В с т р е ч и
Из дневников.
Альберт Иванович Силин
( 1926 - 1959г.г.)
С Альбертом Силиным я познакомился летом 1947 года, когда после окончания Свердловского машиностроительного техникума был направлен на Уралмашзавод в конструкторский отдел, в бюро доменного оборудования.
Альберт, как он мне рассказывал, в 1943 году 17-летним пареньком был призван в армию и направлен на фронт в качестве обнаружителя вражеской артиллерии. Работа его заключалась в следующем: он сидел в окопе с логарифмической линейкой и, когда снаряд вражеской пушки пролетал над его головой, определял, где расположено орудие, пославшее этот снаряд.
Сидел на одном месте и в стужу и в дождь. Бойцы их роты могли от непогоды укрыться в блиндаже, он же не имел права покидать свое место. Простудился, заболел ангиной, заработал порок сердца и был комиссован.
Вернулся на Уралмаш. В доме технического обучения прошел техминимум по конструкторской работе и начал трудится конструктором. В том году мы с ним были рядовыми конструкторами, подружились. Увлекались фотографией и рыбалкой.
В 1950 году я начал посещать литературный кружок при заводской многотиражке «За тяжелое машиностроение». Приглашал его также стать членом этого кружка, но он отказался, ссылаясь на свою болезнь.
Однако, ничего не говоря мне, тайно писал стихи. После кончины Альберта, его вдова Светлана, отдала мне архив покойного. И я был поражен, когда обнаружил в этом архиве толстую тетрадь со стихами Силина. Привожу полностью первое стихотворение, датированное: 25 ноября 1949 г.
Советский закон.
Конституция – слово это
Мы уважать стали,
Когда его озарил,
Великий и мудрый Сталин.
Впервые случилось такое –
Человек обрел права
Необъятное что-то большое
Содержат в себе слова:
Право на отдых,… на труд,
Свобода печати, землю навечно…
Это, значит, народу дают
Жить хорошо, человечно!
Это, значит, сбылась вековая
Заветная наша мечта,
Посмотрите! От края, до края
Расцвела как бутон страна
С такими правами мы смело идем
По светлой жизни, что дали нам.
Советский закон мы любовно зовем
Конституцией Сталина!
Всего в толстой ученической тетради на 73 страницах помещено 25 стихотворений и две большие поэмы
Осенью 1952 года я раскрыл газету «Уральский рабочий» и увидал напечатанное стихотворение под названием «В защиту зеленого друга» внизу подпись: Альберт Силин, конструктор Уралмаша.
« Вот это да!» - Поразился я.
Когда на следующий день, придя на работу, я спросил Альберта:
- Когда ты успел написать стихотворение «В защиту зеленого друга», которое напечатано в газете?
Он ничего не ответил и только спросил: когда состоится ближайшее заседание литературного кружка. Я сказал, что мы собираемся два раза в неделю: на поэтическую среду и на прозаическую пятницу. И с осени 1952 года Альберт Силин начал регулярно посещать наши собрания.
Среди всей нашей литкружковской братии Альберт Силин значительно отличался глубоким знанием жизни и литературы, и приобрел эти знания без учебы в университетах. Во-первых, побывал на войне, во-вторых, долгое время жил в кинотеатре.
23 июля 1932 года состоялось торжественное открытие звукового кинотеатра «Темп» на Уралмаше. Директором кинотеатра был назначен отец Альберта Иван Силин. До сих пор семья жила в центре города Свердловска и, когда глава семьи стал директором кинотеатра, семья перебралась на Уралмаш и поселились в большой комнате, находившейся в торце кинотеатра «Темп», за киноэкраном.
Таким образом, как рассказывал Альберт, он мог бесплатно и ежедневно смотреть кинофильмы как художественные, так и документальные, познавая мир через киноискусство.
В то время руководителем нашего литературного кружка был Свердловский писатель и поэт Ефим Григорьевич Ружанский, хороший внимательный человек, который помог многим кружковцам опубликовать в газетах свои первые произведения, а некоторым даже выпустить книжки.
Ружанский, заметив в Силине наклонность к сатире, стал направлять его перо в этом направлении и помогал с публикацией в прессе.
В 1953 году произошло три значительных события. Так 6 марта скончался Иосиф Сталин. Весь наш народ скорбел, потеряв великого руководителя Советского союза. Все дни траура Альберт Силин ходил с черной повязкой на рукаве.
15 июля 1953 года исполнилось двадцать лет Уралмашзаводу, а в конце года Альберт Силин, получил журнал «Работница» со значительной его публикацией.
Администрация завода решила достойно отметить юбилей и попросила Свердловскую киностудию снять документальный фильм об этом событии. Документалисты, кроме показа трудовых будней в цехах и отделах завода, решили заснять городские новостройки, несколько кадров посвятить домашней жизни знатных людей, а также отдых тружеников завода после работы в различных кружках самодеятельности.
Был объявлен конкурс на лучшее литературное произведение, посвященное двадцатилетию Уралмашзавода. В этом конкурсе победил Альберт Силин со своим стихотворением «Двадцатилетие».
В один из летних дней нам, кружковцам, было предложено прийти во Дворец культуры принаряженными для участия в киносъемке. Мы пришли в составе 15 человек, заняли места.
Месяца через два на экранах кинотеатров города был показан документальный фильм Завод заводов», посвященный двадцатилетию Уралмашзавода.
В памяти сохранилось немногое. Когда дошла очередь до нашего кружка, я увидел себя, часто моргающего от света многочисленных ламп. Чуть в стороне от нас, застывших на стульях, за столом сидел наш руководитель Ефим Григорьевич Ружанский, рядом с ним в свободной позе расположился Исаак Ронин. У торца стола стоял Альберт Силин и по бумаге читал стихотворение «Двадцатилетие». Читал не громко, но четко.
Вначале в его стихотворение были звучали строки, посвященные строительству завода, потом трудовым будням в цехах, а когда на экране появились новостройки жилых домов, голос его зазвучал уже за кадром. За кадром голос Альберта Силина звучал и тогда, когда на экране показались бульвары с тополями, а также зеленые посадки возле каждого жилого дома и утопающий в зелени заводской парк.
В это время Альберт был женат, и у них с женой подрастала дочь Танюша, которую они никак не могли устроить в детский сад. Долго не размышляя, Силин написал небольшую сатирическую поэму на эту тему:
«Дети и бюрократы»:
1
Воспитанье ребят не терпит отсрочки
А часто еще не устроены дети.
Вот как путевку в ясли дочке
Я доставал в заводском комитете
- Вам направленье? Запишем на очередь.
Имя? Фамилия? - Петр Иванов…
Пока дожидался путевки, дочери
Стало без малого пять годков!
С разными нянями выросла дочка,
Я воспитанью такому не рад…
Снова теперь у меня проволочка,
С путевкою в детский сад.
…Встретили ласково: - Вам направленье?
Дочка? В садик? Что же, чудесно!
Только придется набраться терпенья:
О-че-редь…В общем, дело известное!
Жду я. Однако думаю сам уж:
Пока обойдешь злополучный круг,
Дочка успеет выйти замуж,
И в садик пойдет мой первый внук!
2.
- Товарищ Пал Палыч! В квартальной смете
Запроектирован детский сад…
- Чего там? Дети? Потерпят дети!
Тут поважнее дела горят!
- Да, но ведь мы с позапрошлого лета
Тянем с начала этих работ…
- Пусть подождут! Не к спеху это!
Садик сдадим еще через год!...
Если позвонит начальство свыше,
Тона на три Пал Палыч тише:
- Позвольте! Да я..Да нет же! Да что вы!
Всегда мы …ребятам помочь готовы!
Вот есть и планы, составлена смета,
Постройку закончим к началу лета!..
Сидит такое конторское диво:
«Ценный работник! Ответственный пост!»
Ему наплевать на все директивы,
На наш культурный и жизненный рост.
Работа, конечно, не очень приятна,
Да нет верней политики:
Бюрократизма грязные пятна
Смывайте шваброй критики!
Это сатирическое произведение Альберт Силин послал в журнал «Работница» и там оно был опубликовано. С этим журналом он поехал в больницу к отцу, умирающего от туберкулеза. Отец обрадовался, что его сын стал хорошим поэтом и похвалил за стихотворение.
Этот 1953 год стал и для меня знаменательным: я вступил в законный брак с Марией Ивановной Пьянковой (ставшей после регистрации: Петровой ), с которой мы работали в отделе главного металлурга. Родилась Маша 8 марта 1931 года, окончила Свердловский машиностроительный техникум в 1951 году, а потом вечернее отделение Политехнического института им. Кирова. После окончания института перешла работать в Гипромез, по специальности - трубопрокатное производство, и стала ведущим специалистом в этой области.
На следующий год, в июне, мы с Альбертом ездили в Михайловск, расположенный на юге Свердловской области, в Нижне- Сергинском районе, в гости к моей бабушке Марии Михайловне. Разместились на втором этаже ее большого пятистенного дома. Основная цель поездки - рыбалка на пруду и на многочисленных речках, окружавших этот поселок.
Если посмотреть на Михайловский пруд с птичьего полета, он напоминает своими очертаниями серп. Протяженность шесть километров, в поперечнике метров восемьсот. Правый берег гористый, ежится пихтарником, левый более пологий , покрыт густым сосняком. Ручка серпа – большой залив возле деревни Аракаево, в который вливается река Серга, собственно и создавшая пруд.
Кончик острия серпа упирается в запруду на речке Куба. С тыльной стороны серпа в пруд вливают свои воды река Демид и два ключика.
До Отечественной войны в Михайловском пруду было очень много рыбы, но в середине 1941 года из Нижне-Сергинского завода спустили в реку Сергу какую-то отраву и вся рыба в Михайловском пруду погибла. Несмотря на то, что наш первый приезд с Альбертом в Михайловск состоялся в 1954 году, то есть через 13 лет после гибели рыбы в пруду, клев был не очень приятен для каждого рыбака. Поэтому мы почти каждый день ходили рыбачить на Уфу, протекающую в трех километрах от Михайловска.
Но вначале все - же опишу рыбную ловлю на пруду. Я, как человек подвижный, и торопливый первым закидывал снасть, ожидая первой поклевки. Альберт напротив, никогда не спешил и первым делом определял глубину под нашей лодкой. У него имелся длинный шнур с грузом на конце. Этот шнур он опускал не спеша в воду и, когда в его руках шнур свертывался, понимал, что груз достиг дна. Определив на глаз глубину, он извлекал шнур с грузом и поплавок на леске своей удочки устанавливал так, чтоб крючок там, в глубине, не достигал дна, примерно на пятнадцать сантиметров. Насаживал на крючок червя и снасть спускал в воду. Рыба клевала ему первой.
В апреле 1956 года я проводил свой отпуск в Михайловске у бабушки и получил письмо от Альберта. Вот что он писал:
«Здравствуй Михал Михалыч!
Прими мой горячий поэтический привет, таких приветов ты еще наверное никогда не получал. Так вот, держи его на здоровье
Я еще не работаю, но уже поднялся с постели и сегодня предпринял первую вылазку на улицу. Как там чудесно! Солнышко, тепло и такой приятный ветерок ласкает щеки. Черт возьми, стоит жить на этом свете! А я уже было совсем скис, лежа в постели, даже стихи упаднические написал. Вот они:
Опять недомоганьем скошен,
Встречаю солнце на заре:
Лежу забыт и позаброшен
В своей домашней конуре.
Когда сложу я руки строго
И стану снега холодней,
Похороните ради бога
Меня подальше от людей.
Завидую тебе, что в Михайловском, хотя сейчас и не лето. Вспоминаю, как мы с тобой ходили на Уфу. Чудесные, незабываемые дни! Каких здоровых мы ловили…пескарей! А муля! Вот сейчас на улице иду, а под ногами вода журчит потоками и ветерок ее слегка морщит. Сразу же вспоминается река, конечно Уфа. И знаешь, сердце так и защемило и стало немного грустно…
Стихи по замечаниям Горяева я переделал и отправил в редакцию. Написал еще одно прекрасное стихотворение, но не для печати – вряд ли станут публиковать: оно слишком оригинальное и смелое. Когда приедешь, я тебе его покажу. Сейчас я его дорабатываю, чищу. Читал Горбунов и сказал, что хотя он и не Горький и не плачет на каждом поэтическом жилете, но слезу все - таки пустил. Я загордился (помнишь Маяковского).
Вот Светлана и Танька просят передать привет Марии Михайловне и я также присоединяюсь к ним. Все мы желаем ей здоровья и всего хорошего. С великой благодарностью вспоминаем ее доброту и гостеприимство.
Читал в эти дни Брюсова и Баратынского. У Баратынского есть очень интересная статья, где он рассуждает о безнравственности в литературе. Здорово интересная статья. Много интересных мыслей. Она многое помогает понять в вопросах о положительном и отрицательном герое и бесконфликтности, о которых теперь так много говорят. Мне показалось, что Баратынский раз и навсегда решил эти вопросы и считаю теперь полемизировать напрасно.
Ну вот все мои новости.
Напиши как ты рыбачишь – меня это очень интересует, не поленись, черкни пару строк.
Уважающий тебя Альберт.
8.04.1956 г.»
Мое послесловие о ловле пескарей: однажды на Уфе сидели мы с Альбертом возле омута. Сидели долго, но клева не было. А чуть в стороне, на перекате, гурьба деревенских парнишек то и дело выдергивали из воды рыбешек. Я и говорю Альберту:
- У нас тобой хорошие удилища, фабричная леска, а клева нет. А вон малыши из деревни этого, как у нас, не имеют. Сломили с дерева вичку, привязали конский волос, крючок и знай себе таскают рыбешку.
Альберт улыбнулся моим словам и надолго замолчал. Продолжаем ждать неизвестно что и я начал подумывать, чтобы сменить место и только я заикнулся об этом, как мой друг вдруг произнес:
Мы сидим у переката,
У ствола осокоря,
Деревенские ребята
Бойко ловят пескаря.
Наловчились ребятишки:
Прутик, конский волосок, -
И рябые пескаришки вылетают на песок.
Гей, лещатники-спортсмены
И потомки щукарей,
Не хотите ли поудить
Распрекрасных пескарей?
Я был потрясен талантом друга. В считанные минуты сочинил такое удивительное стихотворение, а он в свою очередь выразил сомнение и спросил:
- Дерево осокорь существует?
- По моему, да.
Через три дня вновь получил от Альберта Силина письмо:
«Здравствуй Миша!
Столичный привет! Вчера получил от тебя письмо. Удивительно, что мы с тобой в один и тот же день писали письма другу и, значит, одновременно получили их.
Здорово у тебя получилось с глазом, но это еще ничего – могло быть и хуже, если бы, например, щука тебя утащила под лед.
Сейчас снег стаял и ты, наверно, снова занялся рыбалкой?
Вчера я весь день провел в городе и твое письмо читал в трамвае. Снова был в редакции «Уральского» (рабочего» - примеч. автора). Составили примерный план публикаций моих вещей. В апреле в ближайшие дни опубликуют два лирических стихотворения под заголовком «Из лирической тетради». Одно из них ты знаешь, а другое, кажется, нет: «Медная свадьба». В апреле же дадут «Командировку». Так что следи за газетами. На май месяц отложили «Оптимистические стихи» и «Личность», которую я еще должен немного доработать. Так что на два месяца я себя обеспечил небольшим приработком (600 руб. в месяц).
Говорил в редакции, что возможно мне не придется работать на основной работе в виду того, что меня переводят на вторую группу инвалидности. Сказали, что в таком случае они меня загрузят больше, будут давать писать рецензии, небольшие статьи и пр., плюс стихи. Таким образом, у меня будет обеспечен постоянный заработок в этой газете. С июля месяца будет новая повышенная пенсия. По предварительным расчетам получается, что я буду получать 700 – 800 руб. Так что теперь я не боюсь, что умру с голоду.
Ты просишь, чтобы я прислал какие-нибудь фельетоны для разбора. Хорошо. Но только посылать тебе старые вещи неинтересно (для тебя) и я даю тебе самое свежее. Этот стих еще никто не видел. Ты – первый. Написал я его сегодня с утра. Вот он.
Из гостей.
Мы семьей однажды всей
Возвращались из гостей
Что и бы - ыло! Просто драма.
( Говорили так потом).
Если бы не я, так мама
Не нашли бы с папой дом.
С этой самой, со столичной
Так папуля окосел,
Что, войдя в трамвай, - Отлично! –
Произнес и...на пол сел.
И еще сказал с трудом,
Чтоб его не трогали,
Будто папин ар-го-ном
Слабый от ал – коголя…
А моя бедняжка мама
Все стоять пыталась прямо,
Я спросила, не стерпела
Почему ее качает.
- А тебе ка – акое дело –
Мне мамуля отвечает.
У меня мол нету смысла,
Что была настойка – зверь.
Дым какой-то с коромыслом
В голове у ней теперь…
Мы до дома от трамвая
Шли дорог не разбирая.
То ограда, то канава
На пути у нас была.
Мама слева, папа справа –
Я их за руки вела…
Я ручонки крепко сжала,
Так держала, так держала!
Только все ж они упали,
Чуть меня не ражарвали…
Я думаю, что над такой сырой вещью тебе будет интереснее посидеть, чем над старыми, более или менее отшлифованными. Присылай рецензию. Я и сам вижу здесь кое-какие изъяны, но читать некогда.
Сегодня кружок. Пойду.
Будь здоров, крепко жму твою мужественную лапу.
Альберт Силин
11. 04 - 1956 г.
Второе письмо, датированное, 11 апреля 1956 года, в котором Альберт пишет: «Здорово у тебя получилось с глазом». Поясняю - получилось вот что: я пошел рыбачить на пруд. Пешни, чтобы пробить во льду лунку, у меня не было и я прихватил тяжелый железный лом. На застывшем пруду начал им орудовать. Когда частично прорубил лунку, лом верхним концом ударил мне в глаз! Я бросил лом, прижал руку к глазу и забегал по льду кругами, чтобы унять боль. На это ушло минут десять. Потом боль улеглась и я потащился домой, так и не пробив лунку.
Третье письмо от Альберта я получил из Сочи:
Здравствуй Миша!
Привет тебе из Сочи!
Получил твои открытку и письмо. Приятно, когда тебя не забывают друзья. Мне не совсем повезло: через неделю после приезда заболел и слег в кровать. Температурил и пр. Но, слава богу, все прошло или вернее – проходит. Вспомнил Михайловский – там я не болел.
Здесь научно – исследовательский институт, в котором несколько клиник. Помещение большое, удобное. Обстановка и кормежка как в санатории. Море и прочие тропические аксессуары. Но решил больничный. Костюм одевать нельзя, в город ходить нельзя и вообще много шляться запрещается. Да и ходить трудно – сплошные лестницы. Институт на горе возле моря, недалеко от Мацесты. Но я все -таки уже побывал в Сочи и Хосте. Плавал на катере. Собрался было ловить рыбу, и заболел. Лечат новым препаратом. Здесь даже умирают. Например, сегодня ночью. Отдали концы сразу двое, а третья слегла и находится уже в преддверии той страны, где нельзя ни работать, ни писать стихи.
Я, конечно, не такой олух, чтобы лишиться таких удовольствий, находясь за 4 тысячи километра от дома и не дожив даже до 30 лет.
Писал стихи. Лирические. Написал два. Оба отправил в городскую сочинскую газету и в нашу ЗТМ. Так что следи за газетой.
Срок моего пребывания кончается 25, но, по всей вероятности, мне его продлят на 10. Приеду в июне.
Передай привет Ружанскому и остальным кружковцам. Кстати спроси у Е.Г. как дела с моим сборником и сообщи мне.
Бывай здоров!
Привет Маше и своей маме. До скорого свидания.
Альберт Силин, 15 мая 1956 г.
В июле 1957 года мы небольшой компанией ездили в Михайловск. Наша компания состояла: кроме меня, моей сводной сестры Веры, и Альберта Силина с женой Светланой. Часто ездили на лодке за пруд и там фотографировались в самых разнообразных позах. Собирали уже поспевшую землянику. Иногда рыбачили. 11 июля отметили мне мой 30-летний юбилей. Как всегда, было застолье с настойкой сделанной моей бабушкой. Альберт подарил мне книгу: «Похождения бравого солдата Швейка»
Квартирантка дома бабушки, работавшая в библиотеке, узнав, что Альберт сочиняет стихи, принесла на время небольшую книжку стихов, запрещенного в те годы Сергея Есенина. И Альберт все стихи Есенина из той книжки переписал в свою тетрадь, невзирая на запрет своей жены, чтобы он не напрягался, так как сердце моего друга с каждым
годом становилось слабее и слабее.
В тот год, Альберт, узнавший у знакомых журналистов, что готовится к изданию новая газета, сказал мне:
- Скоро появится новая «кормушка».
Однако до новой газеты в декабре 1957 года вышла из печати очень дорогая для нас литкружковцев книжка «Уралмашевские голоса», где на суд читателей были вынесены произведения пятнадцати начинающих литераторов. Я в той книжке был представлен небольшим рассказом Катя и воробушек, а Альберт Силин, кроме четырех фельетонов, предложил три лирических стихотворения: «Город мой», «Ранним утром», «Полонез Огинского». В выпуске этой книжки большая заслуга нашего руководителя Ефима Григорьевича Ружанского, сумевшего пробить все партийные препоны.
С января 1958 года начала выходить новая газета «Вечерний Свердловск» и Альберт в редакцию этой газеты послал несколько стихотворений.
Мой дебют в газете «Вечерний Свердловск» состоялся только через три года, а именно 25 февраля 1960 года с заметкой «В мир музыкальной поэзии». Будучи слушателем университета культуры Уралмашзавода я в заметке рассказывал о знакомстве с сочинениями композитора М.И.Глинки благодаря музыковеду В.М.Щеглову, не только увлекательно поведавшего о творчестве Глинки, но и проигравшего на пианино несколько вещей композитора.
Этот год для Альберта был особенно насыщен сочинениями стихов. В его тетрадке я насчитал 17 стихотворений и шуточное стихотворение, посвященное мне:
Мих. Мих. Петрову
посвящаю
НА ПЕСКАРЕЙ
Берега в росе промокли
До прозрачной чистоты.
Смотрят в бусинки – бинокли
Освеженные кусты.
Как бы не был ты искусен,
Пробираясь между них, -
Целый ворох этих бусин
Попадет за воротник!
Обожгут нежданно гостя
Леденящим холодком,
Только это не со злости –
Вроде шутки: будь знаком!
Чтобы ты не трогал спинок
Нежных ветел и осок,
Чтобы шел путем тропинок
От кустов на волосок.
Чтоб медведем не казался,
Не ломал садов густых,
Чтобы еле прикасался
До листочков молодых…
Я иду - рыбак-зазнайка.
Удилища связаны.
Мне домашнею хозяйкой
Голавли заказаны.
Вот и речка. Здравствуй омут!
Осторожно подхожу.
Никому тебя другому,
Омут мой, не покажу.
Здесь корявые березы
Покосились над водой,
Ярко-синие стрекозы
У кувшинки золотой.
Под водою мрак и тайна…
А какая глубина!
Может, где-то рядом таймень?
Может, лещ сидит у дна?
Я забрасываю снасти,
Как всегда дрожит рука.
И теперь я весь во власти
У тебя, моя река.
Не проймут меня осадки,
Громыхания грозы.
Я наладил все насадки
От червя до стрекозы,
Час, другой сижу впустую:
Ни ерша, ни окунька!
Но, представьте, не бастую,
Оседлал уже конька,
Размечтался на припеке.
Все «приборы» на мази…
Где ж вы, черти – лежебоки:
Голавли, лещи, язи?!
Вижу вдруг, у переката,
У ствола осокоря
Деревенские ребята
Бойко ловят пескаря.
Наловчились ребятишки:
Прутик, конский волосок, -
И рябые пескаришки
Вылетают на песок!
Плюнул я на горе – снасти,
Да на голавлиный клад,
И со всей рыбацкой страстью
Побежал на перекат…
Гей, лещатники - спортсмены
И потомки щукарей,
Предлагаю вам отменных
Порыбачить пескарей!
Альберт Силин
Январь, 1958 г.
П Р О З А
МЫ УЕЗЖАЕМ
Я сижу на полянке возле дома и перебираю цветные стеклышки. Яркое солнце, отражаясь от гладкой поверхности стекла, бросает на мое лицо разноцветные блики. Его теплые лучи приятно щекочут шею и оголенные руки. Мне весело. Весело потому, что красиво сверкают обломки стекол, весело от того, что день такой светлый и радостный и еще почему-то, что я не в силах себе уяснить. Восторженное и радостное настроение не покидает меня с самого утра. Кажется, сам воздух наполнен этой восторженностью, и даже воробьи как то особенно весело прыгают по дороге.
В больших, красивых окнах дома иногда появляются лица моих сестренок. Они очень серьезны. Их вид говорит о том, что они страшно заняты каким-то очень важным делом. Я знаю, что они помогают бабушке укладывать в чемоданы вещи и сразу вспоминаю, что мы уезжаем. Снова радостное чувство захватывает меня и я с нетерпеньем поглядываю на угловой дом нашего переулка, откуда должны появиться папа и мама, с утра ушедшие покупать билеты на поезд Мне весело, собственно не оттого, что я хочу покинуть этот дом, этот заметный переулок, бабушку и все то, к чему я давно привык и полюбил, а просто потому, что не успел еще подумать об этом, полностью захваченный мыслями о предстоящем путешествии. В моем радужном воображении рисовался громадный паровоз, какой я видел как - то, когда я ездил с мамой на вокзал, который помчит нас в далекие таинственные страны, про которые мне так часто рассказывала бабушка.
Наша семья в пять человек: папа, мама, я, и две моих сестренки Клава и Вера, которые старше меня, но в школу еще не ходят. Я самый маленький – мне всего лишь четыре года.
Дом, в котором мы живем, принадлежит моей бабушке, матери отца, Анне Ивановне Палевой. Это самая важная персона в нашем роду. Будучи небольшая ростом и щупленькая на вид, она обладала характером твердым, как алмаз, была решительна в своих действиях и держала весь дом, как говорится, в своих руках. Очень подвижная и бойкая она до самой глубокой старости не теряла жизнерадостности и всегда пребывала в движении и действии. Полную противоположность ей представлял ее муж Павел Пале Палеев. Грузный и высокий он представлял собой олицетворение доброты и кротости Я не могу без улыбки вспоминать как в воскресные дни, когда бабушка стряпала всевозможные вкусные вещи, она заставляла его помогать на кухне, а он, замешкавшись, опаздывал вынимать из печи листы с пирогами, отчего последние превращались в угли. Бабушка разражалась целым ворохом проклятий, ожесточенно размахивая громадным кухонным ножом. Я втайне опасался за жизнь дедушки и был уверен, что рано или поздно ему придется поплатиться за свое невежество в поварском искусстве. Из этого совсем не следует, что моя бабушка злая, ворчливая старуха. Как вы увидите из моего дальнейшего повествования - это была добрейшая женщина, умеющая любить и ценить человека.
Размечтавшись, я совсем не заметил приближающуюся опасность. Прямо на меня, завернув с улицы в переулок, мчался, размахивая деревянной саблей, соседский рыжий мальчишка. Со всего маху он остановился возле меня, занес над головой саблю и закричал:
- А ну, сказывай, кто тебе люб?! Красные или белые?
- Красные, - пролепетал я.
- То-то! А то, зараз, голову срублю!
Примирительно сказал рыжий и, сев на корточки стал рассматривать мою коллекцию стеклышек. Грязными руками, покрытыми неимоверным количеством бородавок, загрубевшими от постоянного общения с грязью, он выхватывал понравившиеся ему стекло, и совал его к себе в карман. При этом он прищелкивал языком и по страшному вращал своими выцветшими глазами. По его физиономии было разбросано столько веснушек, что у меня зарябило в глазах. Не знаю, чем закончился бы этот грабеж среди бела дня, если бы на дороге, вдруг, не показались мои родители. Рыжий, завидя их, сорвался с места и с гиканьем умчался, как ветер.
Я поднялся на встречу подходившим папе и маме. Папа нес в руках какой-то сверток и загадочно улыбался.
- Ну, Павлик, ты сегодня озорничал? - спросил он меня и так же загадочно переглянулся с мамой.
- Н-нет, - неуверенно ответил я, вспоминая как сегодня утром пытался накормить нашу кошку окурком от папиросы.
Мой ответ показался подозрительным и они решили справиться об этом у бабушки. Поднимаясь по ступенькам крыльца, я печально раздумывал о предстоявшим разоблачении. Но бабушка вопреки моим ожиданиям, укоризненно взглянув на меня,, сказала, что я был умником. С какой благодарностью смотрел я в этот момент на бабушку! А в глубине души решил никогда не иметь дела с кошками.
Оказалось, что сверток предназначался для меня и после благополучного исхода допроса мне его торжественно вручили. Это была замечательная игрушка! Два крохотных железнодорожных составов - один товарный, другой пассажирский. Сделанные из тонкого железа, они представляли отличную копию в миииатюре, и я позабыл обо всем на свете. Теперь вспоминая подробности нашего отъезда я не могу ничего припомнить, кроме маленьких паровозиков, крепко запавших в мою память.
Ясно встает передо мною картина прощания: большой вокзал, много народа, много шума и плачущая бабушка. Не понимая вначале причины ее слез, я сам разревелся, когда она, поцеловав меня, собралась уходить. Сквозь слезы я уговаривал ее остаться и ехать с нами., но вдруг, поняв, что этого не случиться, сорвал с головы шапочку и с сердцем бросил ее на пол.
Через несколько минут колеса застучали и я забылся, увлеченный быстротой передвижения. Горечь разлуки в некоторой мере смягчала мысль о том, что рыжий соседский мальчишка остался там, в зеленом переулке, и его забрызганная веснушками, с вытаращенными глазами лицо никогда не появится передо мной.
( Это воспоминание Альберта Силина не публиковалось. Опубликован был только рассказ, о котором я сказал Силину, что стихи его лучше, чем рассказ.)
Ефим Григорьевич Ружанский еще в 1956 году предложил Силину собрать стихи для сатирического сборника, переговорив предварительно с Союзом писателей и с Свердловским книжным издательством об издании сборника талантливого автора. Издательство приняло это предложение и запланировало выпустить книжку Силина в 1958 году.
В начале сентября было запланировано собрание Союза писателей, посвященное утверждению к изданию книжек двух начинающих поэтов, это Юрия Александровича Трифонова и Альберта Ивановича Силина. В Союз писателей были приглашены оба поэта. Юрий Трифонов приехал, а Альберт Силин слег в больницу с сердечным приступом. Ефим Ружанский тоже заболел. Представителем от уралмашевского литературного кружка пришлось поехать мне. Когда в Союзе писателей все собрались, я выступил и сказал следующее:
- Товарищи, Альберта Силина увезли в больницу с сердечным приступом и, если вы ему откажете в выпуске его книжки, он может умереть.
Это мое заявление приняли все присутствующие положительно и утвердили первым издать книжку Альберта Силина.
( Книжку Юрия Трифонова «Завязь» издали в 1959 году ).
От очередного сердечного приступа Альберт поправился и вначале декабря получил три сигнальных экземпляра своей книжки «Колючее перо». Я поздравил его и пожал ему руку.
ПОСЛЕДНЯЯ БЕСЕДА
Как-то Альберт высказал пожелание побывать на воздухе.
( Из-за болезни он долгое время не мог выйти на улицу, а, если и выходил, то с трудом переставлял ноги ). И у меня появилась мысль6 повозить друга на санках. У нас в дровянике хранились длинные и широкие сани, попавшие к нам не известно от кого и когда. И в пятницу 9 января 1959 года я с этими санями подошел к подъезду его дома и объявил о своем намерении. Альберт обрадовался! Домашние его хорошо укутали и, выйдя на улицу, усадили в сани.
Воздух свеж и вместе с тем не резок. Температура воздуха минус 5 градусов. Для января – это редкость. Сани идут хорошо. Вначале нас сопровождала Светлана, а потом мы одни уже без ее участия отправились вдоль сада по улице Кировградской. Под сенью деревьев полумрак. Сквозь густую сеть веток лип, светят окна домов с противоположной стороны улицы, да точки далеких миров подмигивают белыми огоньками.
Останавливаемся под толстым развесистым кленом. Я присаживаюсь на сани. Минут пять молчим. Мимо иногда проскакивают машины, из-за стены сосняка долетают гудки паровозов - там завод.
Говорить, естественно, начинаем о событиях настоящего дня. 2 января 1959 года была запущена космическая ракета в сторону Луны. Высказываем предположение, что, наверно, это не первая попытка с нашей стороны, но мы об этом ничего не знаем, так как беспочвенным рекламам у нас в стране не привыкли. И все же успех грандиозен.
Я высказываю свои мысли, которые последнее время все чаще приходят на ум, что наша страна в настоящее время сделала большой шаг вперед по всем отраслям промышленности и это вызывает гордость за свою Родину! Но Альберт с сарказмом усмехается и, как часто бывает, заявляет:
- Все это ерунда. В одном успех, в другом отставание до «средних веков», отчего всю страну без конца лихорадит. Возьмем, к примеру, такой пустяк, как электропробки. Перегорела пробка - ставим жука. Почему? Да потому, что пробку нигде не купишь. А, если вдруг попадется, то не того размера. Как это назовешь?
Молчим.
Переходим на литературную тему. Я высказываю недавно возникшую у меня мысль, что для него, как поэта, наверно, отрыв от коллектива (он на пенсии) затрудняет работу над фельетонами. Привожу пример последних стихов написанных на темы более сухие и менее жизненные.
Но Альберт разуверяет меня, заявив, что материала у него хватит хотя бы тех, которыми снабжают его больные, находящие на излечении в больнице. А новые фельетоны не появляются потому, что в настоящее время он работает над поэмой.
Потом разговор перекинулся на тему, кто как умеет наблюдать. Я заявил, что очень плохо запоминаю людей, так как невнимателен, а Альберт сказал, что черты лиц людей его не интересуют, зато с первого взгляда он может определить характер любого человека. И уверен, что почти никогда не ошибается.
Еще о чем-то говори ли, но в памяти больше ничего не сохранилось. Запомнились только новостройки жилых зданий в начале Пышминского тракта, которые я показал другу, когда мы переехали трамвайные линии. В тот год обе стороны Пышминского тракта были полупустынны и заняты частными домиками. В настоящее время этот тракт именуется, как проспект Космонавтов и плотно застроен современными зданиями с обеих сторон.
Еще проехав несколько улиц, мы вернулись к его дому. Похоже, Альберт был доволен поездкой.
И довольно странным в этой нашей поездке была скрытность моего друга в том, что мы не могли не побеседовать с ним о запуске ракеты в сторону Луны. И он ни словом, ни полусловом не сказал, что на эту тему написал стихотворение, которое было опубликовано 6 января 1959 года в газете «За тяжелое машиностроение»:
ЛУНЕ.
Тебя народы знали, как богиню,
И храмы строили тебе жрецы за это,
Но тайны покрывало гордо скинув,
Ты стала спутницей влюбленных и поэтов.
Лучей несмелых распуская космы.
Торчишь ты в небе, праздная, давненько.
И мы решили для полета в космос
Тебя использовать, как первую ступеньку!
А. Силин.
После той нашей с ним встречи, когда я его возил на санях, он заболел и лег в больницу. Я по каким-то причинам не навещал его в больнице, ожидая возвращения домой. Но не дождался. 2 февраля 1959 года Альберт Силин скончался в возрасте 32 лет. Последние слова его были:
- Неужели – это конец?
Когда из печати вышли все 15 тысяч экземпляров книжки «Колючее перо», Светлана часть книг увезла в больницу и Альберт первую книжку подписал своему лечащему врачу, а вторую - Светлане, с благодарностью за совместную жизнь и постоянное внимание к нему, и составил список кому подарить следующие экземпляры книги. Позднее Светлана подарила мне книжку с надписью: «Миша, вспоминай иногда Алика. Света»
В газете «Уральский рабочий» за 10 октября 1959 года была опубликована статья под названием «Единым дыханием», посвященная 25-летию Уралмашевского литобъединения, в которой были перечислены имена прозаиков и поэтов систематически работающими нал своими произведениями. Заканчивалась статья так: «Нельзя, говоря об уралмашевских литераторах, не вспомнить о безвременно скончавшемся поэте А. Силине, чья книжка сатирических стихов «Колючее перо» была издана в прошлом году Свердловским книжным издательством. А. Силину было присуще тонкое проникновение вглубь человеческих чувств, умение найти точный и зримый образ. Его, как и других уралмашевских литераторов, отличала горячая любовь к родному заводу, стремление воспринять все окружающее сквозь призму тех больших трудовых подвигов, которые совершает славный коллектив
Вот почему для литераторов Уралмаша характерны строки А. Силина:
Я видел, как тонут лески
В зеленой воде Балтыма,
Я слышал веселые всплески
И запах костерного дыма.
И в том, как шумит осока,
Как высится горный кряж.
Я чувствовал сердцем глубоко:
- Со мной всегда Уралмаш.
В прошлом году вышел сборник произведений заводских литераторов: «Уралмашевские голоса». Сейчас готовится к печати второй сборник».
Продолжая разбирать архив поэта, я нашел вот такое письмо, адресованное Иркутскому книжному издательству.
Уважаемый редактор издательства!
Я пишу и публикую сатирические стихи уже 6 лет. Моя первая книжечка сатиры и юмора под названием «Колючее перо» выходит из печати в конце этого года в Свердловском книжном издательстве. Объем книжечки - 1 п. л. Она иллюстрирована свердловским художником.
Моя основная профессия: инженер конструктор. Я работал на Уралмашзаводе до прошлого года, когда болезнь вынудила меня пойти на пенсию. Теперь я инвалид первой группы и…поэт.
Продолжая работать в своем жанре, я накопил достаточно новых произведений, которые вместе с некоторыми, ранее написанными и уже опубликованными, могли бы лечь в основу второго сборника.
Свердловское издательство не может два года подряд включать в план сатиру и поэтому я решил отправить рукопись Вам, в надежде, что Вы заинтересуетесь этим жанром.
В рукописи 19 произведений - приблизительно 900 строк. Я прошу Вас ознакомиться с нею.
В дальнейшем я мог бы дослать необходимое количество фельетонов для укомплектования сборника. Темы и наброски новых вещей у меня имеются.
Если Вы заинтересуетесь моей работой – высылайте договор, где будут оговорены условия, сроки и т.п. В этом случае я налажу с Вашим издательством постоянную связь и смогу доработать по Вашим замечаниям уже отосланные произведения и написать новые.
Желательно было бы включить мой сборник в план 1959 года. Жду Вашего ответа.
С уважением А.И.Силин
20 ноября 1958 г.
Мое примечание: Сборник назывался «Сквознячок» на 37 стр. Я написал в Иркутское издательство о кончине А.И.Силина и рукопись была возвращена мне, на мой адрес, хотя я этого не просил, надеясь, что Иркутское издательство заинтересуется работой моего друга, но, видимо, у них, как и у нас желающих выйти со своими книгами к читателям авторов, было предостаточно..