Редкими осенними вечерами, кутаясь в халат, старый граф выходил из дома. Осторожно ступая на стылую дорожку, проходил по аллее, спускался к реке. На высоком берегу останавливался и долго смотрел безучастными глазами в седую даль.
Как-то, по осени, когда заблестели по утрам, схваченные морозцем улицы, к усадьбе подкатил четырехместный экипаж. Из него легко выскочила белокурая женщина, торопясь, вбежала в дом - кинулась по залам.
- Папка!Папка!..
Старик шел торопливо семеня ногами.....Они встретились по середине парадного зала. - Папка! Папка!- она прижалась к его груди.
- Ну,ну,- гладил он ее белыми, вздрагивающими пальцами.
- Я проездом па-па, как ты живешь!?
- Ничего, слава Богу, живу,-дергая кадыком, твердил старик.
_Хорошо живу, доченька.
- Я проездом, мне надо ехать...
Они еще постояли на крыльце, разглядывая друг друга.
- Как муж, дети?, - спрашивал старик
- Работает секретарем.
-Если, когда надумаешь, всегда ждем.Приезжай.
- Трудно менять место, граф прижал ее, дыша в воротник.
- Эх прощай, родимая,-вздохнул слуга Степан, глядя как в дали,
на бледном небе улетала, растворялась углом стая птиц...
Она уехала, а в комнате еще долго оставался тонкий запах французских духов.
Чтобы занять себя делом, Степан пошел за дровами. Принес целую охапку . Кинул на жестянку возле камелька.
- Евдокия померла,- проговорил он,
Потоптался и вышел.
"Кто такая"-служанка наверное " подумал граф.
Он велел Степану подать тулуп и, натянув валенки, направился не спеша в нижнюю часть сада.
"Это мамки, няньки создали службы плача. А тут два слова "Евдокия, померла,"
Словно, вон та, даль пропела. Как листок, вспорхнул и опустился." Он постоял,
щуря глаза, и пошел не торопясь, по тропинке. Задержался возле куста крыжовника. Его колючие веточки торчали в разные стороны. Тоненький ледок первой оттепели, блестел обнимая кожицу. Два сухих листочка держались у самой земли, дрожали под невидимым ветерком. Возле кустика по снегу - мелкая вязь птичьих следов.
Они долго сидели на лавках под трепетом пламени камелька. Степан, не выдержав, помешивая клюкой угольки, первый спросил:
-А что, Петр Алексеевич, не пора ли и нам на покой?
Граф, разглаживая постель,отрешаясь с легкостью думал о бездонном черном, бесконечном......."
*