Я называл ее "девочкой-осень".
Порой настолько грустно-серой, что пыль туманом стелит глаза и не хочется окунаться в ее безумие, такое рыхлое, грязное, и пустое...как и она сама.
А порой она меня удивляла, как и серости рождалось нечто новое, как она умеет полыхать сотней огней, как светится, как листья на деревьях в ноябре. Тогда ее глаза метались золотыми пожарами и в них он видел целый мир. Меня захватывало как в одном таком маленьком тельце может жить такая жизнь, кипеть энергия и гореть.
...Да, что-что, но гореть она умела. Ярко, фантазийно и очень громко. С треском еще живых веток и листьев подожженных не в свое время.
Я так любил смотреть как она приходя в бешенство поднимается в огонь и целует языками пламени. Как красиво эта ярость разливается по телу, как становится единым целым с ее духом и захватывает все живое, что есть в ней. Жар определенно ей к лицу. Порой специально приходилось приводить ее в бешенство, чтобы понаблюдать эту картину... Как она хватала меня за руки, напрягая тонкие запястья и кричала что-то совсем невнятное...
...Искры, огонь, пламя, руки, губы, конец.
Да она определенно была девочкой осень, такой порой живой, а порой безумно серой. Временами изумительно отчужденной и холодной, но в то же время самой горячей из тех кто мне когда-либо встречался.
Я любил ее, но по-своему и боялся, чтобы из-за меня однажды, она не превратилась в горстку пепла.