Без названия

Ли Кязимова
В картинной галерее было много шедевров.

Когда люди медленно плыли вдоль стен, увешанных прекрасными портретами и пейзажами; когда люди останавливались перед пестрыми холстами на минуту, словно переломав хребет времени и застыв в пространстве; когда люди одобрительно кивали и прикрывали глаза в немом восхищении подобранных оттенков, игры света и тени, бликов и фокусов, - я смотрел на тебя.

На гордо поднятую голову с острым подбородком, способным высечь на камне придания старины и напутствия будущим. На тонкие плечи, молочно-белые, словно разлитое по небу молоко Геры, источающие приглушенное сияния далеких холодных звезд. На сомкнутые губы-лепестки, аромат которых тонкой нитью вшивал меня в эти стены - белоснежно-грязные и прохладные. Я смотрел на тебя, забыв о картинах. Забыв о Ван Гоге, забыв об импрессионистах. Забыв о подсолнухах и млечном пути. Забыв обо всем, что волновало до этой самой секунды, когда я увидел тебя и перестал смотреть на кого-то другого в этой картинной галерее.

В груди словно зажегся факел, осветив забытые пещеры тусклым светом. Мне захотелось закрыть глаза, направив взгляд внутрь себя, чтобы посмотреть на те перемены, что произошли со мной за короткий миг. Там - в глубине сознания, в месте, куда всегда было страшно заглядывать долгими вечерами - шелестя крыльями, стая летучих мышей переродилась в бабочек, красных, синих, оранжевых. Они разлетелись ураганом по всему телу, я чувствовал под кожей этот приятный зуд нетерпения. Они царапали меня изнутри своими крыльями-лезвиями, оставляя тонкие шрамы-нити, из которых - я чувствовал это - капля за каплей сочилась желчь и гниль, коими я был переполнен.

Я смотрел на тебя - видел сон наяву. Будто мир превратился в светло-голубой шар, кристально чистый и прозрачный. Будто войны и болезни остались где-то позади. Будто я вновь обрел себя, зацепил крючком свое «Я», которое так давно ускользнуло от меня, оставив в замешательстве, приговорив к вечным поискам истины. Будто ты - манна небесная - благодатным огнем сошла ко мне и я, сидевший у твои ног, ощутил то, что не ощущал еще никогда. Я был счастлив - у твоих ног готов был пролежать сотни веков, охраняя тебя, охраняя твой сон и твое бодрствование.

В картинной галерее ламповый свет оттенял желтым цветом все вокруг. Словно на город опустились сумерки и солнце одаривало землю последними лучами перед своей ежедневной смертью. Вокруг стоял приглушенный галдеж - каждый говорил вполголоса и все голоса сливались смертельный для тишины гул.

В картинной галерее было много шедевров...
...но среди всех шедевров я смотрел на тебя.