Двое из-за бугра - 9

Александр Савченко 4
Глава 22

1

   Веревкин медленно вышагивал  по корявому асфальту, пострадавшему от смены четырех сезонов года. Асфальт – тот стал рассыпаться, сразу же, как только был упакован в уличные и тротуарные дыры при ямочном ремонте. А ямочный ремонт, кто не слышал, – это черная дыра в космическом пространстве и находится она только в России, в частности, в Энске.

   К сожалению, в ведомстве Железного Кукса про ямочный ремонт ничего не сообщили. Это, безусловно, пробел в службе американской разведки и он засуживает того, чтобы о нем критически писали российские газеты, а ФСБ и Мининдел сделали соответствующие выводы.

   Шпион был бодр и подтянут. Главным героем его жизни стал русский разведчик Вячеслав Штирлиц. Штирлица он любил тайно, как студентка втрескивается по уши в богатого и престарелого профессора. Впрочем, шло неумолимое время, и Петру все больше стал импонировать Мюллер, в котором шпион находил большое сходство с собой…

   … До завтрака Селиверстов наглотался последних известий из-за рубежа, то есть, надо понимать, с родины. Из своего козырного приемничка он узнал, что в России объявлен дефолт. Об этом шпион номер один в официальной форме доложил шпиону рангом ниже и объявил по этому случаю текущий день выходным, вроде как праздничным. И учинили себе внеочередной променаж.

   Так Веревкин оказался на асфальте, усыпанном разнокалиберными дырками, как привозной сыр "маасдам", от роду награжденный такими  атрибутами.
   Петр нащупал в кармане металлические рубли, подошел к ближайшему киоску:
   - Бутылек воды.
   - Не продаем. Нет новых цен.
   - Ну, дайте! Заплачу сколько надо… Хочу пить, как из ружья, - просопел Веревкин.

   Злой голос изнутри отогнал жажду:
   - Ты че, дядя, глухой? Или не можешь врубиться? Русским языком сказано: нет цен. Киоск не работает! Дефолт! Понял? Все ушли на фронт!..
   У  тыльной стороны киоска материлась кучка мужиков…  Для них в ларьке не нашлось сигарет. Всех, кто придумал это ****ство, там, у угла, решено было повесить, но не на смерть, а только за яйца. Причем первым надо подвязать этого пидора недоношенного, который рулит в сторону Америки…

   Бык полыхнул гордостью за свою великую державу. Но когда жажда снова прихлынула в образе харакири, гордость в Быке шибко поосела.
   - О, поганцы! - буянил  мужик, смахивающий на Ленина, та же лысина, усы, бородка… - Чубайс  одного налогу в год плотит поболе двух лимонов… А мне со старухой трех тыщ не дают… в месяц… Пенсию еще за май не получили. А нонеча кто? Август! Вот кто!

   Похожий на Ленина выкинул руку вперед, вроде как Ильич на броневике. Но вышло без большого пафоса – будто всколыхнулась стрелка у железнодорожного семафора. Все равно остальное мужичье одобрительно загудело.
Бык пошел дальше, но уже не так горделиво. И свою Америку представлял он теперь в лицах Кукса и Бремера. Быку до крайности хотелось глотнуть студеной водички, такой, что поила из своего колодца в Чулыме Стеша.

   - Они-то в чем виноваты? – словно споря с Куксом и Бремером, спросил вслух Веревкин, а про себя подумал, - особенно мужик с ленинской бородкой. Сто пятьдесят долларов на двоих… И на месяц!... Мне зайти в ресторан – и то  мало…
   Настроение у шпиона ухудшалось с каждым новым шагом и вскорости было вконец испоганено. Он развернулся и двинул домой, там в холодильнике стояла непочатая бутылка минералки.

   По дороге Веревкину попадался встречный народ,  приглядеться: какой-то очень усталый. Больше с суровыми и холодными глазами. Без улыбок и добрых намерений...
Петр с досады скинул у порога пыльную обувь. Без былого задора и страсти заглотил вмиг газировку местного разлива. Все полтора литра.
   Потом опрокинул свое тело поверх постели, подложив кулаки под затылок. Сверху над ним навис потолок с накатом из белой эмульсионки. Словно экран в кинотеатре, который стоял когда-то в конце улицы Бостон – стрит… Туда шестилетнего Вилли водила мать смотреть диснеевские фильмы. Она до сих пор сохранила свое пристрастие и предпочитает телевизору живое кино.
Быку пришла в голову неожиданная мысль: потолок – это белое пятно на карте мира, туда не ступала нога человека. Мысль Быку понравилась, но она не улучшила его настроение. Наоборот, потолок вдруг превратился в злобное для него небо…

   Черт побери, как мерзко устроен мир! Еще десяток лет назад Вилли, как от оргазма, плавился в радости, что его Родина недосягаема ни для кого. Любой враг будет подавлен в считанные минуты. А ядерная мощь Америки превратит десятки важнейших СССР, включая задрипанный Энск,  в куриные потроха. Причем ровно через два часа после начала войны. Так было записано в планах Пентагона. Это выходило, что и Хорошилова, и Краюхиных, и Кукушкиных, и Молоткову Соню, и даже Дашу Сироткину развеяло б в прах… В бесследную пыль…
Впервые в жизни Петр Веревкин обессилено, словно от зубной напасти, помотал головой, не отрывая ее от своих  кувалд…
   И вот теперь он прикатил сюда, чтоб под
ложить свинью тысячам ни в чем неповинных людей. Разве это справедливо?..
   Примерно так думал Бык после своего праздничного променажа.
   Хорошо, что в тайнике не прикручена камера наблюдения и нет жучков, упрятанных в дверные замки или в диван… Быку стало легче. Но все равно в душе было муторно. С кем поделиться? Не с кем! Это основной закон настоящего шпиона – никому, никогда, ни о чем…

   И неожиданно, как кирпичом давнего корешка Джона, Быку ударило в голову: а, если с Дашкой?..Тогда что? Нет, нет, нет! Сто раз «нет»!
От запретной мысли Веревкин вдруг повеселел. Еще понял, что жизнь приносит и неожиданные удачи. Ишь как хорошо вышло  с Краюхиным. А тот же пятак екатерининской эпохи? Да и эта, мозолившая душу блатная песенка…
Веревкин пошарил праздничные штанцы в области ягодиц. Пятак был на месте. Да и с песней про девок, которых  приглашали зэки к себе в зону, вышло любо-дорого.

   Этот придурок Денисик все-таки молодец. Бык не напрасно увел его от верной смерти.
   Веревкину стало совсем легко. Он даже со слабой грустью припомнил свой родной город. Как там в песне “Улицы Филадельфии”, что напевал соотечественникам Брюс Спригстин?..
                …Я бродил по улицам, пока ноги
                Не налились свинцовой тяжестью.
                Я слышал голоса исчезнувших друзей…
   - Жаль, но я к вам никогда уже не вернусь, мальчики, – без сожаления подумал Веревкин.
   Стоял черный день 17 августа 1998 года.

2

   Покрытые за лето несмываемой пылью листья тополей отяжелели, повиснув на ветках чужеродным грузом.
   Близилась осень. Где-то в других широтах разгорался бархатный сезон. А здесь, в Энске наступил сезон тягостных ожиданий.
Конечно, устроенный в России дефолт не даст этой стране быстро подняться на ноги. Но и на руках она долго не простоит. Зачем же давить и дальше? И до каких пор?

   Да, хрен с ними. Там на верху, в Белом доме знают, что делать. А нам надо подчиняться и принимать стойку “смирно”. И праздновать.
Примерно так рассуждал шпион номер один, прокладывая кошачий путь по вверенному ему городу.
   Пантера без всякой нужды забрел в городской сад, где обильно торчали метелки кустарника, изувеченного хулиганистой пацанвой.

   Он с чисто шпионским любопытством засекал взглядом встречающихся мужчин и женщин. Все какие-то тревожные, неприветливые лица. Только мелкая ребятня с остервененьем сосала сладости, которые натащило к месту развлечений их старшее поколение. Шпион пересаживался со скамейки на скамейку, пытаясь глубже понять настрой своих новых сограждан. И обнаружил: это другие люди, не те, что видел вчера…

   Не вдаваясь в лирику и философию, Пантера продефилировал сквозь объемистый проран в дощатом заплоте, после чего объявился на небольшой площади, усыпанной народом, как осенний сад перезрелыми яблоками.
   - Митинг? – озадачил Пантера кучерявую женщину на длинных ногах, смахивающих на две приставленные друг к другу жердочки. Оригинальность ног подчеркивали голубые штанишки, невесть как натянутые на несытое тело.
   - Не. Встреча с лидером партии.
   - Какой?
   - А хоть какой! Мне до лампочки. Обещали дать по сто рублей и майку. А то б сюда не тащилась с другого конца города… В кармане ни одной копейки…

   Пантера оказался в эпицентре событий. Почти рядом с ним дюжие парни ловко соорудили раскладной помост. На уровне примерно двух метров приладили деревянные перильца – это, чтоб лидер не грохнулся в публику. Пришпандорили лестницу, водрузили микрофон и убрались в сторону. Двое других отхлестнули скотч с картонных коробок и, потроша их на ходу, пошли по периметру подступившего народа. Один вытаскивал майки с надписью "ОПРС", второй доставал из коробки бейсболки с таким же обозначением.  Жаждующая толпа тянула руки, словно слепцы к своему исцелителю.

   Кучерявая дама, оттолкнув Пантеру, выхватила из руки спасителя сразу две майки:
   - У меня муж – инвалид!
   Пантере досталась бейсболка. Разносчик подарков приметил изысканность в лице шпиона. Он редко встречал настоящих мексиканцев на своем тяжком пути.
   - На память! – и накинул головной убор Пантере на голову.
   Кучерявая дама скосила на Пантеру нехороший глаз:
   - Между прочим, мужик мой – инвалид. Ему никак нельзя на улице с голым теменем. Солнцепек – сам знаешь…

   Пантера намек понял:
   - Если не брезгуете, можете взять ее себе, - и снял бейсболку с вспотелых волос.
   - А че брезговать?... Речь лидер толкнет – еще по сотне отхватим… Инвалиду требуется усиленное питание…
   Лидер партии взбежал на трибуну взбрыкисто, будто неудачно кастрированный бычок из-под ножика ветеринара.
   По обширной толпе прошел шорохом вздох облегчения. Все ждали минуты увидеть, какой он живьем этот искрометный вождь "ОПРС".
   А он был, как и все, такой же. Немного небритый, немного усталый, немного навеселе. И ростом не Геракл. И по складу не Аполлон. Но в отличие от них лидер умел брать быка за рога и заворачивать их в каральку:
   - Значит, этот день мы не забудем никогда. Пусть трясутся жалкие тени в Кремле и в Белом доме.

   Пантера не понял, о каком доме шла речь – о российском или об американском. Но вопрос  не задашь… Не то место.
   - Только наша партия идет самой правильной дорогой. Однозначно! Наши враги – это не вы. Это другие партии, пробравшиеся в Думу. Одни узурпировали власть в стране, другие рвутся к кормушке. Их лидеры - пидеры, они у вас на слуху. Раздавим их, как мух! В первую очередь "КЛМН"! Сошлем в Сибирь всех кэлэмунистов! Только в Сибирь! Очистим Москву до самого океана.

   - На какой хрен они нам тут нужны? – пряча от посторонних глаз свой трофей, задалась вопросом дама с завитушками на голове.
   - Не знаю, - хотел сказать шпион, но промолчал.
   - Ну, че он там, долго из себя будет выдавливать? – заверещала дама тревожно, будто ей срочно понадобилось в туалет, а лидер ее туда не пускает.  И тут же Селиверстову:  «Ты к нам на заработки?».
   - Ага, - Пантера не любил это слово. Ага, он знал, - ядовитая тропическая жаба. Еще это титул военачальников в Османской империи. У русских же в обиходе "ага" – какое-то утвердительное междометие. Короче, глупое"да".
   - Я по усам твоим догадалась. Молдаванин? К нам  всякий сброд прет. Все строить хочут… А завтра оно развалится…

   Но тут женщину захлебнуло. Она дернулась, вывернула одну руку куда-то в сторону и ухватила за рукав мозглявого бровастого мужика:
   - Ах, ты падла! По чужим сумкам шаришься?! Я те щас зенки-то повыцарапываю!
   Мужик шмыгал носом, пытаясь освободить рукав серой одежонки:
   - Дура что ли? Опусти пинжак! Эй, командир! – крикнул мужик зевавшему в сторонке милиционеру.
   Сержант перестал зевать. Понял, что он здесь не лишний. Поэтому стремительно приблизился к очагу скандала.

   - В чем дело, граждане? – задал правомерный вопрос служитель порядка, при этом старательно прикрывая у бедра зажатую в руке  бейсболку.
   Женщина, не выпуская из цепких пальцев жеваный костюм соседствующего гражданина, обратилась к Селиверстову:
   - Усатый, подтверди, как он выгреб мои деньги. Гад…
   - Вы видели этот факт, гражданин? – задал каверзный вопрос сержант милиции. Чисто по-сыщицки.
   Селиверстов, во-первых, ничего такого не видел. А, во-вторых, он не хотел ввязываться в дерьмовое дело. Дама только десять минут назад говорила, что у нее нет ни копейки…

   - Я не знаю. У меня глаза с диоптриями…
   - Ах, ты морда молдаванская! Разделить ворованные деньги удумал? Товарищ милиционер, обыщи их обоих. Точно:  пасли меня, дурочку…
   - Не имею права. Не вижу оснований. Наверно, вам показалось…-  уже не радый тому, что ввязался в происшествие, заключил мент.
   - Ты вот че… - дама выпустила рукав  морально пострадавшего мужика, - ты вот че, - и она посмотрела на бейсболку, которую сержант пытался прижать к боку своего мундира.

   - У меня сын – инвалид. Ты, служивый, отдал бы ему ентот головной убор. Не брал бы грех на душу!
   Милиционеру, видать, стало жалко беспросветно несчастную женщину и ее сына – инвалида, который, наверно, все лето сидит на завалинке в зимней шапке. Да и хотелось побыстрее отвязаться от назойливой гражданки.
   Сержант протянул  ей нечестно доставшийся товар и со спокойной совестью упятился на свое место.
   А лидера партии в эти минуты не остановил бы никакой танк.
   - От Калининграда до Владивостока – кругом одна ложь, ложь и ложь. Правды у нас не было и нет. Клянусь вам – это правда!
   Видно было, что нос лидера щекотнула случайно залетевшая мошка. Он ковырнул пальцем в носу, чихнул и продолжил раздрабанивать ненавистные ему партии и объединения.

   Потом поднес к микрофону  рот так близко, что, казалось, секунда – и он  заглотит его вместе с подставкой.
   - Мы им не дадимся живыми! Запомните! Но и им не бывать на наших похоронах. Однозначно!
   Выступление лидера партии было кратким. Через сорок минут он провозгласил здравицу в честь своей партии и себя лично. Призвал голосовать только за "ОПРС".
   - Теперь наш «Фонд развития и содействия гражданам России» раздаст в память об этой встрече по сто…простите, по пятьдесят рублей.
   - Ну, блин, надувают народ…- прокомментировала дама в завитушках. – У вас там в Молдавии что? Леи?
   - Сейчас баксы, - отшутился Селиверстов.
   - Ух ты! Ребенку – инвалиду на память нет?
   - Дома оставил…
   - Надо брать с собой, - назидательно сказала дама. – Время такое: можешь до дому и не дойти, а баксы твои другому достанутся.
   - Понял, - и Пантера покатил к своему пристанищу.

3

   - Что-то стало холодать, - грустно просопел Веревкин.
   - Это ты к чему? – Глядя сотоварищу в недра зрачков, спросил Селиверстов.
   - К зиме, - опять сопнул Петр.
   - В России это значит: не пора ли нам поддать.
   - Чево?
   - Тово… Выпивон сподобить. Еще говорят: не послать ли нам гонца за бутылочкой винца.

   Веревкин это дело мог, но не хотел. Он пошевелил ушами, тут при укладе жизни “один на один” и не такому научишься. Собрался послать Селиверстова подальше, но не схотел: с начальством, как с оружием, надо быть осторожным, а то ненароком может пришпандорить...
   Они вышли из своего подъезда, спустились с двух иззубренных ступенек. На скамейке, где во все времена гнездились старушки с ближайших квартир, сидели двое парней. Один в шапочке, похожей на чуть раскатанный презерватив, второй с головой в виде широкого бабьего колена в бане – голой и блескучей.

   Шпионы независимо друг от дружки поняли, что хлопцы пасут не белокурых старушек, а скорее всего их. Подсказывало профессиональное чутье.
   - Во! Мы уж думали, что вас нет… - встал тот, что был в шапочке.
   - А мы есть, - проделал траекторию взглядом Веревкин и прикинул – нет ли поблизости вспомогательного материала – штакетины или кирпича.
Селиверстов тоже оглядел пространство в пределах видимости: не прячется ли там кто-нибудь подозрительный. На всякий случай удвинулся в сторону.

   - Может, сядем? Тема, есть.
   Главный шпион оценил, что им ничто не угрожает, снизошел:
   - Давай, посидим… В ногах нет правды…
   Сели. Парни, конечно, качки. Хоть и амбалы, но не больше, чем обычные чуваки. Молодняк. Видать ни за понюшку табака влезли в криминальное дело. Причем по непосредственной дури.
   - С чего начнем? – сощурил свои блюдечки Селиверстов. Напряг в нем скатился до нуля.

   Коленоголовый распахнул щербатый рот:
   - Мы в вашем районе смотрящие. Я Вован Дубов, по-свояцки  Дуб. А это староста.
   - Званье такое или кликуха? – Селиверстов не зря натаскивал Веревкина на блатную феню.
   - Старостин он. А по-свояцки Староста, выходит, кликуха…
   - Это хорошо, - похвалил шпион номер один, - Староста – это хорошо.
   Чувак, прихлопнутый противозачаточным средством, горделиво хмыкнул.
   - Так что вас привело в наши края? – участливо спросил ходоков Василий, - горе какое? Или еще что?
   -Братва наша хотела б вам тему подкинуть… Вы -  с одной стороны люди заметные, а с другой - незамутненные. К вам серьезный вопросец. Дело денежное. Большие бабки. На дело нужны люди. Ломонос и еще один с пушкой. А вы в паре… Аккурат в рамку…

   Пантера прикинул, что разговор начат издалека, но по-существу. Наверняка мальцы хотят грохнуть инкассаторов или взять банк… Никаких слов не могло идти о каком-либо сотрудничестве с этими молодыми бандитами.
Опять же прямо отказать нельзя. Завтра кто-нибудь из таких развитых паразитов пырнет ножом в темном подъезде. И все…
   В это время на невысоком крылечке появился Денисик Кукушкин. Он по-хозяйски с прищуром оглядел двор и направился к сидящим на скамейке.
   - Гляди! Дин Рид! – заикаясь бросил Староста Дубу. - Секач, сучара, не предупредил нас…

   У Старосты на лбу обок с прыщами выступили росинки пота.
Денисик на этот раз выглядел более свежим. Исчез с лица оттенок цвета голубиного подбрюшья.
   - Приветик, братаны! – поприветствовал молодой сосед сразу обоих шпионов.
Протянул синюю от наколок руку. Сначала Веревкину, потом Селиверстову.
   - А кодла тут по какому празднику нарисовалась? – не глядя на гостей, в невидимое пространство изрек Денисик. Он повернул коряблый взгляд к Старосте:
   -Под кем ходим?
   - Секач у нас за хозяина, - промямлил амбал. – А мы у него хороводные…
Веревкин со вниманием рассмотрел прыщи на лбу Старосты, пожалел потеющего ходока.

   - По девкам бы тебе бегать,- подумал шпион,- а ты легкие бабки отлавливаешь…
   - Значит, под Секачом… - задумчиво произнес Денисик.- А ведь он у меня в долгу, сучок поганый. Придется щемить его.
   - Но он же у нас за хозяина… - встрял Дуб.
   - Ты че, чмо? Хлеборезку заткни, а то яйца остудишь! Твой Секач кто? Помойник! Он зоны по-настоящему не топтал… Короче, первое: к завтрему  готовит лимон шелестух. Он знает-за что… Второе: мне про ваш экипаж неведомо, но хевре стравите, что облажались и в несвой приход завалились.
   Денисик поостыл от накатившего возбуждения и почти шепотом завершил, почти как с экрана телевизора:
   - Пусть Секач своими гнилушками пораскинет. Подставы здесь нет. Особо на мокрый грант… Ясно?
   - Ясно, Рид!
   -То-то. Повторяю для глухих: мужики к Секачу не вписываются. Теперь валите по-рыхлому. И больше под стеклами не светитесь…
Амбалы тихонечко подняли зады и, не оглядываясь, пошлепали к арке.

   - Иначе чиги протараню! – с посвистом из-за потерянных зубов проводил гостей Денисик.
   Он постоял, молча, несколько секунд, сунул в губы свежую сигаретку. Завершил встречу в хорошем расположении духа:
   - Все будет ништяк! Я не чешу лохматого! – и заулыбался, будто залез в кусты со сладкой малиной,- дуреха у меня тут осталась, Шурка… Надо ж с чего-то начинать…
   Встреча с бандитами Энска, выражаясь спортивным языком, была результативной.

   Шпионы поняли, что они в городе оказались на виду.
   Их засек криминал. Не исключено, что в такой же мере ими могут интересоваться специальные органы. Нет лап всесильного КГБ, но есть люди из федеральной службы безопасности. Они уже накопили кой-какой опыт… Только где и кто они – это вопрос…

   Шпионы готовы были к любому повороту событий. Поэтому приход гостей от группировки Секача оказался проверкой их собранности и профессиональной подготовки. Конечно, помог выкрутиться Денисик. А дальше надо просто залечь на дно, то есть не сворачивать с дороги к Соне Молотковой. Так они и поступили…

4

   Пролетело короткое лето, заканчивалась первая для шпионов в Сибири осень…
   - Ах, дорогие гостинечки! - ахнула Даша.
   Она чутьем, незнакомым шпионам, угадывала приход ухажеров. И, как на боевом посту, оказывалась каждый раз в квартире Сони Молотковой. Даша, затворив наружную дверь, крикнула в глубину квартиры.
   - Сонь, глянь: наши бей-фронды.
   - Фрой-бенды, - изумляясь себе, поправил свою полюбовницу Петр Веревкин.

   Соня вышла из ванной после душа – наконец-то в районе пошло в квартиры тепло и, пусть не кипяток, но радующая душу и тело полилась вода негорячего розлива. Перебросились словами. О работе. О житье-бытье.
Из разговора выходило, что трудятся только женщины, а мужики оказались на месте трутней. Вроде как в рою промеж рабочих пчел.
   - Не дело! – отметил про себя Василий. Он почувствовал, как на теле зашевелилась мелкая сыпь, которую  в народе окрестили просто "мурашками".
Веревкин распаковал свой загашник. Нельзя же приходить сюда вечно с пустыми руками.
   - Ишшо че надумали! – всплеснула руками Даша. – Будто угостить нечем. Верно, Сонь?

   Веревкин принялся заполнять рюмочки.
   - Я не буду, - поскромничала Соня.
   - Плохо! – отозвался Василий, тронув ее за коленку. - Вот Даша – молоток. А ты – нет.
   - Я тоже, Васянь, не буду. Из солидарности…
   - Да, что вы тут разкудахтались обе? – скрывая пролупившееся недовольство спросил Селиверстов.
   - За всех! – поднял стопарик Веревкин.

   Потом гости сообразили еще и еще.
   - Куда денешься… Отдуваемся за вас, - Веревкин прижал свое предплечье к плечу Даши. После знобкой улицы шпионы захорошели.
   - А у нас новость! – пригубив, наконец, налитое в рюмку зелье, сообщила Даша.
   Соня проела подругу огненным взглядом:
   - Только не об этом!
   - Конечно, конечно… Пусть парнишки порадуются. Пожрут и поржут.
   - Ладно, выкладывай! – обнял белотелую Дарью Веревкин.

   Селиверстов смолчал. Он предугадал: новость для него будет убийственной. Шпион сжался и напрягся.
   - Соня у нас замуж выходит, бей-фронд Селиверстов, - это к вашему сведению!
   - Да, ну, тя! – сняла с головы банное полотенце Соня. Летний загар на ее лице к холодам сошел. Но розовый цвет от душа на бледной коже лежал густо.
Василий встал. У него мелко завибрировали губы. Задрожал подбородком.
   - Дай, Соня, сигарету!
   - А че ты психанул сразу? – взбодрила Селиверстова Даша. –  Сердцу любить не прикажешь… Так вот…

   Она одной рукой обхватила шею Петра и прильнула к его губам. Наскучалась.
   - У нас с Петушком любовь. Правда, Петя, до гроба?
Веревкин неловко пошевелил бровями, потом ушами:
   - Не отказываюсь… -  и глубоко всопнул в себя нужную порцию воздуха.
Соня прошла в кухню. За ней туда же проник Василий. Он положил ладони на ее плечи:
   - Это правда? Как понимать Дашкины слова?
   -  Шуткует она… Девка веселая.
   - С чего так? Видно, причина есть?
   - Есть. Есть, Вася, причина. Еще какая…

   Будто кислотой в лицо плеснула Соня такими словами.
   - Ну…
   - Хрен загну! – и столкнула ладони Василия со своих плеч.

   Помолчала и после паузы добавила:
   - Ребенок у меня будет… Еще какие вопросы?
   - Не у тебя, а у нас… Это ж от меня он!
   - Ой, надо ж! Папаня у нас нашелся, кормилец ты наш…
   Губы у Василия больше не дергались. Он попал в ситуацию, которую бы сейчас не развязали зрелые умы Железного Кукса и Отто Бремера.
   - Будем решать вместе, как дальше жить. А за новость спасибо!
   И Селиверстов с осторожью обнял Соню.

   Утром они, как бывало раньше, распрощались со своими подругами. До следующего раза.
   Шли молча. Селиверстов хмурый и помятый – такое  состояние бывает у начинающих парашютистов после неудачного прыжка. Веревкин вышагивал  нахраписто, с утаенной усмешкой, похожей на наглую ухмылку. Как будто знал, как надо жить правильно.
   - Че? Молоток тебе врезала молотком? – порадовался своему каламбуру Веревкин.
   Селиверстов тихо смолчал.

   - Пантера! А у меня радость, - снова зачал Веревкин.
   - Ну?... - Селиверстов неприятно оглянулся. Ни один гад давно не называл его этой кличкой. Слово “Пантера” показалось ему оскорбительным.
   - Ну? – повторил он с жесткой злостью.
   - А у нас с Дашухой пацан будет!
   - Почем знаешь, что пацан? – совсем неожиданно и подобрев отозвался Селиверстов.
   - Так мы решили. Так и должно быть.
   - Поздравляю! Можешь и меня поздравить…
   - Тебя-то с чем? – удивленно приостановил шаг Веревкин.
   - Да с тем же. Соня вчера сказала. У нас тоже будет ребенок.
   - Ну, ты даешь! Во будет смешно: два пацана враз родятся… Иван Васильевич и Иван Петрович! Батя бы мой узнал, что у него еще один фокусник родится – от смеху бы помер, - мечтательно поделился Веревкин.

   Лицо у Василия потеплело, хмарь сошла на нет.
   - Я тоже про своих вспомнил. У нас в роду одни пацаны родятся. Идею принимаю. Царское имя будет: Иван Васильевич…
   И про себя добавил:
   - Только пусть меняет профессию!..

5

   К зиме шпионы готовились заранее и всерьез. Веревкин ходил по магазинам и толкучкам, спрашивал – нет ли холодозащитных наушников и носогреек. Когда узнал, что Даша в этой части навешала ему на уши лапши, взъерошился до основания, обозвал род Сироткиных лгунами, с досады пошел на ближайшую барахолку по улице Дорожной, где и купил себе поношенные унты…

   - Ладно ты! – утешал Веревкина Василий. – Народ живет. И мы проскочим.
Как только шпионы узнали неожиданные новости от своих подруг, их жизнь резко пошла вверх по винту. И даже не по зависящим от них обстоятельствам.

   В начале ноября объявилась хозяйка квартиры.
   - Помните меня? Я - Агаша…
   Женщина рассказала, что муж перебрался в Москву вслед за своей любовницей.  На съемной квартире почти не жил, а напоследок совсем растворился – подался с молодухой в бега.
   - Вот вернулась к своему пепелищу… Пока поживу у сестры.

   Шпионы поняли, что это намек: пора отсюда сматывать удочки. Другого жилья в виде отдельной квартиры искать не стали. Селиверстов со спортивной сумкой перешел к Соне, а Веревкин с невеликим скарбом – к Сироткиным. Так они на чужбине образовали свои семьи. Без ЗАГСов и фанфар.

   На деньги из шпионского резерва купили дохленькую “шестерку” цвета залежалого цитруса. И стали вдвоем гонять ее в Новосибирск за товарами.
Торговля у женщин пошла в гору. На скооперированный капитал в трехэтажном доме, построенном  еще пленными немцами, выкупили двухкомнатную квартирку и разместили в ней магазин. Кроме промтоваров продавали  гастрономическую мелочевку, тоже при такой жизни ходовой товар...

   Самой трудной до Новосибирска была первая поездка.
Выехали часов в пять утра. За рулем сидел Веревкин – так договорились заранее. Половину пути вел машину один шпион, вторую половину – другой.
   В морозной синеве дорога изгибалась, пересекала низины и высоты незнакомой местности. Создавалась ирреальная картина: порой казалось, что свет приближающихся фар встречного транспорта летит сверху прямо на них. А пространство между опорами пересекаемых автодорожных мостов можно было принять за выросшую бетонную стену.

   Долгое время плутали в городке, названном в честь вождя Октябрьской революции.
   - Сейчас мы едем дорогой к коммунизму, - поддел напарника Селиверстов.
   С непривычки Петр угрюмо нахохлился, держа баранку над своим животом.
   - Ты прав, - буркнул Веревкин, - сюда бы щас нашу Нинель. Она бы шороху понаделала.

   Петр второй раз прорулил  по улице Октябрьской, не зная, как выскочить к повороту, ведущему в столицу Сибири.
   В стороне проехали большое село Журавлево, о котором  заранее было  много разговоров. "Журавли" – вот как везде и все называли это место.
   Наконец, "шестерка" вкатилась в широкую улочку, состоящую из торговых построек. Почти такие же улочки показывают в американских вестернах. Они обычно забиты разными салунами и прочими питейными заведениями. Метров через сто остановились. То тут, то там мерзли оставленные легковушки, грузовики разных калибров и даже одна фура с иностранной росписью. Финская, догадались шпионы. Там, откуда они ехали, светлела над горизонтом синеватая мутнота.

   - Пожуем чего-нибудь, - предложил Селиверстов.
   - Нет, надо сначала в одно место, - озирая окрестности, вздохнул Веревкин.
Туалетное сооружение в виде задрипанного сортира стояло позади капитального заведения “Русская кухня”. Внутрь сортира пробраться не удалось – там гнездилась ночная темь. Пришлось пробираться дальше в снег. С горем пополам цель была отработана.

   Внутри "Русской кухни" размещалось шесть столов. Шпионы сели за второй от входа. Здесь было тепло и размористо. За соседним столом не торопясь жевали шашлыки трое мужиков. Такого же, как шпионы, возраста. Тоже в меховых куртках. Только разные лица: очкарик, седой и третий – с лицом, усыпанным чернющей щетиной.

   - Нам бы два борщеца, - Селиверстов показал на меню.
   - Три, - поправил Селиверстова Веревкин, - и три чего-нибудь сильно мясного.
   - Тогда четыре, - переправил Веревкина Селиверстов.
   С волчьим аппетитом уломали заказ под чистую.
   - А ничего! Мне понравилось, - сыто погладил живот Веревкин, когда они    пошли к выходу.
   - Смотри, переваривай.  Теперь, Петя, я за рулем.

6

   Солнце на востоке пробивалось робко, но неотвратимо. К "Русской кухне", да и к другим заведениям общепита клеились попутные и встречные автомашины.
   - Ну, с Богом! – завел охоложенную "шестерку" Селиверстов.
   Петр отодвинул кресло назад, пристегнул ремень безопасности, сладко сдвинул на лбу дужки бровей.
   - Дашуха только встает! – мечтательно сопнул носом Веревкин, - порода у Сироткиных – поспать…
   - Веревкины тоже не промах!
   - Уж, да… - возразил неуверенно Петр.

   Почти до самого Новосибирска ехали молча. Дорога оказалась обыкновенной дрянью. Вроде и прямая, но с тряским асфальтом. Больше семидесяти  километров Селиверстов не выжимал.
   У заправки, почти на въезде в город, Веревкин поделился:
   - От Журавлей досюда девятнадцать памятничков насчитал…
   - Каких?
   - Погибшим в автокатастрофах.
   - Мне не до этого было.
   - Где пирамидки, где столбики, а где просто веночки… Надо ж…  не по одному…   А скольким не поставлено, а сколько еще под снегом… Это дорога смерти!..

   - Ладно, Петро… Для нас она будет дорогой жизни!
   - Если бы…
   Так, раз за разом, каждую неделю по четвергам или пятницам проделывали шпионы свой обязательный торговый вояж…
   … Двадцать первого декабря в понедельник с утра гнал с улиц знобкий мороз из серии никольских. Шпионы выехали, как всегда, рано. После Журавлей повалил снег. Сначала хлопьями, потом погода резко поменялась. После короткого снегопада разыгралась настоящая вьюга. В лоб автомобиля ветер швырял охапки снега, отопитель в салоне еле справлялся со своим предназначением. Дворники неуставаемо шоркали промороженное стекло.

   За рулем опять сидел Селиверстов.
   - Какая-то невезуха, - не глядя на Петра, сказал он.
   - Да, скорости не прибавишь.
   - Главное, что видимость не больше десяти метров и дорога широкая, как океан… И снежище вокруг, как горообразные дюны в Сахаре…
   В эту секунду машину рвануло вправо. Она накренилась и поползла куда-то косо вниз. В снег, в какую-то ямину или в овраг. Движок не работал. Что впереди машины и под ней, шпионы не могли знать.

   - Ты в порядке? – прокричал коротким хрипом Веревкин.
   - Кажется.
   - Я не могу открыть дверь. Придавило снегом…
   - У меня то же…
   Шпионы замерли в темно-сером снежном плену. Никакого звука извне. И внутри глухота. Среди тесного и темного салона, как котята, закупоренные в холодный валенок.
   Минуты две-три оба сидели молча и неподвижно.
   “Шестерка” больше никуда не проваливалась и не продвигалась вперед.
   - Надо что-то делать, - предложил Селиверстов.
   - Начнем с моей стороны. Снег спрессован, дверца кое-как его мнет. Буду опускать стекло  и снег сгребать внутрь салона. Тогда вылезем…

   Петр надел перчатки, покрутил ручкой, боковое стекло со скрипом уползло вниз.
   - Ну, с Богом!
   В это время по заднему борту "шестерки" послышался посторонний шум, донеслись незнакомые голоса. Наконец, кто-то смел снег со стекла.
   - Живые есть?
   - Есть маленько…- дыхнул Веревкин в снежную стенку.
   - Погодите, мужики…- и снова тишина.
   Когда "шестерка" оказалась опять на дороге, шпионы разглядели своих спасителей. В сторону Новосибирска на "Тойоте" ехали трое парней, с которыми они когда-то пересекались в “Русской кухне”. Небритый, седой и очкарик. Точно они.

   - Сколько вам за услугу? – сгоряча задал вопрос Василий, опробывая движок своего авто.
   - Ты че, парень!... – ответил насупливо седой. – Мы ж тут все свои… Че ты!
   Седой свернул в кольцо стальной трос и сунул его в багажник. Сел во внедорожник. И вся троица укатила.
   Дальше дорога лучше не стала, но ехалось веселей. И снег падал реже.
   - Я не могу их понять… Мы ж никого не просили… Они сами остановились… Денег не взяли… Как-то не по-нашему, - Веревкин провел кулаком по переносице, - странно все это…
   - Почему не по-нашему? Настоящие русские парни… Не гоношатся. Не хотят быть героями… Ты б так сделал?
   - Да, нам до этого далеко.
   - Пожалуй, да.

7

   Впереди вычернились две легковые машины.
   Шпионы, подъезжая к ним, увидели странную картину. У края дороги (дальше шел крутой спуск в забитую снегом ложбину) стоял знакомый внедорожник, полчаса назад вызволивший шпионов из снежного плена. Впритык к нему передком прижалась милицейская "девятка". Троица стояла лицом к своему экипажу. По середине дороги с автоматом на груди торчал мент в звании сержанта. Другой в форме гаишника и с пистолетом в руке обыскивал белесого парня в очках.

   - В чем проблема? – спросил удивленно Веревкин Селиверстова. И зевнул.
   - Не понял…
   Автоматчик дал знак остановиться. Селиверстов притормозил, но машина замерла только метров через пять от сержанта в куртке, похожей на облезлую мышь. Шпион «номер один» успел заметить, что передний номерной знак “девятки” имел цифру 04, а задний -54. Алтай и Новосибирская область… Надо же!
   - Петя, по плану! – тихой скороговоркой выпалил Селиверстов.
   - Усек! – сверил свою мысль Веревкин.

   Вроде как разминая затекшие плечи, вылез сначала Василий. Вслед, поправляя на животе меховую куртку, появился Веревкин.
   - Какой вопросец, командир? – поинтересовался Селиверстов и подошел к сержанту.
   - Права!
   Шпионы видели, как офицер в гаишной форме обыскивал пассажиров с “Тойоты”. Документы, пачки денег он сноровисто совал в полиэтиленовый пакет.
   Седого хлопнул ладошкой по пояснице:
   - Часики свои – ну-ка на кон! Живо!
   - Нам-то что делать? – будто бы в недогадках спросил Василий того, что был с автоматом. В шпионе накатисто твердела злость.
   - Тебе ничего! Стой, где стоишь, и не вякай! А ты, - это к Веревкину, - к машине. И без шуточек…
   - Какие шутки? – взаправду обиделся Веревкин, - на похороны из Князево торопимся, правила не нарушаем…

   Со стороны Новосибирска приближалась машина, вымигивая одной фарой. На ее багажнике хозяева везли поклажу, туго притянутую к решетчатому металлическому каркасу.
   - Давай, давай! Сматывай! – дал отмашку проезжающей машине тот, что был с автоматом.
   Нагруженный автомобиль из Новосибирска, не снижая скорости, проскочил мимо.
   Гаишный офицер подошел к Веревкину, бросил игриво:
   - Тугрики, пиастры! Живо! Время пошло…
   - Че ты, дядя, - сопнул холодным носом шпион, - где они у меня?

   Лейтенант переложил пистолет из левой руки в правую, направил его в живот Веревкина.
   - Считаю до трех…
   - Рубли у меня. Это-пожалуйста!
   - Давай! – лейтенант подступил к Веревкину почти вплотную.
   - Время! – решил Селиверстов. - Другого подходящего момента может не быть.
   - Опять кто-то с Новосиба шурует, - доложил он сержанту.

   Тот вполоборота скосился на запад, где мог обозначиться ненужный свидетель. Ствол автомата оказался к шпиону почти под прямым углом. Селиверстов снова почувствовал себя Пантерой, которого долго и не зря натаскивала американская разведка. На одном вдыхе он прилипчиво бросился на сержанта. Правой рукой ухватил за середину автомата, прижав его к туловищу налетчика. Левой рукой пережал сухожилое горло, из которого изошел самогонный перегар.

   Короткая автоматная очередь взъерошила снег на обочине дороги.
Сержант захрипел, повалился навзничь, откинув руки, - так раненый таракан распускает свои крылья.
   В то время, когда Пантера с условным словом "ван" (по-русски "раз") кинулся на автоматчика, Веревкин увидел, как лейтенант дрогнул и, видимо, хотел броситься на помощь к своему сообщнику.

   Но тогда бы за его спиной оставалось четыре мужика, которые могли выкинуть все, что угодно.
   - Стой, а то на жопе вместо одной дырки будет две, - и ткнул Веревкина в поддых. Такого вольного обращения Бык уже вынести не мог.
   Чуть бандит отслонился, не опуская пистолета, Бык в десятые доли секунды сработал обеими руками. Ребром правой он ударил по запястью бандита, а кулаком левой – вышиб пистолет из руки напрочь. Оружие упало  у ног пассажиров "Тойоты". Седой схватил пистолет и подлетел к бледному лейтенанту.

   - А ну-ка дай, сука, пакетик!
   - Че, шуток не понимаете? – заканючил бандит в форме офицера.
   - Теперь поняли! – он не целясь выстрелил в ногу лейтенанта.
   Тот скрючился, припадая на раненую конечность, заковылял к бровке дороги.
   - В машину! – скомандовал седой. – В машину, сволота!
   - Ну, не жить вам падлы, - огрызнулся раненый бандит, залезая в милицейскую "девятку", - хана вам теперь!

   Сержант лежал под Пантерой, хрипло сипел, вытаращив налитые кровью глаза.
Бык подошел к Пантере, складным ножом срезал ремень автомата, выдернул его из под двух сплющенных в схватке тел. Пантера поднялся, покачиваясь, нахлобучил сбитую на снег ушанку. К сержанту подошел очкарик, плюнул в лицо пораженного бандюги.
   - Чтоб помнил! Падаль!
   - Мужики, - вставая с дороги и вытирая испоганенное лицо, сгундосил сержант, - вы че? За правду приняли?
   - Молчи, сучара! – требовательно приказал седой. – В машину! А то постреляю на свежем воздухе!

   Седой подошел к шпионам. Молча пожал руки. Сказал, сдерживая волнение:
   - Такое не забывается. Спасибо! Шуруйте пока. А мы тихонько за вами.
   Шпионы чуток подзадержались. Не проходила мелкая дрожь – то ли от холода, то ли от нечаянной встречи на тракте.
"Тойота"выехала на дорогу и остановилась в нескольких метрах от милицейской "девятки".
   Седой поднял с обочины автомат, вынул из него рожок с патронами. Рожок закинул в сугроб с другой стороны дороги. Подошел к “девятке” сунул ствол автомата в диск колеса и с силой изогнул его. Ковырнул затвор и выбросил все деталюшки в разные стороны.

   - Деловой, - отметил с затаенной завистью Веревкин.
   - Правильный, - уточнил Селиверстов.
   "Шестерка" тихонько тронулась. Шпионы видели, как к милицейской машине подошел с газетой очкарик. Он свернул ее в жгут в виде коровьего хвоста, открутил крышку топливного бака и сунул газету в горловину бака.

   Седой поджег конец газеты и вместе с очкариком сел во внедорожник. Они отъехали вслед за шпионами.
   - Сержант вроде выскочил, - дал свой комментарий Веревкин.
В это время позади "Тойоты" полыхнул высокий огонь, за ним вздернулся клуб черного дыма. Звук взрыва догнал "шестерку".
   - Не успел, кажется, - еще раз прокомментировал ситуацию шпион номер два.
   - Может, для него и лучше…

8

   Всякий раз шпионы останавливались около Гусинобродского рынка, находили в дальнем павильоне Наталью Полякову, школьную подругу Сони.
   Наталья, женщина невысокого роста, сверху до низу и поперек – одинакового размера, как разукрашенный жбан, вела парней за городьбу рынка. Там располагалась ее личная база в широченном гараже на три легковушки.
Вместо транспорта внутренность гаража была забита уемистыми ящиками, тюками, коробками, пузастыми мешками и прочей хренотенью с товарами заграничной поставки. Всяческий импорт.

   Обычно ко времени посланцев из Энска у Натальи были приготовлены для загрузки нужные вещи в том раскладе, что накануне заказывала Соня Молоток.
Парни отдавали Наталье деньги и через полчаса уже ехали к себе домой…
Наталья обнажала частые зубки – пилочки, близоруко лыбилась и долго махала короткой рукой:
   - Девкам поклон мой! Жду вас непременно!

   На этот раз Наталья всплеснула своими коротышками:
   - Вась, Петь! Убейте, не собрала товар. Думала, прибудете не ране заврешнего дня… Придется теперь с ночевкой… Часов в десять управлюсь, подъезжайте.
   - Как-то не рассчитывали у вас ночевать, - скосился Василий, но досаду в себе упрятал.
   Наталья замяла, разговор:
   - Ниче! Я адресок дам. И машину поставите с надежей, и отоспитесь, как белые люди… А к десяти, как штык из ружья…
   И показала зубы пилкой.

   На ночевку остановились в огороженном особняке недалеко от центра. Хозяин дома, назвавшийся Михаилом, открыл ворота теплого гаража:
   - Гоните своего Пегаса до Парнаса!
   Потом показал в доме небольшую выгородку с двумя кроватями:
   - Это у меня для проезжих Гераклов.
   Было видно, что Михаил страдал причудами.

   …Селиверстову лезло в глаза, как Соня всю ночь промается без сна, будет ждать его стука в дверь…
   Петр размечтался сугубо о своем, искренне спросил хозяина:
   - Насчет хорошо пожрать, Миша, как тут у вас в мегаполисе?
   - Это запросто. За углом кафе "Афродита". Приходите. Самолично открыл на прошлой неделе. Не пожалеете.

   Минут через двадцать шпионы расположились за столом из настоящего дубового массива.
   В меню значился обширный выбор из европейской и даже японской кухни.   Небывалый ассортимент для такого не ахти какого заведения…
   На тяжелом алкоголе решили не сосредотачиваться. Заказали, как приятное воспоминание о посещении Чехии, по три бутылки "Старопраменского".
   Василий остановился на европейской еде, Петр припомнил свою давнюю япошечку и, конечно, его окунуло в азиатскую пристань.
   Не торопясь пили пиво. Шпион номер один вливал его в себя мелкими глоточками, будто курица, опрокидывая голову назад.

   Бык, казалось, всасывал один воздух, но заодно прихватывал бодрящую жидкость. Обслуживал гостей официант в строгой ресторанной униформе.
Селиверстову он вынес порцию стейка из карбоната, политого мясным соусом с приложением помидорки "черри".
   Веревкин медленно пережевывал, а потом заглатывал со смаком говядину в кисло-сладком соусе. Блюдо украшала тонко нарезанная морковка и жареный болгарский перец. Оба шпиона поглощали пищу с непроходяще зверским аппетитом.  С усталости, с мороза, а, главное, после нервного перенапряжения от встречи с дорожными разбойниками.
   Петр Веревкин жевал яро, с хрустом на зубах. Он облюбовал обжаренную свининку с перцем и ананасом.

   А чтоб побаловать утробу, заказал милый душе ролл "Филадельфия", нежный с огурчиком, обернутый слабосоленым лососем и украшенный сливочным сыром и красной икрой.  Где в Энске испробуешь такую вкуснятину?
   Селиверстов тоже не отставал от младшего по званию. Впихивал в себя запеченную вырезку из говядины с луком и отварным языком. Гулять – так гулять.
   - Ролльчик бы взял, - грузно посоветовал другу Веревкин.
   - И возьму.
   И взял ролл "Бродвей" с острыми мидиями. Все это пусть и не по вкусу, а по названию напоминало ему далекую и милую Америку. И даже застенчивую девушку Марию, с которой они случайно повстречались три года назад на том самом Бродвее…

9

   Утром Наталья, поправляя на округлых боках потертую в торговых баталиях дубленку, полюбопытствовала:
   - Ну, как?
   - На сто! – лукаво подмигнул Селиверстов.
   - То-то ж! Столица Сибири! Надо понимать…
   На радостях загрузили апельсиновую “шестерку” под самую завязку.
   - Ну, Натаха, с наступающим Рождеством! – подал руку Селиверстов.
   - Какое Рождество!... Еще только с Новым годом!
Веревкин скосил глазки из-под рыжих бровей-дужек.
   - И на старуху бывает прореха, - подумал он, осудив неосмотрительность товарища.

   Когда выехали из города, Селиверстов удрученно скривил губы:
   - Надо ж так вмазаться с Рождеством…
   - Да. Теперь наше Рождество, Вася, будет только седьмого января…
   Веревкин приостановил машину:
   - А, может, навестим Борейко с ее ревнивым супружником? Адресок знаешь?
   - Ладно… Пусть живет, - и Селиверстов мечтательно добавил, - надо домой.   Соня, наверно, извелась…
   - А Дашка – она, по - твоему, ни о чем не думает?
   - У меня в книжечке хорошая запись: кто про что, а вшивый про баню… Давай жми!

   Ехали ровно, весело – так всегда бежит собака к своей конуре. Домой все-таки, к семьям.
   Незаметно оказались около места, где вчера у них произошла стычка с грабителями.
   Там, где стояла милицейская "девятка", лежало черное пятно от сгоревшей машины. Снег с обеих сторон дороги был изрыт и очищен до земли в радиусе не менее тридцати метров. Значит, сыщики постарались и, наверняка нашли не только автомат налетчиков, но и разбросанные вокруг патроны…

   Памятное место шпионы проехали молча, не приостанавливаясь.
   Только через несколько минут Селиверстов, глядя на набегающую дорогу, шевельнул углом рта:
   - По другому не могло быть…  Погань!
   Веревкин молча согласился.