Григорий Савельевич работал в ЖКХ всю жизнь. Да, бывают такие люди. Без них бы в любом обществе воцарился хаос. И перестройку Григорий Савельевич пережил, работая в жилищном хозяйстве, и в девяностые без копеечки насиделся, на своей дачной продукции только и выживая. Да и сейчас, прямо скажем, не велика зарплатка-то. Другие мужички поснимались и на заработки кто-куда рванули. А он, нет же, сидит, чисто наседка, в своём ЖКХ. К счастью, жена попалась непритязательная, звёзд с неба не просила, а лишь говорила своему благоверному: « Ну что ж, Гриша, как говорится, «не до жиру – быть бы живу». Летом на «шестёрке» своей старенькой на дачу ездили, а она на Волге-реке находится. Костры! Уха! – Вот оно счастье-то! Держи только покрепче! Дети выросли и выучились не хуже, чем у богатых. Чего ещё желать-то?! Всё в жизни сладилось.
Григорий Савельевич жил в маленьком районном городке, в котором власть менялась строго по расписанию, как и всякие ревизии и проверки были тоже по расписанию. И вот недавно поставили на должность главы администрации молодого и продвинутого.
Наш городок рассекает вдоль и поперёк речка с множеством маленьких притоков. Мостов и мостиков, соответственно, в городке великое множество, и деревянных и бетонных. Новое начальство сразу круто размахнулось: отремонтировали большой бетонный мост в центре города. И другие, маленькие, мостики, которые представляют собой железный каркас и дощатый настил, тоже, надо отдать должное, ремонтировались. И эти вот мостики, несмотря на старания властей, часто приходят в неисправность: то пацаньё перила погнут, то дощечки подгниют, а то, чего уж греха таить, какой-нибудь «умник» себе на половицу и выдернет без зазрения совести – провинция-матушка. Вот недавно подремонтировали такой мост на Некрасовской. Перила кое-где переварили и покрасили ярко-зелёной краской, дощатый настил заменили. Люди довольны, радуются, новое начальство похваливают.
Тут как-то надумал сам губернатор с проверкой заглянуть. Засуетился наш муравейник: метём, чистим, красим, бордюры белим. «Все, от мала до велика, на субботник!» - витает лозунг в воздухе нашего захолустья. Прям-таки как в советские времена. А что в этом плохого? – Общение, шутки, смех, и работа сама собой спорится. Жаль только песни вместе не поём. Коммунистические не в моде, а других, так чтоб всем вместе запевать да с мотивчиком попроще, пока не придумали. Поколение постарше ностальгически улыбается, глядя, как молодёжь брезгливо, в перчаточках, пачки из-под чипсов в мешок для мусора складывают, и думает: эти целину не поднимут. Недавно по телевизору про бравого солдата Ивана Бровкина показывали, как он целину поехал поднимать. Чем же отличалось то поколение от наших парней и девчат? Да ни чем! Им сказали «надо!», они и сделали, скажут нашим, и наши сделают. Как же интересно сказалось: «нашим». Нет ни наших, ни чужих! Другое поколение пришло на смену – буйная поросль ранее культурного, но теперь одичавшего сада. Что же делать с этим неистовством природы? – Прививать! Вот только где найти столько садоводов, грамотных, талантливых, честных и обязательно интересных, за которыми потянется молодёжь? Вот где непочатый край работы! А вы говорите, субботник! – Тьфу, да и только.
Но вернёмся всё-таки в наш городишко. Тут у нас, пока суть да дело, уже всё вымели и выскребли. Неотремонтированным остался один «железно-деревянный» мост, то есть тот, который из железного каркаса с деревянным настилом.
Глава администрации накануне приезда губернатора звонит начальнику ЖКХ и в приказном порядке излагает свою просьбу:
- Тихоныч! Там у тебя в Больничном переулке мост стоит страшный, как атомная война. Будь добр, исправь положение! Сделай что-нибудь чисто косметически, чтоб только в глаза не бросалось.
Вызывает начальник ЖКХ Григория Савельевича.
- Савельич, вот наряд тебе подписываю на ремонт моста в Больничном переулке. Оплата, так сказать, сдельная. До вечера управишься – ещё и премию выпишу.
- Да как же я один с мостом управлюсь-то, Тихоныч? Там и варить надо, и стелить, и красить.
- А ты прояви смекалку, Савельич! Время такое, что без смекалки никуда. Главное, чтоб в глаза не бросалось, - повторил он просьбу главы.
Савельич расписался в наряде. Получая на складе литровку зелёной краски, возмутился:
- Мартыновна! Ты что мне литровку-то выдаёшь?! Весь мост ведь надо покрасить на Больничной!
- Что выписали, то и выдала, - безапелляционно ответила кладовщица. – Не забудь расписаться. Где галочка, - ткнула она внизу листа своим толстым наманикюренным пальцем.
Григорий Савельевич подошёл к мосту. Ну ни одной дощечки! – Как ветром сдуло! Один железный каркас торчит над речкой. «Были б кости – мясо нарастёт, - подумал Савельич, а вслух произнёс: Эх, Россия-матушка!.. Ну, что ж, косметический, так косметический». Мужик он основательный. Плохо делать не умеет. Достал шкурки и давай тщательно очищать поверхность от остатков старой краски, пыли да грязи. Шелуха синим конфетти летела в речку. Ну вот и подготовил ближнюю к проезжей части сторону перил к покраске, как того требовала инструкция. Отошёл в сторонку закурить и смотрит на мост. Одни перила выскобленные, другие – грязные. Засвербило что-то внутри у Григория Савельича. «Разве это работа! – подумал он. – Эх-ма! – и, махнув рукой, полез ошкуривать и другую сторону. Висит на голом мосту над речкой и думает: «Косметический им! От слова «космонавт!» Очистив и другую часть перил, присел отдохнуть. Смотрит на мост и радуется. А дальше покраска. С самого раннего детства Григорий привык сложную работу выполнять вперёд. Вот математика ему в школе с трудом давалась. Так он часа два над задачкою пропыхтит, а потом за полчаса все остальные уроки сделает.
Григорий Савельевич нашёл проволоку, крепко обмотал вокруг банки с краской и сделал что-то вроде ручки. «Проявил смекалку, что называется!» - усмехнулся он сам про себя, вспоминая слова начальника, и полез красить дальнюю от дороги сторону перил. Выполнив сложную часть работы, сошёл на землю. В банке осталось совсем немного краски, ещё на одну сторону точно не хватит. «Ну, Тихоныч! Косметолог хренов!» Тут Григорий Савельевич вспомнил, что в прошлый выходной он красил на даче беседку, и у него осталось немного краски, такой же зелёной. Время приближалось к обеду. «Дачу проведаю и краску захвачу!» - так и решил.
Заканчивался рабочий день, и работа подходила к концу. Мост красиво выделялся на сером фоне природы – листочки ещё не распустились, хотя почки уже наполнились жизненной силой и готовы были разродиться в ближайшую майскую ночь липкой благоухающей зеленью.
Теплое солнце и общее пробуждение природы придавало Григорию Савельевичу силы, а осознание хорошо выполненной работы – уверенности в себе, поэтому он довольно улыбался в усы и постоянно что-то бормотал себе под нос.
Рельеф нашего города очень сложный, странный, можно сказать. Сам городок находится в яме, так ещё весь в каких-то буграх и оврагах. Даже придумывали, что яма-то – не что иное, как кратер давным-давно уснувшего вулкана. А кто и завирал, что раньше на этом месте было море. Ну, море – это уже хватили, а вот озеро – возможно. Я это всё к тому, что, подходя к мосту, сразу-то и не заметишь, что он без настила. Если идёшь со стороны центра, то нужно подниматься в гору, чтобы попасть к мосту; а если идёшь от автозаправки, то есть, от окраины города, то катишься с горки, но перед мостом – стоп! – у-ухабинка! – опять поднимаешься в гору.
Григорий Савельевич закончил работу, спустился к речке, чтобы в пустую банку немного водички набрать – кисточку опустить хотел. «Растворителем отчищу, и ещё сгодится», - подумал рачительный хозяин. Поднялся по тропинке от речки, спину усталую разогнул, отдыхает. Глядит, а от центра в гору, по направлению к мосту, поднимается Танька Самохина. Вот уже больше сорока лет прошло, как они любовь крутили, а всё равно при встрече душа в пятки прыгает. Иногда даже избегает её Григорий Савельевич, чтобы прошлое, как говорится, не ворошить. Не дождалась его Танюха-то из армии. Сколько переживаний было! Упрёков! Но сумел Григорий запрятать боль души подальше, запер на замочек, а ключ в воду кинул – что было, то прошло. Другую встретил. И хоть веровать не принято было, а благодарил мысленно Бога, что послал ему жену славную и добрую. Уже скоро четыре десятка лет как вместе, а всё душа в душу. Она ему: «Гришанюшка». А он ей: «Настюшенька».
Но тут встречи не избежать. Танька, а теперь Татьяна Максимовна Самохина, запыхавшись, поднялась в гору.
- Здравствуй, Гриша! – сказала она, шумно дыша и смеясь. Хохотушкой была с молодости. Весёлая и острая на язык, Танька за словом в карман никогда не лезла. Скажет, бывало, что-нибудь колкое, прыснет со смеху, да побежит дальше. – Гриша! Что я вижу! Да ты сегодня без портков, а в шляпе?! – и, засмеявшись, прошла рядом с мостом по проезжей части, оставив в недоумении Григория Савельевича по поводу «портков» и «шляпы».
Почесав у себя в затылке, Григорий Савельевич оглядел сначала себя с ног до головы, потом перевёл взгляд на свежеокрашенный мост и, усмехнувшись, хотел было идти домой, но заметил молодую парочку, идущую с детской коляской к мосту. Григорий Савельевич давай махать им, крест-накрест руки складывает – нет, де, прохода. Молодые родители пожали плечами и пошли в обход. А тут вдруг: стук, бряк, плюх! – Бабка Теодориха со своей тележкой, на которой она каждый день возила на базар овощи, «попалась в капкан» - спускалась под горку, и потянуло её с тяжёлой тележкой-то вниз. Теодориха пятками упирается, на себя тележку тянет, да куда там – вся провизия посыпалась в реку.
Теодрихой бабку прозвали потому, что ходила она неизменно в красном платке, и зимой и летом. Соседки всё смеялись: «Вон Теодориха опять быков вышла дразнить!» Вечный красный лоскут на голове бабки вызвал у кого-то ассоциацию с испанским родео. Вот и звали её не Фёдоровной, а Теодоровной, на испанский манер, или просто Теодорихой.
- Ах, вы ж окаянные! – вопила Теодориха. - Мост покрасили, а досок нет!
Григорий Савельевич поднял Теодориху, отвёл подальше от моста и стал вызволять застрявшую в железном каркасе тележку. А бабка, утирая слёзы красным платком, наблюдала, как плыли по реке её каждоденные труды: яблоки и тыквы. Получив свою тележку, Теодориха, седая и простоволосая, пошла прочь от моста, ругаясь и всплёскивая своим красным платком:
- Ах, вы ж окаянные! Ах, вы ж…
Григорию Савельевичу так не по себе сделалось! Так засосало под ложечкой! Вроде ни в чём не был виноват, всё выполнил как надо, а такое скверное чувство на душе! Отошёл немного от моста, оглянулся на свою работу – красота! Мост выглядел, как новенький, а издалека, и в правду, не было видно, что он без настила. «Косметический ремонт, забодай его… » - пробормотал Григорий Савельевич и с тяжёлым сердцем поплёлся не в контору, а к себе на дачу. Взял приготовленные для ремонта забора колья и соорудил из них два крестообразных заграждения, которые обычно ставят там, где проход воспрещён. Потом выгнал из гаража «шестёрочку» и отвёз заграждения к мосту.
На следующий день губернаторский кортеж проезжал мимо моста в тот момент, когда Григорий Савельевич вытягивал из оврага неизвестно кем и неизвестно зачем сброшенные крестовины. Но губернатор не заметил внизу, под мостом, человека, тянущего эти самые крестовины наверх – такой в нашем городе рельеф.