Александр Сергеевич Суворов («Александр Суворый»)
Книга-фотохроника: «Легендарный БПК «Свирепый». ДКБФ 1971-1974».
Глава 700. Калининград. Дивизион-экипаж БПК «Свирепый». Беременные янтарём. 07.06.1972.
Фотоиллюстрация из первого тома ДМБовского альбома автора: Калининград. Полигон морской пехоты ДКБФ «Хмелевка». Слева-направо, сверху-вниз: Две фотографии Екатерины Шиловой из ГУГЛ-карты. Побережье и пляж Хмелевки. Тот самый дикий янтарь и полоса морского мусора, который выносит штормовой прибой на берег Хмелевки. Снимок из космоса полигона морской пехоты ДКБФ «Хмелевка». Поле справа – стрельбище. Белые «разводья» дорог – танкодром полигона, место тренировочных боёв бронетранспортёров и морской пехоты. Белая полоса слева – пляж и мелководье, удобное для высадки морского десанта. Справа внизу: в каске Коля Гилев, я в центре сижу на корточках, за мной с голым торсом Володя Баранов, склонил голову Саша Сенацкий, крайний справа стоит Марик Басс, а под ним сидит наш специалист СПС, Володя Мальцев. Эта группа «охотников-собирателей» те самые азартные «беременные янтарём», которые попытаются собрать на пляже полигона в Хмелевке и унести массу дикого янтаря за пазухами. 7 июня 1972 года.
В предыдущем:
В момент разговора с К.Д. Васильевым о книге-подарке командира дивизиона, капитана 1 ранга Безносова, я впервые подумал, что было бы здорово составить книгу-летопись, а ещё лучше, книгу-альбом-фотолетопись «славных свершений моряков» первого экипажа БПК «Свирепый».
Дело в том, что в июньские дни 1972 года я вдруг стал «своим» среди осенних «годков» призыва 1969 года, которые стали полновластными хозяевами в экипаже после ухода в запас весенних «ДМБовских годков» призыва 1969 года. Причиной такого превращения стали: приключение на стрельбище, включение меня в абордажную команду корабля и массовая драка на танцах в городском парке Калининграда…
Рано утром в среду 7 июня 1972 года практически весь экипаж новостроящегося БПК «Свирепый» в режиме «Боевая тревога!» вдруг погрузили в кузова бортовых грузовиков «Урал» и мы с рёвом и угарным дымом аккуратно проехали по Транспортному переулку на улицу Суворова, затем поехали на северо-восток до пересечения с улицей Железнодорожная, а затем на север. По двухъярусному мосту через реку Преголя проехали до улицы Буткова и затем по улице Горная поехали на запад, на выезд из Калининграда.
Уже четвёртый день с 3 июня 1972 года была отличная летняя погода, светило солнце, прекратились майские дожди, повышалась температура воздуха и 7 июня с утра было уже плюс 14,8°С, а вскоре к 10:00 температура повысилась до плюс 20°С.
Мы, матросы и старшины экипажа новостроящегося БПК «Свирепый», сидели за высокими и крепкими бортами «Урала» на лавках, тесно прижимались друг к другу, вместе качались и подпрыгивали на ухабах и поворотах, шутили и смеялись, с любопытством смотрели по сторонам. Теперь, после погрузки в машины ящиков-сейфов с автоматами и пистолетами, жестяных коробок с патронами, мы догадались – едем на стрельбище для сдачи упражнений по стрелковой подготовке, элемента курсовых задач «К-1» и «К-2».
Пока шли дожди, мы усиленно учились и тренировались в классах, разбирая и собирая автомат Калашникова АК-47, отрабатывали строевые приёмы с автоматом, учили теорию и порядок выполнения стрелковых упражнения по стрельбе по неподвижным и подвижным целям из положения «лёжа» и «с колена». Офицеры и мичманы, а также некоторые старшины, которые по боевому расписанию заступают дежурными на трапе, учились применять, заряжать и разряжать пистолет Макарова (ПМ).
Качаясь в кузове «Урала» вместе со всеми, я тоже ликовал и с нетерпением ждал, когда же мы приедем на полигон морской пехоты, на стрельбище и начнём стрелять из автоматов. Последний раз я разбирал, собирал и стрелял из автомата в конце ноября 1971 года в 9-м Флотском экипаже ДКБФ в Пионерское.
Наши машины одна за другой проехали по улице Дмитрия Донского, потом долго ехали по проспекту Победы, потом завернули на Окружную дорогу и быстро поехали по Балтийскому шоссе среди сплошных лесов до пригородных калининградских посёлков – Волочаевское, Ижевское. Затем опять по какому-то номерному шоссе мы понеслись мимо лесов и полей, посёлков и населённых пунктов и здесь мы уже не особо радовались, потому что ехать в военных грузовиках в обыкновенных матросских робах на жёстких деревянных банках (скамьях) – это не особо радостное удовольствие.
Грузовики «Урал» ехали быстро и мощно, но при этом их подвеска была не пассажирской. К концу пути мы приехали заметно уставшие, квёлые, одуревшие от пыли и жары. Да, становилось жарко, в полдень температура в тени повысилась до 28,5°С, вот почему въезд на территорию какой-то воинской части мы приветствовали с облегчением.
Нас ждали, возле низкого казарменного вида здания с центральной башенкой-вышкой стояла группа офицеров и военнослужащих в чёрной форме, больше похожей на комбинезоны, чем на флотскую форму одежды. Все они были обуты в сапоги с короткими голенищами, а рукава их тужурок были закатаны до локтя. Вид у этих морских пехотинцев был угрожающе-бандитским…
Наши «хозяева» вели себя тоже очень напористо, резко, отрывисто, грубо. Команды следовали одна за другой, мы горохом посыпались из кузовов «Уралов» на землю и начали строиться по боевым частям. Подъехали автобусы с нашими офицерами и подключились к организации учебно-тренировочных стрелковых занятий.
Стрельбище было в виде огромного поля, на котором виднелись холмики и брустверы из-за которых торчали разные мишени. Недалеко от нас располагались позиции стрелков, на которых нам предстояло стрелять из автоматов из положения «лёжа», потом «с колена» и ещё раз из положения «стоя», при этом каждый раз мы должны были переходить на новый рубеж.
Занятия и тренировки начались немедленно, началась такая какофония из команд и построений, тренировок и беготни, что мы все немного ошалели и растерялись. Офицеры морской пехоты не говорили, а орали свои команды, при этом они густо насыщали матерными словами и ругательствами свои приказания и указания, обзывали нас самыми обидными словами и ругательствами, однако все, как-то естественно признавали за этими «морскими волчарами» право так себя вести.
Вскоре мы освоились, нам стало жарко от быстроты следования команд и приказов, даже офицеры и мичманы поснимали свои мундиры и тужурки, чтобы не потеть и не грязнить их в пелене пыли и порохового дыма, которая поднялась над стрельбищем.
Весь экипаж, независимо от боевых частей, разделили на группы по 20 человек. Каждой группой командовал либо офицер, либо мичман из морской пехоты. Они кратко объясняли группам их действия и порядок этих действий, показывали что и как надо было делать и сразу же начинали занятия.
За каждой группой молча строго наблюдал ещё офицер, который ни во что не вмешивался, но когда кто-то из матросов, забывшись, поворачивался с автоматом на перевес в сторону от мешков с песком или от моря, он тут же окриком приказывал «стоять на месте», «замереть» и приказывал старшему группы «поставить (такого этакого мать-перемать) зеваку на место».
Пока одна группа училась и тренировалась заряжать магазины автоматов патронами, другая группа занимала места на позициях, пока без оружия, и следовала от позиции к позиции, изображая последовательность действий с автоматами.
Строгий капитан-лейтенант морской пехоты – руководитель стрельбы на данном участке полигона, скомандовал: «Очередной смене-расчёту получить боеприпасы» Раздатчику боеприпасов выдать смене (столько-то) патронов!».
Лежащие на первом исходном рубеже матросы и старшины получили от раздатчика снаряжённые магазины, а мичман или лейтенант, руководитель стрельбы на рубеже, каждому повторил порядок выполнения упражнения, то есть огневую позицию, место и положение для стрельбы, сектор стрельбы, направление движения, порядок выдвижения на рубеж открытия огня и очерёдность стрельбы. После этого он доложил руководителю стрельб о готовности группы к стрельбе.
На вышке командного пункта стрельбища наблюдатель или оператор стрельбища поднимает до места красный флаг, сигналист – подаёт сигнал «Слушайте все!». После этого руководитель стрельбы на участке даёт команду; «К бою!».
Те, кто уже лежит на исходном рубеже, вставляют магазины в автоматы, опускают предохранители, передёргивают затворы, прицеливаются в свои мишени и ждут команды: «Огонь!». При этом каждый из них громко докладывает: «Матрос или старшина такой-то к бою готов!».
Звучит команда: «Огонь!». Каждый стреляющий смотрит в своём секторе и при появлении мишени открывает огонь из автомата. После того, как кончаются патроны, затвор передёргивается, спускается курок и каждый отстрелявшийся докладывает: «Матрос или старшина такой-то стрельбу закончил!».
Руководитель стрельбы на рубеже командует: «Разряжай!». Каждый снимает с автомата пустой магазин, убеждается, что он пуст, опять снимает предохранитель, передёргивает затвор, спускает курок, ставит предохранитель на место и докладывает: «Матрос или старшина такой-то, оружие разряжено, поставлено на предохранитель» и кладёт автомат прямо перед собой рядом с бруствером.
Опять звучит команда-приказ: «Оружие – к осмотру». Руководитель стрельб на рубеже осматривает оружие, проверяет наличие или отсутствие неизрасходованных боеприпасов и командует группе отстрелявшихся: «Встать! Стройся! С рубежа шагом марш!». Всё, свободны…
Следующая группа уже нетерпеливо спешит занять места на рубеже, и опять всё повторяется по указанному или подобному порядку.
Примерно также тренировались и стреляли те, кто на корабле по боевому расписанию отвечает за пулемёты, ручные гранатомёты, пистолеты и другое стрелковое вооружение. Подходы к рубежам стрельбы осуществлялись по нескольку раз, чтобы все действия были отработаны до автоматизма. Офицеры и мичманы БПК «Свирепый» в сторонке стреляли из пистолетов – ПМ и большого пистолета Стечкина, с прикладом.
Я тоже вместе со всеми участвовал в стрельбе из автомата Калашникова АК-47 и добросовестно и чётко выполнял все команды и приказы, но стрелял наугад, потому что мне на моём месте мешала высокая сухая трава. На третьем рубеже я вынужден был сообщить об этом руководителю стрельб и он приказал мне встать, сам лёг за бруствер, убедился, что я прав и разрешил мне стрелять из положения «с колена».
Тогда и другие ребята начали жаловаться, что они «ни черта не видят мишеней». После того, как командиры убедились, что это так, началась уже стрельба из любого положения – «лёжа», «стоя», «с колена» и морские пехотинцы стали показывать чудеса меткости и ловкости в стрельбе по встающим и движущимся мишеням.
Честно сказать, мне надоела эта громкая стрельба, болезненные толчки приклада автомата в мою худую ключицу и гаревый удушливый запах пороха, поэтому вскоре я отошёл в сторону от стрельбища. Здесь ещё на одном широком поле наши ребята разделись и валялись на песчаной почве, загорая под жарким солнцем.
Пока любители пострелять трещали из автоматов и пулемётов, «пукали» из пистолетов, мы нашли в песке старую каску, потом кто-то принёс из наших машин фотоаппарат и мы сфотографировались весёлой компанией (смотрите фотоиллюстрацию).
Жара была невыносимая, солнце пекло, а та солдатская каска, пробитая осколком, была горячей, как сковородка на плите. Вот тут-то мы и увидели троих морпехов, которые почти ползком, на «карачках» крались по глубоким колеям от колёс грузовиков, бронетранспортёров и танков со стороны моря…
Когда эти трое морпехов поравнялись с нами, они быстро подскочили к нам и спрятались за наши спины. В карманах и за пазухой их маек-тельняшек «пузырились какие-то то ли камни, то ли коренья. Эти морпехи поблагодарили нас и быстро скоком-подскоком скрылись за строениями командного пункта.
На наши вопросы, они ответили, что «ходили к морю «окупнуться». Мы тут же «загорелись» идеей сделать тоже самое, пока на стрельбище за нашими спинами любители стрельбы уже стреляли кто как мог и хотел (нужно было расстрелять все патроны, которые были выделены на эти занятия по стрелковой подготовке – автор).
Мне очень хотелось окунуться в Балтийское море, очень, поэтому я чуть-чуть помедлил и тоже быстро и азартно юркнул в глубокую колею танкодрома и тоже на «карачках» побежал за моими друзьями. Пока мы ощущали мокрыми спинами, как на нас «смотрят» с вышки командного пункта, мы крались по глубокой колее, а когда звук выстрелов приглушился, и вышку не стало видно, мы как разведчики, согнувшись в поясе, быстро побежали к голубой-голубой глади моря, искрящейся миллиардами блёсток солнечных зайчиков.
Перед самым краем полигона нам вдруг открылся настоящий песчаный обрыв, дорога с колеёй резко обрывалась вниз на прекрасный широкий песчаный пляж. Мы с гиканьем спрыгнули вниз и помчались к воде…
Пляж был широкий, чистый, белый-белый, только в середине по всей полосе пляжа была полоса какого-то мусора, плавника, сухих водорослей и каких-то камней. Странно было видеть эту нескончаемую гряду мосркого мусора на чистейшем песчаном пляже.
Вода и мелкие ласковые волны прибоя манили к себе, мы «поскидали» с себя всю одежду, даже трусы и босиком помчались к воде. Когда мы перебегали полосу морского мусора, то все начали кричать от боли, потому что босые ноги кололись об этот мусор, как об острые камни.
Кое-как проскочив через толстый и широкий слой мусора, мы выбежали к воде и зашлёпали босыми ногами по прохладной и чистейшей морской воде Балтийского моря. Море оказалось на редкость мелким, воды было по щиколотку, эта полоса мелководья всё тянулась и тянулась до тех пор, покуда мы не оглянулись и опять не увидели красный флаг на вышке командного пункта. Мечта «окупнуться» в море не осуществилась – мелко…
Тогда мы чуть-чуть вернулись под защиту кромки обрыва берега и весело повалились в мелкую воду. Мы баловались, брызгались, кидались пригоршнями воды, катались в воде с бока на бое, даже крутили в воде кувырки, как в школе, и тут один из нас буквально взревел от боли и выгнулся в спине. Он наткнулся в песке на мелководье на какой-то камень…
Наш товарищ поднял его и посмотрел на просвет, а камень вдруг засиял лучиками и искорками, как янтарное солнце – это был настоящий крупный кусок дикого янтаря…
Немедленно у нас возник охотничий азарт, и мы стали бегом бегать по мелководью и то один, то другой кричал от радости, потому что мы начали находить янтарь в море. Вскоре с пригоршнями янтарных камушков мы вышли из воды на берег и тут только увидели-догадались, что в этой широкой полосе морского мусора валяется множество кусков янтаря, и не тех мелких камешков, которые мы нашли, а крупных кусков, настоящих «булыжников»…
Теперь каждый из нас набивал янтарными камушками карманы своих рабочих штанов, запихивал пригоршни янтаря себе за пазуху в тельняшки, отчего вскоре некоторые из нас стали внешне напоминать беременных женщин…
Ликуя и вопя от восторга, мы хвастались друг перед другом величиной и количеством найденного дикого янтаря и дивились, сколько же его здесь много. Однако уже «червь сомнения» прогрыз в моём уме-разуме дырочку, сквозь которую ко мне пришла мысль: «Если здесь так много нетронутого янтаря, значит, его нельзя здесь трогать и забирать с собой».
- Ребята, - сказал я ребятам. – Это полигон морской пехоты и если нас застукают, то нам мало не покажется. Этот янтарь лежит здесь долго, он весь потемнел от солнце, это значит, что его брать нельзя.
Однако нас уже никто не мог остановить. Мы на пляже были одни, нас было несколько человек, нас никто не видел, поэтому мы сейчас вернёмся прежним путём и смешаемся с нашими ребятами из экипажа, а эти пусть стреляют и не отвлекаются…
Ребята набивали янтарём карманы, каюсь, я тоже положил в свои карманы штанов робы пригоршни крупного дикого янтаря. Карманы сразу оттопырились, стало очевидным, что в таком виде нас обязательно «застукают».
Я и мой товарищ ещё со времён службы в 9-м флотском экипаже ДКБФ в Пионерское, Коля Гилев, решили сделать иначе, он снял свою робу, связал подол узлом из рукавов и мы сделали из его рубахи нечто вроде вещмешка. Потом Коля набил этот «вещмешок» пригоршнями разнокалиберного янтаря…
В это время что-то меня толкнуло в спину, я огляделся по сторонам на подозрительные кустики сухой и выгоревшей на солнце травы, а потом завернул края своих мокрых трусов по бокам так, чтобы трусы превратились в плавки. Затем я поместил спереди в трусы в компанию с моим «дружком Сашкой» самые крупные куски найденного мной ещё в море чистого янтаря. Получилась внушительного размерам «бульба», как на носу БПК «Свирепый»…
Ребята хором потешались надо мной, говоря, что я «от жадности и от натуги заработал себе грыжу», что «янтарь на меня подействовал чудесным образом и мой «червячок» увеличился до размеров удава» и т.д. Я стеснялся. Сомневался, но кто-то голосом моего друга-наставника и лучшего рационализатора Севморзавода Жени Мыслина шептал мне: «Смеётся тот, кто смеётся последним!».
Из-за колючего с острыми углами янтаря в моих трусах, я шёл очень смешно – раскорячив в стороны ноги, косолапя, как медведь. Однако в широких матросских штанах мой «бульб» почти был незаметен, правда, если я только чуть наклонялся вперёд, как будто у меня «прихватило живот».
Так мы и пошли карабкаясь на песчаный обрыв и снова почти ползя по глубокой колее танкодрома. Ближе к стрельбищу мы уже действительно ползли на коленях…
Ползти на коленях и руках по глубокой песчаной колее в жаркую погоду очень тяжело, пыль и песок от ног впереди ползущих поднимался в воздух, забивался в глаза, в рот, в ноздри, в уши и я чувствовал, что постепенно становлюсь не просто пыльным, а грязным (это называется «окупнулись в море» - автор).
В конце нашего пути мы вдруг осознали, что стрельбы уже не слышно и подумали, что наши нас бросили и уехали домой, в дивизион. Как сурки, мы один за другим стали поднимать головы над уровнем колеи и травы и увидели, что красного флага на вышке уже нет, что весь наш экипаж выстроен в две шеренги, что нас в начале колеи танкодрома ожидает большая группа офицеров и нам уже нечего прятаться и ползти по песчаной земле, что нас давным-давно заметили и ждут…
Помогая уставшему до изнеможения Коле Гилеву, я взялся за край его мешка-робы, и стараясь не косолапить и не обращать внимание на неудобство и боль в паху, пошёл отважно к нашим командирам. Наш старпом, капитан-лейтенант А.А. Сальников, что-то говорил про нас, отчего весь строй и командиры, особенно офицеры и мичманы морской пехоты, не просто гоготали и смеялись, а смеялись гомерически, шатаясь и падая от смеха…
Ну, что, беременные янтарём! – приветствовал нас А.А. Сальников. – Рожайте! Покажите нам, что вы там добыли на берегу нашего Янтарного края!
Мы виновато стояли перед строем, я живо вспомнил, как живописно стояли перед революционными моряками-балтийцами полуголое «отребье» анархистов из кинофильма «Оптимистическая трагедия». По приказу старпома мои друзья выворачивали карманы и тут же высыпали содержимое себе под ноги. Особенно эффектно сыпались янтарные камушки из под пузатых тельняшек, когда их нетерпеливо выдёргивал из штанов Александр Андреевич Сальников.
«Опростали» рубаху-робу-мешок и мы с Колей Гилёвым, у нас была самая большая куча янтаря среди всех нас – нарушителей…
Старпом, капитан-лейтенант А.А. Сальников молча и выразительно кивнул мне. Я послушно стянул через голову свою рубаху робы. За пазухой моей тельняшки ничего не было. В моих карманов штанов лежало всего несколько янтарных камушков с чем-то внутри янтаря, в одном из них я отчётливо разглядел узорчатое крыло стрекозы. Эти камешки я отчаянно хотел сохранить, поэтому с болью и надеждой в глазах взглянул прямо в лицо старпома. Александр Андреевич меня не тронул…
Потом, уже в кузове грузовика, куда я с превеликими усилиями и осторожностью забрался, мой командир отделения рулевых, старшина 2 статьи Александр Кузнецов поинтересовался, почему я себя так странно веду. Я ему ответил то же самое, что отвечал старпому и замполиту – пошёл с ребятами к морю подальше в траву и в колею, чтобы освободиться от той каши с тушёнкой из сухого пайка, которой нас кормили вместо обеда…
Каша действительно была очень «тяжёлой», холодной и невкусной и все без исключения страдали от неё, поэтому и Сашка Кузнецов, и наши командиры не стали меня далее «пытать», а поспешили нас всех погрузить в грузовики и увезти нас «домой» - в дивизион-экипаж.
Как я ехал верхом на острых кусках янтаря – это отдельная история о добровольной пытке и испытании силы воли, упрямства и жгучего желания иметь поделочный материал, из которого я мог бы сделать великолепные сувениры-подарки маме, папе, Вале Архиповой, другим моим будущим любимым девушкам, а также друзьям.
Кстати, перед ДМБ Сашки Кузнецова я подарил ему полированный и очень красивый янтарный браслет к его наручным часам, он был очень тронут братским подарком…
Немногие знали и видели, как я прятал в «бульбе» в трусах крупные куски янтаря, никто об этом не проговорился и я сделал вывод, что ребята по достоинству оценили мою смекалку, находчивость и благоразумие, признали мою правоту там, на янтарном берегу, и с уважением вознаградили меня тем, что не выдали мою добычу «годкам», не отняли её у меня сами.
По древнему генетически врождённому инстинктивному закону первобытных охотников и собирателей – добыча победителя принадлежит только ему и победитель вправе самостоятельно принимать решение как, с кем, кому и сколько делиться добычей…