БАННИК
Последний рейсовый автобус высадил меня на большаке, и я, сжимая в руке дорожную сумку, направился по, омытой первыми осенними дождями, дороге в сторону села, где я намеревался провести свой отпуск.
По сторонам тянулись убранные, чернеющие под темным небом поля. Деревья, которые попадали в поле моего зрения, начинали желтеть, и понемногу терять свои разноцветные листья. Над крышами домов клубился дым, а в воздух был влажным и пах жженой травой.
Знакомая изба встретила меня светящимися окнами комнаты.
Первый раз я оказался в деревне осенью, и, поэтому сейчас внимательно искал различия в привычном пейзаже, который я привык видеть в июле или августе.
Трава на проулке пожухла, а яблоня, за забором палисадника выглядела понурой от того, что потеряла большую часть своих листьев и плодов. Зато рядом с деревцем пестрели разноцветные поздние цветы.
Поднявшись на крыльцо, я постучал в ближайшее окно, и терпеливо принялся ожидать появления хозяйки дома.
Минуты через две до моего слуха донесся звук открывающейся в сенях двери. Затем знакомые шаркающие шаги, проследовали до входной двери, после чего, последовал вопрос: - Ктой – то?
- Бабушка Маруся, это я, Артем. Ваш постоялец, - ответил я.
- Батюшки, Артемка, - запричитала хозяйка, торопливо отпирая засов.
- Здравствуйте, вам, - улыбнулся я, когда дверь, наконец, отворилась.
- Проходи, проходи, давай. В комнату ступай, - махнула старушка рукой в нужном направлении.
Оставив сумку у порога, я разулся, и пройдя вперед, присел на диван.
- А я уж, грешным делом, решила, что позабыл ты меня, - появилась в комнате бабушка Маруся: - Сентябрь уж на дворе, а ты все не едешь, да не едешь. Раньше все по жаре наезжал.
- На работе трудности возникли. Вот график отпусков и сдвинули, - объяснил я.
- А может, то и к лучшему, - старушка присела на край кровати. Я машинально отметил про себя, что она до моего появления возилась с какой-то пряжей и нитками: - По осени-то грибов в лесах больше. Ты же у нас знатный грибник.
- Это точно, - согласно кивнул я в ответ: - Бабушка Маруся, а вы баньку сегодня не топили? Ополоснуться бы с дороги не мешало.
- Баньку-то? - протянула хозяйка, покосившись в сторону окна.
- Ну, ни чего, - по-своему понял я ее замешательство: - В тазике воды нагрею. Ни чего страшного.
- Да, баня-то топлена, - как бы нехотя призналась бабушка Маруся.
- Замечательно. Тогда я помоюсь, а потом мы с вами повечерничаем. Поговорим за чайком, - оптимистично предложил я дальнейший план действий.
- Четвертым паром пойдешь ведь, - предупредила меня старушка.
- И, что? – впал я в ступор.
- У Грапы дымоход в бане засорился, а к ней дочка с внучкой пожаловали. Вот они и напросилися ко мне в баню. Суббота же нонче. Первой Грапа сходила, за ней остальные отправились. Ну, а я уж под конец в баню пошла, - рассказала мне бабушка Маруся: - Вот и выходит, что тебе четвертым выпадет в баньку-то отправляться.
- А нельзя так? – уточнил я.
- Я ж баньку, когда топила, у банника только о трех парах просила. О том, что ты приедешь не ведала. Ну, да, поди, не осерчает он. Гость ты у нас дорогой. Ждем мы тебя всегда с дорогой душой. А как банника задобрить, научу я тебя, - хозяйка поднялась с кровати.
- А про банника поподробнее не расскажете? – попросил я, глядя, как старушка направляется к выходу.
- А как же не сказать. Все скажу. Вот вернешься из баньки, и обо всем узнаешь. Покуда мыться будешь, я на стол накрою, - на ходу ответила мне бабушка Маруся: - Бери белье сменное, да ступай за мной.
Мне ни чего не оставалось, как послушно следовать указаниям хозяйки.
Минут через десять мы стояли у крыльца. Вручив мне большой таз и новый березовый веник, старушка напутствовала меня: - Вот это поставишь на полок, да громко скажешь: «Банник, за откуп четвертого пара тебе веник да лохань оставляю». Не забудь, смотри.
- Не забуду. Спасибо вам, - поблагодарил я хозяйку, и устроив в тазу чистое белье с полотенцем, направился в сторону огорода, где располагалась баня.
Первым делом, оказавшись в моечной, я водрузил на полку банные принадлежности, и слово в слово произнес речь, адресованную неведомому мне баннику. После этого я набрал в таз воду, и с чистой совестью приступил к помывке.
Как только я намылился, до моего слуха донесся приглушенный старческий то ли кашель, то ли смешок.
- Кто здесь? – обернулся я, и часто моргая от попавшей в глаза пены, осмотрел пространство вокруг себя.
На мгновенье мне показалось, что в темном углу, за печной кладкой я разглядел лицо старика с длинной бородой, на которой налипли березовые листья от веника. Однако виденье исчезло так же быстро, как и появилось. В бане установилась полная тишина.
Схватив таз, я поднял его над головой, вылили мыльную воду на себя, и чуть не закричал от неприятного ощущения. Вода в тазике оказалась такой ледяной, будто ее только что набрали из колодца. Это обстоятельство было тем удивительнее, что секунду назад я мылся этой самой водой, и от нее исходил жаркий пар.
Повторно набрав из чана горячей воды, и разбавив ее холодной, я наспех смыл с себя остатки пены, и поспешил покинуть баню.
Бабушка Маруся встретила меня у крыльца. Она нервно прохаживалась взад-вперед, и поглядывала в сторону огорода.
- С легким паром. Как помылся? Банник не хулиганил? – торопливой скороговоркой, произнесла старушка, едва я приблизился к ней.
- Спасибо, - кивнул я: - Давайте зайдем в избу. Там и поговорим.
- Идем, идем, - согласилась со мной бабушка Маруся.
Вновь оказавшись в комнате, я принялся растирать голову полотенцем, направляясь к дивану.
- Это еще что? – удивленно поинтересовался я, опустив глаза вниз, как только почувствовал, что моя нога угодила во что-то мокрое.
- Вот, ведь, разыгрались окаянные, - недовольно пробубнила старушка, доставая из чулана швабру: - Чуть не досмотришь, а они тут, как тут.
- Это банник сделал? – попытался догадаться я.
- Мокруха, это, негодница. К пряже прибегла. Видишь, я кофту распускала старую, да позабыла ее прибрать, - тщательно вытирая воду на полу, пояснила хозяйка: - А мокрухе того и надо. Прясть она страсть как любит, а где побывает, там пятно мокрое за собой оставит. Ты давай, присаживайся за стол. Беседу вести станем, - возвращая швабру на прежнее место, произнесла бабушка Маруся.
Только сейчас я заметил, что на столе, за время моего отсутствия появилась дымящаяся тарелка с супом, нарезанное сало с краюхой хлеба и соленые огурчики.
- Я чайку сейчас вздую, - донеслось с кухни: - А ты пока машинку свою включай. Привез ее, чай. Сказывать буду.
Я улыбнулся, подошел к вешалке, достал из кармана куртки свой верный плеер, и прошел за стол.
Бабушка Маруся не заставила себя долго ждать, вскоре она вышла из чулана и устроилась на табуретке неподалеку от меня.
- Кушай, Артемка, кушай, а я на все вопросы твои отвечу. Наверное, странной тебе я показалась? Про банника говорю, да мокруху вспомнила, - переводя дух, поинтересовалась старушка.
- Мне в бане старик померещился, а потом горячая вода в холодную превратилась, - коротко описал я свои приключения, берясь за ложку.
- Не удержался, значит, банник от озорства. А я уж за тебя и перед домовым похлопотала, - вздохнула хозяйка.
- Меня еще ни когда здесь так дружно не встречали. Домовой, банник, да еще мокруха, - уминая угощение за обе щеки, усмехнулся я.
- Так положено, что когда баньку топить начинаешь, то хозяину ее, баннику сказываешь, на сколько паров народу придет. Он и предупрежден получается. Я уж тебе сказывала, по какой причине я три пара у него запросила. Помылися мы, значит. Банника я поблагодарила, домой пришла да за пряжу взялась, а тут стук в окно. Ты, сердечный, явился, да о баньке речь завел. А характер у банника скверный уж больно. Сказали ему, что три захода будет, значит, так тому и быть. Кто следующим пойдет, может ему под горячую руку попасть. Опасалась я шибко за тебя, вот и послала с тазиком чистым, да веником новым, чтобы банника задобрить, - объяснила мне суть произошедшего бабушка Маруся.
- А домовой здесь при чем? – захрустев огурцом, спросил я.
- Так ведь нет на банника управы. Кто его знает, в каком он настроении будет? А осерчает если? Это еще хорошо, что он воду холодной сделал, а ежели в кипяток бы обратил? – прищурилась бабушка.
Я чуть не уронил ложку на стол, на мгновение, представив себе последствия такого развития событий.
- Вот, то-то и оно, - продолжила хозяйка, заметив мое замешательство: - В таких случАях домового али дворового просить нужно, чтобы они своего родственника утихомирили, - она немного помолчала, собираясь с мыслями, а затем продолжила: - Ушел ты в баньку, а в избу кинулась. На стол накрываю, а сама домового упрашиваю, сходи, мол, в баню, проверь, как там дела, да банника усмири, коли он лихо задумает. А самой-то все равно думается. Налила я похлебку, да на улицу поспешила. Смотрю, ты идешь, у меня аж от сердца отлегло. Ну, получается, удачно все сложилось. Вот и думаю теперь, на будущее, на один пар больше у банника просить стану, а как баньку затворять пойду, так и скажу ему, что ни кого больше ждать на сегодня не стоит.
- Вы извините меня, бабушка Маруся, столько хлопот вам доставил, - повинился я.
- Да, что ты, - махнула рукой старушка: - Пустое это. Какие хлопоты? Наоборот. Мне же веселее, и поговорить с кем теперь будет. По хозяйству есть, кому пособить.
- Это завсегда, пожалуйста, - с готовностью кивнул я в ответ: - Ну, а про мокруху, что вы говорили? Кто это такая?
- Пакостница она мелкая, - развеселилась хозяйка: - Вреда, вроде от нее большого нет, а своего ни когда не упустит. Имя ейное – мокруха, само обо всем говорит. Нравится ей сырость да влажность. Как осень с дождями приходит, так она тут, как тут. С домовым они не шибко приятельствуют, а тут вона, как совпало. Сама я домовушку в баню отправила, а пряжу без присмотру оставила. Вот мокруха и позабавилась, а на память о себе пятно мокрое оставила.
- И, как вы с ними со всеми соседствуете, и обо всех все помните? – не удержался я от давно мучающего меня вопроса.
- Хитрого в том ни чего нет. С измальства меня учили с уважением к соседям нашим потусторонним относиться, да традиции их уважать. Их не обидишь, и они тебя не тронут, а глядишь, и пособят, где. Я, ведь, как рассуждаю. Кто они все такие? Людьми они все раньше были, а как срок их пришел, так и обернулись кто кем. Ежели хозяйство любили, то домовыми или, скажем дворовыми стали. В поле работали при жизни, так в полевики таким дорога, - разоткровенничалась бабушка Маруся.
- Интересно, как вы рассуждаете. Но люди ведь не все к земле, да хозяйству приучены. С остальными-то что происходит? – я забыл об остатках яства, и повернулся к собеседнице лицом.
- Беспутных и там хватает. Бесов всяких да анчутков. А лихие люди, чего уж говорить о таких? Акулину, небось, до сих пор помнишь?
Я не успел ответить на вопрос старушки. Беседу нашу прервал свист чайника. Хозяйка поднялась со стула, и направилась в кухню. Я собрал со стола посуду, и последовал за бабушкой Марусей следом.
Дальше мой отпуск потек своим чередом. Мы допоздна пили вкусный чай с земляничным вареньем, а затем, по сложившейся традиции меня определили на постой в клеть, где меня ждали заклеенные газетами стены и вечно скребущаяся в углу мышка.
Отходя ко сну, я мысленно поздоровался со своим старым приятелем домовым, и поблагодарил его за то, что он согласился прийти сегодня ко мне на помощь.