Семья, конечно, была неудачной. И очень возможно, что виной тому являлась она сама.
- Действительно, - поверяла Тамара свои беды подружке Людке, - Вадька ведь тоже вначале был нормальным человеком. Работал на автобазе, прилично зарабатывал, получку - только домой.
- И не просто так, а всегда прикупал для сынишки какие-нибудь вкусности. - размышляла Тамара. - Ириски, которые Димка просто обожал и запросто за один присест мог съесть их целый кулек, а потом мучился животом. Или пару-тройку пирожных со сладчайшим, приторным кремом, который ребенок в экстазе размазывал по всему лицу. Ну, а на худой конец несколько булочек с изюмом, которые в тот же день поглощались с вечерним чаем.
- Да, - мечтала Тамара, - именно тогда я была счастлива. Молода, симпатична. (Ой ли? Ну, да, молодые - они всегда симпатичны!) И Вадька был симпатичен. Образован. Как-никак, окончил лесотехнический институт. И не его вина, что подходящей работы для него не нашлось. А что замкнулся в себе, стал угрюм, желчен, злобен - да, я признаю. Тут есть и моя вина. Как приходил он с работы, так я ему покоя не давала. Сделай то, вынеси это, выколоти ковер, прогуляй ребенка, сбегай в магазин. А как он начал жаловаться, грозиться, права качать, так я его осадила. Что я ему сказала? Ну да. Сказала, что, мол, ты, тут на птичьих правах. И не выступай, понял? Квартира моя? Моя. Ты тут прописан? Нет, конечно. Не такая я дура, чтоб тебя прописать. Хоть ты и мой муж. И будешь рыпаться, катись на все четыре стороны. Хоть на ночь глядя. А он, подлец, покатился в пятую сторону. Вверх. К этой сучке Таньке. Ребенка родного бросил! Сволочь! Хотя, зря я на него давила. Ну, да прошлое не воротишь.
- А ведь я тебе говорила! Предупреждала! - злорадствовала Людка. - Помнишь, как тебя застукали на проходной, составили протокол, а Вадька через свого замдиректора тебя выручил? Помнишь, что ты тогда мне говорила? Такого мужа, мол, в век не сыскать. А через полгода выгнала к чертям собачьим. Эх, Томка, хоть и подруга ты мне, а скажу тебе прямо. Не по-человечески ты с ним поступила, не по-людски. Хотя Танька та еще тварь. Через нее ведь Вадька помер.
- Эх, да что там, подружка, прошлое ведь не вернешь. Давай, Людка, наливай. Помянем Вадьку. А Таньке пожелаю, чтоб натурально сдохла. Змея подколодная.
Тамара была некрасивой, плотненькой, невысокой брюнеткой с нездоровым, покрытым белесыми пятнами лицом. Работала она на мясокомбинате, кстати, вместе с упомянутой Людой и, как все ее товарки, подворовывала, не находя в этом ничего зазорного, а наоборот, похваляясь, что так ловко устроилась.
- А что, я хуже других?
Техника выноса была проста. Мясо нарезалось тонкими широкими кусками, толщиной в три сантиметра, заворачивалось в несколько слоев полиэтиленовой пленки и привязывалось к спине, благо часть эта у нее была широкой и ровной, как африканская саванна. Если же, положим, речь шла о копченой колбасе, то этот вкусный, дефицитный продукт также заворачивался в пленку и прикреплялся к животу, то есть, верхняя часть колбасы подвязывалась за вырез лифа, а нижняя часть ее свободно болталась, неприятно щекоча пупок. Работники отлично знали, что зарываться не надо, а начальник цеха смотрел на шалости работниц сквозь пальцы - жить-есть-то надо.
Тамара родилась в небольшой деревеньке, вплотную примыкающей к разросшему крупному городу, к его промышленному району, на радость жителям, поскольку эта близость оборачивалась немалыми преимуществами. В частности, как-то стихийно возник небольшой рынок, на котором селяне продавали излишки продуктов, от пучка редиски до забитых курей и кроликов. Конечно, поначалу начальство пыталось этому возмутительному беспределу воспрепятствовать, однако, как, впрочем, всегда, махнуло рукой и следило лишь за тем, чтобы на самом рынке и в окрестностях наличествовал кой-какой порядок. Чтоб народец не напивался и не шалил. Чтоб рынок не превратился в барахолку. Одним из зачинателей-основателей рынка являлся как-раз родной отец Тамары, по происхождению украинец из Ровенской области, проходивший службу в тех краях да так там и осевший. Обладающий невероятной хваткой и природной жадностью, хохол работал механизатором в колхозе, а после работы с остервенением обрабатывал приусадебный участок, принуждая домашних следовать своему примеру. Между тем, город потихоньку рос, расширялся. все ближе и ближе подступая к колхозу. Следствием оказалось то, что молодежь потихоньку отказывалась идти в доярки и механизаторы, предпочитая постоянную работу на заводе, где, особо не напрягаясь, можно было заработать вдвое, а то и втрое больше. Наконец, дело кончилось тем, что колхозу отвели новые земли, а львиная доля прилегающей к городу территории отошла к заводу. К счастью для молодых и к несчастью для пожилых, заводом был прихвачен самостиймый базар, а также несколько десятков домов вместе с наделами, а потому через год семья получила трехкомнатную квартиру. Аккурат к смерти давно болевшей матери. Событие это стало как бы переломным в их жизни. Оторвавшись от родной земли и лишившись жены, глава семьи запил и через пару лет благополучно угодил в психдиспансер, откуда уже не вышел. Старший брат Тамары ушел в армию, да так в ней и остался, так что к окончанию школы Тамара оказалась в трехкомнатной благоустроенной квартире одна-одинешенька. Потом была работа на мясокомбинате, случайная встреча с Вадькой, свадьба, сынишка Димка, а потом развод и скоропостижная смерть бывшего мужа. Однако, свято место пусто не бывает.
- Прикинь, да ведь он настоящий богатырь! Не в пример Вадьке! Силища в нем немеряная.
- Не знаю, не знаю, - возражала Людка, - плохо то, что сидел...
- Да у нас полстраны сидело! Возьми наших соседей. Михаил Петрович сидел? Сидел! Витька с первого этажа сидел? Сидел!
- Это да. - соглашалась Людка. - Плохо то, что в Толе есть что-то звериное. Как будто в нем затаился какой-то хищник. Волк.
- Ну, ты чудная. Это ж оттого, что глаза у него близко посажены, вот и все. А так - мировой парень. А знаешь, как много зарабатывает? Знаешь, какое кольцо мне подарил? Вот смотри. Золотое, с рубином.
- А ну дай взглянуть. Классно. Ну, так дальнобойщики всегда хорошо зарабатывали. Да, еще плохо, что будет много отсутствовать.
- Да ты что! Да разве это плохо?
Тут подруги рассмеялись и принялись вспоминать совместные посиделки.
А через пару недель, без свадьбы и торжеств, Толя перехал к Тамаре. Впрочем, сабантуйчик все же был. Людка с мужем были в гостях у Тамары, а Толя первым поднял стакан с тостом:
- Чтоб на пересылке базара не было.
Муж Людки, попробовал, было, возразить, но под свирепым взглядом Толи притих и весь вечер сидел овечкой.
- Ну, как, Томка?
- Ой, Людка, прям не знаю. И хорошо, и плохо.
- Чо, бьет?
- Бить не бьет, но чуть не то сделаю, так посмотрит, аж мороз по коже идет. Хорошо, что на неделе всего пару-тройку дней дома, остальное время в поездке. А еще молчит. Всю дорогу молчит. Спросишь чего - сопит. Я уж научилась распознавать, когда он положительно сопит, когда отрицательно. Так что мне и поговорить не с кем.
- А как он с Димкой?
- А никак. Тот к нему сначал полез, начал ластиться, а Толя как посмотрит на него, так Дима тут же в слезы.
- А ты?
- А что я? Просто ребенка увела и все.
- Ну, ты будь с ним поосторожней...
- Пусть только попробует права качать. Пойдет вслед за Вадькой.
- К Таньке, что ли?
- Да мне плевать, куда. Я вообще говорю.
Но "вообще" как раз не получилось. В тот день Толя пришел сильно выпивши и с порога спросил чего-нибудь поесть.
- Да поживее.
- А дома ничего нет. У меня Димка заболел.
- Мне плевать на твоего выродка. Поди сваргань чего пожевать.
Тамара вспыхнула.
- Ты не смеешь так отзываться о моем ребенке! Забирай свои вещи и проваливай! И чтоб духу твоего здесь больше не было!
- Духа моего? - вкрадчиво отозвался Толя и неожиданно ударил кулаком жену в лицо.
Удар был очень сильный. Тамару отбросило к стенке, столкнувшись с которой, женщина сползла на пол и дикими, круглыми от ужаса глазами уставилась на мужа. А Толя степенно подошел к ней, как котенка, поднял ее за шкирку и, дыша в лицо вонючим перегаром, прошипел.
- Слушай и запоминай, тварь. Здесь я хозяин. И все здесь должны ходить передо мной на цырлах. А посмеешь перечить - зарежу и тебя, и твоего ублюдка. Посмеешь в милицию заявить, будет еще хуже. Обоих на куски порежу. Сначал его, чтоб ты видела, потом тебя.
Тамара безоговорочно поверила, что да, что этот мерзавец прирежет и ее и Димку и не вздрогнет.
- А потому, - промелькнуло в голове, - надо его слушать. Во всем. И Димку предупредить. А потом... Потом можно дождаться удобного случая и свести с ним счеты. Раз и навсегда. Но не сейчас. Потом.
Она с трудом встала и, волоча ушибленную ногу, поплелась на кухню.
После этого, как выражался Киплинг, "В джунгли пришел страх". Когда раздавался стук в дверь (хотя ключи от квартиры у Толи были, он все равно предпочитал стучать в дверь - громко, требовательно, по-хозяйски), у Тамары от страха душа сей же час перелетала в пятки. На негнущихся, ватных ногах женщина открывала дверь и с надеждой принюхивалась - выпил или нет? Если Толя был трезв, Тамара с облегчением вздыхала - трезвый муж был хоть и грозен, но не столь жесток, как в пьяном виде. Иногда даже неуклюже шутил:
- Что, не ждала? Никак, с хахалем забавлялась? Посмотреть, под кроватью, а? Ха-ха-ха. Ладно, милая, дай пожрать.
И, входя в привычный режим, хмуро добавлял.
- Да поживее.
Впрочем, были у него некоторые положительные стороны, правда, сомнительного качества, опять-таки проистекавшие из его же характера. Когда через год Тамара забеременела и ходила раскорякой, во дворе какая-то шпана, находясь. как говорится, в неадекватном состоянии, стала над ней измываться, да так, что бедная женщина зашла домой вся в слезах. Толя был дома и немедленно выяснил случившееся, после чего надел куртку, хотя на улице было тепло и вышел, оставив дверь открытой. Через минут десять Толя заявился обратно, держа за уши двух наиболее изгалявшихся над ней обидчиков. Зрелище. конечно, было еще то. Он подошел к Тамаре и приказал хулиганам встать перед ней на колени и просить извинения, сопровождая слова нехилыми тумаками.
- Ну, а теперь повторяйте то, что я приказал.
Размазывая кровь, сопли и слезы по лицу, гопники синхронно выдали.
- Я - конченая гнида. Мое место на параше.
Толя снова взял их за уши, препропроводил к выходу и мощными бросками вышвырнул по лестнице вниз, после чего вернулся домой, как ни в чем ни бывало взял из холодильника бутылку пива и развалился на диване. Тамара не знала, что и подумать. С одной стороны, ей бы хотелось, чтобы шпана, например, искалечила Толю, а с другой стороны, ее распирало чувство удовлетворенной мести. Кроме того, как только Толя узнал, что она беременна, ни разу на нее руки не поднял. Бывало, сердился, хмурился, выговаривал - да. Но ни разу не бил.
- Может, уже все, а? Может, исправился? Привык?
Действительно, рождение сына Толя по-своему отпраздновал, пригласив своего напарника с подругой, а Тамаре предложив пригласить Людку с мужем. На вечеринке муж никаких экстравагантных тостов не говорил, был в меру дружелюбен и сильно не пил. Прошедшая метаморфоза не осталась незамеченной.
- Томка, да он у тебя стал шелковым. А ну, колись, как тебе это удалось?
После рождения сына Толя стал меньше пить, больше работать и каким-то непонятным образом больше бывать дома. Причиной послужила огромная любовь отца к маленькому сыну.
- Он ни в чем не должен нуждаться, усекла? Если что надо - скажи.
Зато Димка воспринял рождение сводного брата в штыки.
- Мама, ну зачем он нам, а? Ведь вырастет, станет таким же, как дядя Толя.
- Молчи, сынок. Ради бога, молчи и не вздумай так при нем говорить.
- Да что я, дурак, что ли?
- Ты не дурак, сынок, но вот язык у тебя длинный.
- Ну, мама...
Худо-бедно прошло три года. Толя мало изменился. По-прежнему тиранил семью, хотя Тамару больше не бил. Женщина прочно усвоила уроки и прекрасно знала, как себя вести, дабы не допустить трепки. По-прежнему Димка боялся "злого дядю" и недолюбливал сводного брата Юрку, который поглощал львиную долю маминого времени, да еще при каждом случае ему приходилось бегать в магазин. То за продуктами, то к знакомой продавщице за водкой и пивом для Толи, то за чем-нибудь еще. Так бы и жили они, но судьба-насмешница рассудила иначе. Стечение обстоятельств вызвало целую цепочку событий, приведших к несчастному случаю.
В тот злосчастный день погода была отвратительной. Было ветрено, холодно, шел мокрый снег. Накануне вечером Толе позвонил напарник и сообщил об отмене рейса. Именно из-за неблагоприятного прогноза погоды. Димка малость приболел и остался дома, а Тамара, воспользовалась присутствием мужа и отправилась в поликлинику по своим женским делам, хотя страсть как не любила оставлять старшего сынишку с мужем. Таким образом, Толя остался дома с детьми и, как всякий мужик в подобной ситуации, включил телевизор, взял из холодильника банку пива и уселся на любимый диван (который носил название "мой лучший друг"). Предоставленный сам себе Юрка, разумеется, тотчас же устремился в соседнюю комнату, к старшему брату. Весьма довольный таким ходом событий Толя прошел на кухню и принялся накрывать на стол. И тут из Димкиной комнаты раздался истошный крик. Сразу же распознав голос сына, Толя стремглав ринулся туда и увидел бьющегося в истерике сына.
- Юрка, сынок, что с тобой?
Толя раздвинул ладони сынишки и похолодел от страха. Ладони и весь левый глаз были в крови, а сам ребенок буквально трясся от рыданий. Толя, много повидавший подобных травм в местах заключения, молниеносно сориентировался. Буквально за несколько секунд он сорвал с вешалки куртку, укутал ребенка, подхватил его на руки и бегом спустился во двор, а потом и на улицу. Там он встал на мостовую и властным жестом остановил первую же машину.
- Браток, с ребенком плохо, жми в "скорую".
Водитель, естественно, заметил наколки на руках попутчика, а потому молча и грамотно довел машину до ворот "скорой".
- Удачи, братан.
К счастью, приемная была пуста. Ребенка сразу же отвезли в операционную, а Толе посоветовали сидеть и ждать. Натурально, отец не мог ни минуты высидеть и у входа в больницу за полтора часа выкурил полпачки сигарет. Наконец, его вызвали к доктору, типичному "Айболиту", - седобородому, бровастому и очкастому человечку со стетоскопом на груди.
- Голубчик, это ваш сын? Ага. Что ж вы так, а? Не уследили за ребенком, ох, не уследили. У малыша... Кстати, как его?
- Юра.
- Ага, а вас?
- Толя.
- Значит так, голубчик Толя. У ребенка проникающая травма глаза. Вы представляете, что это? Не представляете? Так вот. Это - когда травма наносится острым предметом. Например, ручкой. Карандашом. Гвоздем. Иголкой. Я не знаю, что за острый предмет попал в глаз ребенка. Но зато я точно знаю, что вы сделали совершенно правильно, что сразу же доставили его в больницу. У Юрочки налицо обширное кровоизлияние, повреждение роговицы и отслоение сетчатки. Во избежание повреждения второго глаза мы ему удалили хрусталик...
- Как? Он что, этим глазом видеть не будет?
- Ну, зачем же сразу так. Когда глазные органы восстановятся, тогда мы подумаем о трансплантации нового хрусталика.
Далее доктор читал лекцию своему стетоскопу, а в мозгу у Толика сверлила единственная мысль.
- Юрка! Мой сын! Остался без глаза!
Сразу же в голову пришла та безобразная камерная сцена, когда одного проворовавшегося шныря приговорили к лишению глаза, завернули руки за спину, заткнули рот тряпкой и Пашка-Цыган схватил его за волосы, откинул голову назад так, что шейные позвонки хрустнули и вонзил грязный указательный палец ему в глаз и вырвал его. Шнырь тогда дико мычал и извивался, но на удивление быстро отошел и даже через пару часов съел свою порцию баланды. Зато потом он же лежал месяц в тюремной больнице и чуть не лишился второго глаза.
- Прикинь, - делился шнырь опытом, - ежели один глаз вырвать, то второй тоже умрет. А мне повезло. Лепила с самого начала контакты перерезал, а потому второму глазу и невдомек было, что с первым случилось. Вот и выжил.
Эта картина молнией пронеслась у Толи в голове. Уже не слушая, что говорит доктор, он развернулся и пошел домой.
- Димка! Это все Димка виноват, гаденыш. У, как я его ненавижу. Прирежу к такой-растакой матери. Или нет. Лучше будет, если у гаденыша тоже не будет глаза. Ништяк. Око за око, зуб за зуб.
Толя сел на попутный автобус и через десять минут был дома. Дверь была приоткрыта - такой, какой он ее оставил. Заперев дверь, Толя прошел в Димкину спальню. Мальчик лежал, зарывшись в одеяло, лицом к стене. Толя тяжелыми шагами подошел к кровати, сорвал одеяло и схватил огромной, как лопата, ручищей, его шею.
- Говори, сучонок, как все было. Говори, не то задушу.
Мальчик задергался, но промолчал. Толя сжал шею еще сильнее.
- Последний раз спрашиваю.
- Отпустите, скажу, - прохрипел мальчик.
- Ну? Говори, да поживее.
- Юрка хотел забраться на мою постель, а у меня в руке была ручка и...
- И ты ручкой ткнул ему в глаз.
- Нет! Это было не так! Я хотел его оттолкнуть... Я не хотел, чтобы он заразился...
- Где ручка. Эта, что ли?
Толя отпустил шею ребенка, завел его ручонки за спину, окутал его одеялом и зажал коленом. После этого он схватил Диму за волосы.
- Ну, сучонок, получай!
И мерзавец с силой ткнул ручку мальчику в глаз. Дима истошно закричал, а изверг напоследок вышвырнул ребенка на пол, повернулся и вышел из комнаты. Крики смолкли - Димка лежал на полу без сознания.
А тем временем Толя открыл холодильник, вынул початую бутылку водки и сделал несколько глотков прямо из горла, после чего сунул бутылку в карман куртки, достал из книжного шкафа третий том Лермонтова, вынул заначенные в нем деньги и вышел, оставив дверь настежь открытой.
Впоследствие компетентными органами было установлено, что Толя побывал по меньшей мере в семи злачных местах, в каждом из которых выпил несколько стопок водки. В последнем кабаке он встретил шапочных знакомых, с которыми распил несколько бутылок водки, после чего с одним из компании повздорил. На заднем дворе заведения, куда все они вышли на разборку, нашли многочисленные следы крови и труп Толи - матерый уголовник дорого продал свою жизнь. Следствие особо не заморачивалось, тем более жена убитого и слышать о нем не хотела и даже отказалась забрать тело и хоронить.
- Век благодарить буду его убивца. Свечку поставлю за то, что нас от этого ирода избавил.
Следователи - обычные люди. Узнав предысторию преступления, ведуший дело следователь невольно подумал.
- Око за око, зуб за зуб. Ведь есть же справедливость, есть высший суд.
Скорую вызвала соседка сверху. Ей показалось странным, что дверь была открыта, а на стук никто не отзывался. Она же первая обнаружила лежащего на полу Димку. Моментально сориентировавшись, соседка вызвала "скорую" и связалась с Тамарой. Дежуривший старичок был немало удивлен столь странным совпадением, хотя дело свое сделал на славу.
А Дима и Юрка пролежали в больнице два месяца. "Айболит", как и обещал, вставил им новые хрусталики. Разумеется, зрение у обоих значительно ухудшилось, но вполне приемлимо. особенно, имея в виду, что внешне никаких признаков травмы не было. В виде бонуса бедная женщина - имеется в виду Тамара - получила крепкую дружбу братьев. Общая беда, знаете ли, сближает.
- Ой, Томка, как я тебе завидую, - жаловалась Людка, - наконец-то ты от этого зверя избавилась. Да что за племя эти мужики, а? Такого зануду, как Сашка, поискать надо. Обед пересолен, обед жирный, обед кислый, мало картошки, много лука, рубашка не глажена, посуда грязная... Надоел он мне, аж в печенках сидит. Не зарабатывал бы приличные деньги - дала бы от ворот поворот. Ну, будем. Есть на свете справедливость, Томка. Око за око, зуб за зуб. Давай, выпьем, подружка.