман, когда Одон приблизился. - Появление этой птицы земледельцы считают добрым знаком, означающим хороший урожай. Ведь канюк ловит мышей, которые портят посевы. Это хорошая птица. Я рад, что к тебе прилетел канюк.
- Что мне теперь делать? - проговорил мужчина. Канюк в ответ лишь чуть склонил голову, сова даже не пошевелилась. Шаман вытащил изо рта трубку, с преувеличенным вниманием посмотрел на нее, словно видел впервые, затем чуть дернул свободным плечом.
- Делай то, что считаешь нужным, Мастер Страха.
- Ты ведь давно знаешь, кто я, верно?
- Всегда знал, - просто согласился шаман. Он продолжал теребить в пальцах трубку и внимательно наблюдать за собственными действиями. - Я знаю тебя так давно, что уже должен был забыть. - Он вдруг поднял голову и посмотрел Одону прямо в глаза. - Да, вот, не забывается.
Сова на плече старика ухнула и отвернулась, возможно, почуяв в траве мышь. А может быть, ей просто не хотелось смотреть на Мастера Страха.
- На моих руках слишком много крови, чтобы я сейчас говорил о раскаянии и сожалении, - сказал Одон. Шаман кивнул.
- Ты говоришь, как должен говорить человек вроде тебя. Сожаление и раскаяние ничего не меняют. От них одна польза: если они исходят от души, то в будущем не позволяют совершать зло прошлого.
- Я причинил тебе зло. Почему же ты позволил мне остаться?
- Кто я такой, чтобы запретить Пробужденному? - усмехнулся старик. И добавил серьезно: - Когда ты пришел, первое, что я увидел - твой взгляд. У тебя были усталые глаза, Мастер Страха, ты смертельно утомился от всего того, что происходило с тобой. Я тогда понял, если мы тебя прогоним, ты просто развернешься и уйдешь. Наверное, так и надо было сделать, прогнать тебя вон. Да я не сделал. Пожалел что ли.
Мужчины замолчали. Старик шаман продолжал созерцать трубку в своих руках, Одон наблюдал, как медленно темнеет небо.
- Кровавые пришли сюда не за мной, - заговорил он. - Слуги Мастеров не могут почувствовать других Пробужденных. Только того, кто их создал. Кровавые не могли выследить меня здесь.
Шаман кивнул.
- Я знаю, что они не искали тебя. Иначе не стали бы убивать детей, а разгромили всю деревню, набрали пленных и пытали, пока те не выдали бы им тебя. Нет, ты не несешь угрозы для нашего народа и тебе нечего опасаться. Я не скажу о тебе людям.
- Я тебе благодарен, - серьезно проговорил Одон. - Но теперь уже сам не понимаю, как должен поступить. Лаура сказала, что ненавидит Мастеров. И она имеет право на эту ненависть.
- Вас ненавидят все жители четырех королевств, - хмыкнул старик, а сова поддержала его коротким "у-ух". - Вас семерых и вашего Владыку. Когда он умер двадцать лет назад, все думали, что вы отправитесь гореть в Вечный Огонь за свои злодеяния вслед за ним. А получилось вот так. Владыка мертв, Пробужденные теперь правят Владениями, а их слуги ради забавы убивают детей... - Он вздрогнул, словно осознал, что сказал что-то не то. - Лаура тебя полюбила, Мастер, ей будет плохо, если и ты оставишь её.
Небо стало почти синим. Лишь на востоке еще угадывался голубоватый оттенок. Канюк на своем камне съежился еще сильнее и явно намеревался уснуть прямо здесь.
- Я бы прожил с ней так долго, сколько было бы возможно, - произнёс Одон. - А потом...
- Ты бы ей не сказал, - закончил шаман.
- Я бы ей не сказал, - эхом повторил Одон. - И испортил бы ей жизнь. Лаура не заслуживает такой участи. Я думал о том, что хочу хоть немного побыть счастливым, но едва не лишил счастья её.
- Едва? - старик нахмурился. - Что ты задумал, Мастер?
Одон не ответил. Он думал о том, что сказал шаман немного ранее. "...Пробужденные теперь правят Владениями, а их слуги ради забавы убивают детей". И еще раньше. "Вас ненавидят все жители четырех королевств". А затем в памяти возникла сумасшедшая однорукая рейна у руин обители Эд'о. Что она там кричала своим приятным, хотя и сорванным голосом? "Убийцы. Владыка вас уничтожит. Владыка вернется. Он отомстит". Одон поджал губы. Владыка вернется. Возможно ли это? Рейна спятила, но многое из того, что она сказала, было правдой. Она знала о герцогине Финстернис, знала о ее больной дочери. Могло ли так случиться, что один из детей леди - это наследник Владыки? Новый повелитель? Еще у обители Одон посчитал сказанное бредом, но был один единственный аргумент в пользу того, что сказала рейна. Мастера не умерли так же, как их повелитель, хотя и должны были. Тогда, выходит, все повторяется. Все так, как было триста лет назад. Владыка, против которого выступили два его брата. У леди Финстернис тоже трое детей. Один из них будущий Владыка, значит, двое других в силах с ним справиться. Покончить с ним, и ненавистными людям Мастерами.
- Мастер? Эй, Мастер? Одон? - шаман тронул Одона за плечо, пытаясь привлечь внимание. - Ты что, заснул?
В небе ухнула сова, погруженный в свои мысли, мужчина не заметил, как птица покинула своего хозяина. Ночной хищник отправился на охоту. Пора было отправляться и Одону.
- Ты сказал, люди любят канюков, считают их появление добрым знаком, - Мастер Страха невесело усмехнулся. - Появление Мастера добрым знаком не назовет ни один человек, находящийся в здравом уме. Не знаю, помогать мы будем друг другу, или только помешаем.
- Время покажет, - заметил старик. - Душа этой птицы отозвалась на твой призыв. И, значит, в ней есть что-то, что тебе пригодится. - Старик выбил трубку, а затем сунул её в карман. - Решил уйти?
Одон кивнул. Они вдвоем спустились с холма, и вошли в деревню. Люди еще не спали - почти во всех домах горели свечи - но было тихо. Это из-за похорон, понял Одон. Ему безлюдная улица была сейчас только на руку. Мужчина подошел к дому, в котором жил на протяжении целого года.
- Подожди меня, - попросил Одон шамана. - Я скоро.
В доме Мастер Страха действительно задерживаться не хотел. Слишком силен был соблазн отказаться от своей затеи и остаться. Тихо жить рядом с любимой женщиной, пусть ненадолго, но почувствовать себя счастливым. Чтобы когда-нибудь оставить ее одну. Потому, что он, Мастер Страха, тот, кто и при жизни, и после Пробуждения ничего не боялся, знал заранее, за каким углом подстерегает враг, он струсил, испугался сказать правду. Одон положил в сумку немного еды, а затем спустился в подвал, в котором Лаура хранила овощи, банки с соленьями и прочие припасы. Он расчистил одну из полок, а затем снял её. В стене была аккуратно выдолблена ниша, прикрытая доской. Одон снял доску и вытащил из тайника нечто длинное, завернутое в материю. Он сам год назад сделал этот тайник в стене, чтобы спрятать то, что три столетия и двадцать лет было его единственным спутником. Меч, сделанный Мастером Клинка, Пробужденным Маркусом, оружие, достойное верного слуги Владыки. Одон не стал проверять клинок, он знал, сталь, которую ковал Пробужденный Маркус, не испортят ни годы, ни столетия бездействия. Меч остр, он в любой момент готов пить кровь врагов и противников Одона. Мужчина приладил на место полку, забрал ножны и выбрался из подвала. У двери в их с Лаурой спальню он замер. Она спала крепко, слишком устала за прошедшие сутки, к тому же травница сделала для неё крепкий отвар. Лаура не проснулась от его шагов по дому, и не проснется, даже если он сейчас войдет в комнату, чтобы посмотреть на нее на прощание. Лаура из народа Крылатых была второй, кого Одон полюбил. Она была первая, кто полюбила его. Она была прекрасна, и в красоте её не было безумия. Как не было безумия в их отношениях. Это было нечто совершенно другое, несравнимое с тем, что было до нее. Это было не безумие, это была любовь. Одон твердым шагом вышел из дома. У крыльца стоял шаман, на заборе сидел мрачный нахохлившийся канюк.
- Ты ведь не вернешься, - проговорил шаман. Одон не ответил, но старику ответ и не был нужен. - Не вернешься, знаю. Я пригляжу за Лаурой. И найду, что сказать о твоем уходе. Не переживай, Мастер, я сделаю так, что она все поймет.
Шаман проводил Одона до погребальных костров и хижины, затем протянул руку.
- Ты действительно сделал много зла, Мастер Страха Одон. И действительно искренне раскаялся. А что будет дальше, решать только тебе. Я желаю удачи в том, что ты задумал, потому, что зла ты не замышляешь.
Одон ответил на рукопожатие, кивнул шаману и, бросив прощальный взгляд на редкие огни деревни, развернулся и зашагал прочь. В тёмном небе коротко ухнула сова, ей протяжным заунывным мяуканьем ответил канюк, а затем обе птицы разом замолчали, словно тоже по-своему попрощались навсегда.