Двенадцатого марта мы прочно «зацепились» за Норвегию и пошли в видимости её берегов. В этот же день решили посвятить рейс Калининград-Гамбург-Архангельск XYII съезду профсоюзов. К тому времени комсомольско-молодёжный экипаж коммунистического труда теплохода «Пулково» уже сэкономил на переходе и погрузке 30 часов.
Решение, принятое судкомом и одобренное на следующий день общим собранием, экипаж подкрепил напряжённой работой. И мы не только не растеряли сэкономленного, но увеличили его до двух суток…
Потом был тяжёлый лёд в горле Белого моря и совместная работа с ледоколом «Ленинград», который оставил нас за 52 мили до приёмного буя, убедившись, что дальше управимся сами. Трудно пришлось, но пробились. И все вздохнули облегчённо, когда вахтенный штурман определился в точке на канале. Даже сообщение о постановке на профилактику ледокола «Капитан Мелехов» не особенно огорчило. Мы, по здравому размышлению, рассудили так: сделано всё возможное, чтобы завершить рейс качественно и в оптимальные сроки, но обстоятельства оказались сильнее нас. Надо было ждать.
Это ожидание началось 23 марта в 19 часов с того, что капитан Александр Николаевич Лохов щёлкнул тумблером эхолота, замерил глубину и сказал стармеху Евгению Павловичу Буркову: «Четыре метра. Можно рыбку поудить. А я пойду, отосплюсь всё-таки».
Недолго отдыхал капитан. Да и «деду» не пришлось закинуть удочку. Пришла радиограмма о том, что в Архангельск идёт «Василий Прончищев», которому предложено осуществить нашу проводку до района порта Экономия. Повеселели все на судне. Кто-то побежал в гладильную с костюмом – отпаривать, кто-то сауну заказал электрикам – стали готовиться к встрече с родным портом.
И вот 24-го в четыре часа пятьдесят минут к нам подошёл «Василий Прончищев». Другой и посмеётся в этом месте над сказанным, но, честно, у ледокола был усталый вид, как у человека сделавшего большое, важное дело на пределе сил – он шёл из Арктики, где больше месяца работал с танкером «Кумбыш» и теплоходом «Кандалакшалес».
Надо думать, не в особую радость было новое задание давно не видевшим близких ледокольщикам да ещё буквально на пороге родного дома. Но за дело они взялись основательно: прошлись по каналу, расширили его и в семь часов сорок пять минут взяли нас на короткий буксир. Этому времени соответствует следующая запись в нашем судовом журнале: «Начали движение на буксире. Испытываем сильные удары больших льдин о корпус. Управление ручное. Канал сильно сжат. Вахта усиленная. На баке – старший матрос В.Ф. Попов следит за состоянием буксира».
Уже через час мы отдали буксир, намереваясь двигаться самостоятельно, но в девять часов завязли в окатышах льдин и в десять часов пятнадцать минут снова его завели. Потом эта операция проводилась бессчётное количество раз в течение полутора суток: мы никак не могли наладить с ледоколом синхронную работу, уж больно неодинаковая масса у судов. На полном ходу ледокол разворачивало поперёк канала, и трос скрипел и трещал, грозя разорваться, вывернуть клюз, смять фальшборт. Тогда мы давали задний ход, спрямляли наш тандем и шли дальше, до нового заклинивания в канале.
Однако сил только одного нашего теплохода хватало не больше чем на кабельтов. И снова вахтенный матрос шёл на бак в помощь боцману Анатолию Германовичу Третьякову, чтобы отдать или принять канат с ледокола. Трудно давались даже метры в схваченном морозом, забитом местами до грунта битым льдом канале, по которому вот уже двое суток не проходило ни одно судно.
На судне началось своеобразное, скорее, шутливое соревнование между вахтами за звание «мастер ледовых будней». Но второй помощник капитана Владимир Георгиевич Григорьев, установивший рекорд в 2,6 мили, был явно доволен, когда сам же и перекрыл его, оставив за кормой на следующей вахте 4,3. В другие вахты напряжённейшие усилия двух судов венчали расстояния в милю, полторы. Но сколько бы штурман ни записал в журнал в конце вахты, все эти мили – заслуга, прежде всего, капитана, не сходившего, пока шли во льду, с мостика.
За Чёрной башней, за Мудьюгом, ледокол, которому «надоело» затискиваться поперёк канала, пошёл на эксперимент: взял нас на длинный буксир. Из этого ничего путного не получилось – малейшая несогласованность, и стальной канат лопнул, как гнилая нитка. Точно обидевшись на это, «Василий Прончищев» молча пошёл вперёд один, как потом выяснилось, пробить канал. Но мы-то не знали. Он скрылся в сумерках и тумане, и его долго не было видно. Нам даже грустно стало. Но вот обозначился силуэт этого трудяги – вернулся…
В ночь на двадцать пятое обошли и окололи «Ивана Шадра», освободив его из ледового плена, и к утру достигли Чижовки. Здесь была наша последняя остановка перед решительным броском. К тому времени передали на «Василия Прончищева» распоряжение начальника пароходства С.И. Кузнецова о том, чтобы он занимался только теплоходом «Пулково» и как можно быстрее поставил нас к причалу, где наши 5300 тонн груза уже ожидают вагоны, люди, техника. И если до этого, порой, ещё в курилке или за чаем заходил разговор о том, надо ли было экономить часы и сутки на переходе и погрузке, вообще о целесообразности таких усилий зимой, то теперь стало ясно – надо. Нас ждут. Наш труд, наш груз нужен не когда-то, а сейчас, в данный момент.
«Василий Прончищев» дошёл по каналу до Экономии и, вернувшись, взял нас, как оказалось, в последний раз на короткий буксир. На этом последнем и самом долгом переходе капитан, наконец, нащупал, угадал нужную скорость для «Пулково». Он дал команду на «полный вперёд» и, подумав, сказал старпому Константину Степановичу Братикову: «Пусть в машине убавят на два зубчика». Сам встал к лобовому иллюминатору и не двинулся с места, пока не дошли до Экономии. Команды от него шли почти непрерывно, и матрос на руле Хамат Салихов исполнял их, точно и быстро повторял. На мостике только два их голоса и слышно было. Человек со стороны подумал бы, глядя на это, что двое людей просто беседуют на интересную тему.
И благодаря этой «беседе» «Пулково» шло за «Василием Прончищевым» как нитка за иголкой, и в двадцать часов сорок пять минут надёжно ошвартовалось у причала…
…Вчера ранним утром портовики закончили выгрузку, добавив к нашим двум суткам экономии свои несколько часов. Так завершился этот трудный, но, в общем-то, обычный рейс.
«Правда Севера», 28 марта 1982 года