Надя проснулась, когда день был в своём разгаре. Как всегда, светило знойное солнце, и ничто не смело омрачить его торжествующее сияние. За столько времени, что Надя здесь провела, ни единого раза, не было даже намёка на пасмурное небо, или дождь. По идее, в таких погодных условиях, вся зелень должна была сохнуть на обжигающих лучах. Но ничего такого не происходило – ни пожелтевшей, высохшей травы, ни коричневых обгоревших листьев, на кронах деревьев. Всё вокруг цвело и пахло так, словно только вчера был тёплый летний дождь. Так, словно, всему вокруг, хватало света, тепла и влаги.
Но теперь Наде было не до дождя. Вчерашняя ночь ещё гудела и пульсировала в висках. Во рту появилось ощущение, как будто, Семён всё же дотянулся до её губ своим зловонным ртом. К тому же, деньги! Как быть без денег? Она абсолютно не готова к такому повороту событий: средства нет, работы нет, холодильник, и тот, не сохранил в себе еды. В маленьком, обшарпанном и грязном, от времени, шкафчике, над кухонным столом, Надя нашла цветущую всеми цветами плесени, половину когда-то белого хлеба. Ещё совсем немного гречневой крупы, упаковку чёрного чая и килограммовый пакет сахара. В холодильнике валялся заплесневевший сыр и какая-то рыбная консерва.
Помимо всего этого, Надю теперь ужасно мучила совесть. За то, что она так глупо и безответственно потеряла работу. За то, что потратила все заработанные деньги за один единственный вечер. И конечно, за своё жуткое пьяное поведение. За этого мерзкого Семёна, за то, что всю ночь просидела у него на коленях, выслушивая грубую лесть и глупые комплименты. За то, что выпила столько пива и выкурила столько сигарет. И теперь, что бы хоть как-то искупить свою вину, она пообещала себе больше никогда в жизни такого не повторять. Сейчас же, привести себя в порядок и отправиться на поиски новой работы.
В первую очередь, Надя приготовила себе обед из гречки и консервы, выпила чай с сахаром, выбросила испорченные сыр и хлеб. Завесила окно в своей единственной комнатушке, тёмным, бардовым одеялом, что бы это ужасное солнце больше не донимало её, надменно восприимчивые к яркому свету, глаза. Когда Надя вышла на улицу, от духоты, голова разболелась ещё больше. Солнце невыносимо резало глаза, а невероятно шумное шоссе, ужасно действовало ей на нервы. Вагон метро сквозил прохладой и был практически пуст, от чего Надя почувствовала облегчение.
Она очень любила поэзию Марины Цветаевой. Ещё в двенадцатилетнем возрасте, она пустилась в буйные волны образов и эмоций этой поэтессы. Сроднилась с ними, и уже который год, всегда и везде, носила с собой, маленький сборник стихов. Многие были зазубренны наизусть, но по-прежнему, поражали её фантазию и заставляли душу шевелится, а сердце, чувственно трепетать.
В этих стихах для неё было и утешение и радость. В любой момент, она могла скоротать время, открыв эту маленькую книжечку на любой странице и воодушевлённо перечитывая знакомы строчки, возродить в своей душе, что-то очень родное и прекрасное, высокое и непостижимое. Поражало её, что с каждым годом, всё в тех же знакомых, выученных наизусть стихах, она находила для себя, что-то новое. Любая строчка, в любой момент, могла развернуться целым миром, открыть ей новую вселенную, направить на новые мысли и чувства. Но теперь, три месяца спустя с того момента, как она попала в это ужасное место, Надя вспомнила, что ещё ни разу не держала её в руках. В этой безумной круговерти немыслимых событий, забыла о том, что так любила раньше.
Эта мысль пришла к ней незаметно, когда она размышляла на предмет того, как ей поступить теперь, что бы загладить перед собой, вчерашние события и о том, стоит ли вообще налаживать жизнь здесь и сейчас. В этот момент, Надя вспомнила о книжке, как о неизменном атрибуте из прошлой жизни, а значит, о безусловном утешении. Эта внезапная мысль её взволновала, она забыла обо всём, о чём думала прежде и скорее открыв сумочку, достала этот маленький духовный центр, с таким волнением и трепетом, как будто, держала живое существо. Видеть это маленькое бумажное издание в твёрдой обложке, смотреть на её нежного бежевого цвета, обложку, перечитывать название.
Наде не нужно было, даже её открывать, что бы почувствовать громадное облегчение. Как будто, целая гора, в момент, свалилась с её плеч. Непосильная ноша рухнула, так, словно её и не было. Тут же, поплыли сладкие воспоминания. Лёгкой, пьянящей дымкой, её окутали запахи и ощущения, лица и голоса. Как-то, сам собой, вспомнился день, когда она купила эту книгу, случайно обнаружив её на прилавке магазина, вспомнив, что давно хотела попробовать пристраститься к поэзии. Как, сидя в парке, перечитывала любимые строчки и тут, к ней подбежала миниатюрная собачка в смешной кружевной юбочке розового цвета и таким же, бантиком на коричневой головке. Как это удивительное существо, одним рывком, запрыгнуло к ней на колени, а подбежавшая хозяйка, долго извинялась перед Надей, и грозила собачке расправой. На что, та, доверчиво размахивала пушистым хвостом и вертела головой по сторонам, словно не желала слушать безосновательные упрёки хозяйки. И ещё, масса таких же сюжетов, давно похороненных в недрах памяти, начали всплывать с неимоверной чёткостью и свежестью. Казалось, она открыла старую шкатулку, откуда неуловимым потоком, хлынули запахи и звуки, незначительные происшествия, о которых, никогда больше не вспоминала. Они стали перед нею, как живые и открывали всё новые и новые тайны.
В один момент, Надя оказалась дома и ничего более приятного, ничего более успокоительного, она не чувствовала раньше. Поняла, что на протяжении всей своей жизни она не замечала, какой на самом деле вкусный торт "Медовик", который её мама непременно пекла на день рождения. Как приятно вернувшись на выходных, собраться с родителями за ужином, и рассуждать на тему прошедшей недели. Обговаривать её события и что стоит из них извлечь. И даже такая незначительная мелочь, как старая жёлтая занавеска в спальне родителей, которую давно уже стоило выбросить. Но отец, почему-то, слишком привязался к ней и запрещал даже думать о новой. Из-за этой занавески, не раз возникали ссоры между родителями. Однажды, Надя с мамой, решились всё же сменить её на новую, на что отец, очень рассердился и сказал, что в этом доме никак не научаться считаться с его мнением, а он, между прочем глава семьи и имеет право на голос. После этого, занавеску повесили обратно и даже думать забыли её менять. Только теперь, Надя о ней вспомнила и так сильно захотела увидеть эту ненавистную занавеску, которая совершенно не вписывалась в интерьер комнаты. И ей казалось, она наконец поняла, почему отец так сильно был к ней привязан. Что-то было в этой занавеске, что-то очень личное и особенное. Кажется, за такой длительный срок эксплуатации, занавеска впитала в себя энергию и эмоции. Непостижимым образом, обрела что-то, на подобии души. Имела способность, на каком-то, очень тонком, едва уловимом уровне, общаться с человеком, дарить ему воспоминания, успокаивать, давала почувствовать, что он дома, а значит в безопасности и покое.
Так было и с этой книгой, которую Надя, по-привычке, развернула на первой попавшейся странице. Знакомые строки, перед её глазами, выстроились в предложения, но мысли путались. Она никак не могла сосредоточится, всё время отвлекалась на посторонние предметы, мысли и чувства. Перечитывала по нескольку раз, пыталась мысли собрать в кулак, с усилием, понимала, о чём читает, но при этом, совершенно ничего не могла чувствовать. Осознав, что это бессмысленная затея, решила, что виной, скорее всего, вчерашняя ночь. Нужно отдохнуть и попробовать снова. Через несколько остановок сделала новую попытку, потом ещё и ещё, но с каждым разом, только убеждалась в том, что эта замечательная поэзия её не трогает. Она не чувствовала всей тонкости и пронзительности фраз, её не поражали меткие слова и замечательно подобранные образы. Душа огрубела, в неё больше не проникал поток вдохновения, не разливался внутри, мягким светом. Оставались только воспоминания – наверное, единственное, что связывало её с прошлым и не позволяло потеряться в этом хаосе. Не заблудиться в незнакомом мире, не сойти сума от невыразимой тоски и душевной немочи.
Неспособность почувствовать поэзию, стало для Нади большим огорчением. У неё больше не осталось той уверенности и стремления, которое было при выходе из дома. Теперь ей совсем уже не хотелось исправлять вчерашние ошибки, решать проблемы. Ей хотелось вернуться обратно к её новому дому, или сесть на маршрутное такси и поехать в парк. Немедленно, сию минуту! Развернуться и идти туда, куда она вчера так и не вернулась. Днём Стрёма и Могилы, конечно же, нет. Но есть тот же, фонтан с горой окурков, есть разваленная эстрада, есть прелестное пенье птиц, прохладная, освежающая тень и конечно же, такое странное, непривычное, но теперь такое необходимое уединение.
Мысли были целиком и полностью охвачены этим местом, этими молодыми людьми – её случайными знакомыми. И чем дальше, тем меньше ей хотелось ехать в переполненный центр, ходить по перегретым улицам, смущаться перед надменными секретарями, краснеть перед потенциальными начальниками. Ей не хотелось ничего менять, смотреть на всех виновными глазами и извиняться. Извиняться у всех подряд за всё подряд: за беспокойство, за опоздание, за неправильное обращение, за несоответствующий наряд, за волосы убранные не по правилам, за то, что ей нужно выпрашивать своё место в жизни. Именно не добиваться, не доказывать свою способность, а выпрашивать, вымаливать, вытаскивать из кого-то обещание ей непременно позвонить, если что-нибудь получится. Ей так всего этого не хотелось. Ей хотелось просто развернуться и уйти. Ей так сильно хотелось послать всех тех, перед кем сейчас собиралась извиняться. Обозвать их неприличным словом, рассмеяться в глаза и сказать, что она сама всего достигнет, что не нужно ей ни перед кем унижаться, ни перед кем извиняться, не вызывать ни у кого жалость. Ей хотелось одеть своё самое чёрное платье, нацепить свою самую массивную цепь, накрасить лицо своей самой бледной пудрой и уйти навстречу любви и удовольствиям.
Она знала, что её там, непременно примут и поймут. Она знала, что никто её не будет ни о чём спрашивать. Ей не придётся не перед кем извиняться. И единственное, что ей нужно будет там доказывать – то, насколько её наряд экспрессивнее и ярче, насколько её макияж загадочней, насколько её вид мрачней.
Выйдя из метро, Надя подошла к первой попавшей гостинице, намереваясь предложить там свои услуги официантки или, хотя бы, уборщицы. Не смотря на своё угнетённое настроение, и абсолютное нежелание этим заниматься, она всё же смогла себя заставить сделать то, что была должна. В этой гостинице ей оказались не рады. Всеми возможными способами пытались её вытолкать за двери, повторяя, что в её услугах не нуждаются. Персонала у них достаточно, вакантных мест нет. Все последующие заведения, хоть и принимали её теплее, но выставляли с теми же словами: "Мы вам перезвоним", что означало – мы были рады с вами пообщаться, но впредь желали бы вас больше здесь не видеть.
Ожидания и предчувствия Надежды сбылись и обернулись для неё одним большим разочарованием. Весь день – этот мерзкий похмельный день, она потратила на бестолковые скитания по городу, упрашивания о чём-то, о чём и сама имела смутные представления. Как правило, она говорила "Мне нужна работа. Согласна на любую. Могу всё". А в ответ слышала: "Несовершеннолетних не берем. Приходите через год – тогда поговорим". Или "Мы рады вам помочь, но на данный момент нуждаемся только в охранниках и экспедиторах". Или "У нас элитное заведение, и нам нужны работники со стажем".
С каждой новой неудачей, она всё больше и больше жалела о вчерашнем глупом поступке. Понимала, как важно, на самом деле, было остаться на той работе, иметь хоть какие-то деньги, иметь хоть какую-то уверенность в том, что ей завтра будет что положить в холодильник и за что доехать в центральный парк. Та работа официантки, ей досталась легко – её устроил Артур и она даже не представляла, как тяжело найти хоть какую-то работу за которую платят деньги, тем более без опыта работу, тем более в семнадцать лет, тем более, с похмелья...