Шли дни. Я потихоньку привыкал к новым порядкам, осваивался, вживался, укоренялся в красном глиноземе провинции Онтарио на задворках социалистической Кубы. Страхи по поводу своего соответствия новой должности отступили, как отступает океан после прибоя, оставляя после себя мертвые водоросли и зазевавшихся медуз.
В первые дни мы с Володькой Кривцовым, обливаясь потом, бегали с блокнотами по заводу имени Педро Сото Альба, пытаясь побыстрее ухватить, постичь, зафиксировать, определиться в целях, чтобы соответствовать тем сумасшедшим деньгам, которые капали на наши банковские счета в чеках «Внешпосылторга». Весь мой предыдущий жизненный опыт утверждал, что большие деньги не даются легким трудом, но зарабатываются на пузе. Этот опыт, не очень, впрочем, большой по времени, но довольно вместительный, я приобрел на разгрузке вагонов в студенческую пору и позже на шабашках, где проводил свой законный отпуск сначала младшего научного сотрудника говеного НИИ, а потом старшего инженера производственного объединения «Центроэнергоцветмет». В те самые первые дни мы уж никак не могли предположить, что можно будет вот так вот, запросто, месяцами, годами лениво топтать эту бурую землю, миллиард лет тому назад родившую никель и кобальт – стратегическое сырье для потомков, даже не утруждая себя делать вид, что полезен, что с твоим приездом этого стратегического сырья будет ну хоть на чуть-чуть побольше и добывать его будет ну хоть на чуть-чуть полегче.
Контингент т.н. специалистов попадал сюда, в основном, по принципу близости к чиновникам, ведавшим набором людей за рубеж. Часто за взятки. Это могли быть люди, к производству отношения не имеющие. Могли быть специалисты, но в другой области. Могли быть и специалисты по профилю с большим желанием серьезно поработать, изменить что-то в лучшую сторону, но посыл которых рано или поздно угасал, распылялся в бестолковости и пофигизме как нашего, советского, руководства, так и, в еще большей степени, кубинского. Это было болото, за десятилетия устоявшееся, топкое. Наверное, при чрезвычайных обстоятельствах эти люди могли бы сплотиться, сбросить груз тропического слабоумия и лени, напрячься, вспомнить, чему их обучали в советских вузах и как работали дома, когда было надо, когда аврал, план, приезд государственной комиссии и пр. Но… получалось, как в анекдоте: зачем куда-то плыть? И так все видно.
Как-то в первые дни на территории завода нас обступили мужики в рабочих робах. Поздоровались лениво.
-Давно прилетели из Гаваны? Здоровье как? Ничего?
Один из них фамильярно похлопал нас по спине.
-Мы тут третий день за вами наблюдаем. Суетитесь больно. Не ровен час…
-Подожди, Василь, - остановил его второй, а потом обратился к нам:
-Здесь так не принято. Здесь влажность сто процентов. Дюже прытких того… На носилки, и в Союз. Вы, мужики, правда, частите пореже. И вам спокойнее. – Он широко улыбнулся.
Мы поняли: это было предупреждение. Не высовывайтесь, мол.
-Не знаешь, кто такие? – спросил я у Кривцова, когда мужики отошли.
-Хохлы ебучие из Днепропетровска. У них здесь все схвачено. – Он смачно сплюнул.
-Может догоним по репе настучим? Чтоб неповадно было, - предложил я.
-Может и настучим. Попозже. Освоиться надо.
Вскоре меня попросили зайти в кабинет советника директора комбината. Полный рыхлый мужчина с одутловатым лицом и «бюстгалтерами» под глазами поздоровавшись и усадив в кресло, сразу же, с места в карьер, предложил выпить:
-Рома? А? По пятьдесят капель?
Он показал пальцами, сколько, на его взгляд, будут занимать пятьдесят капель в рюмке, и с тоскливой надеждой посмотрел мне в глаза.
В Союзе такое поведение начальства могло бы показаться, по крайней мере, странным. Да нет, просто немыслимым. В неформальной обстановке – куда ни шло. Но в рабочем кабинете при первом знакомстве! Я растерялся, не знал, что ответить. Тем временем Иван Егорыч Приходько, так звали советника директора комбината, а уж если называть вещи своими именами, то директора комбината с советской стороны, достал из стола стаканчики, а из сейфа бутылку «Гавана Клаб».
-Нас вчера кубинские товарищи пригласили на банкет, - добродушно объяснял он, разливая ром. – Употчевали! – рассмеялся. – Ну, давай за знакомство и… за здоровье.
Зачем я ему понадобился? – вертелось в голове.
-Вот, закусывай мандаринами.
Он пододвинул мне тарелку с фруктами.
-Куришь? А в Союзе что куришь?
-Яву тридцатикопеечную.
-О! – Он хитро улыбнулся и извлек из стола пачку «Явы», початую.
-А я уже «Яву» курить не могу – трава. Не подходит для местного климата.
И распечатал пачку местного «горлодера» из сигарных обрезков – то, что поголовно курит местное население и что советские специалисты могли купить в своих хитрых магазинах за 30 сентаво, но в ограниченном количестве – пять пачек в неделю. Он с удовольствием затянулся и, как бы сочувствуя себе, посетовал:
-Я уже шестой год на Кубе. Надоело, признаться. Хочу домой – не отпускают.
И показал глазами на потолок.
Я не знал, радоваться за него или сочувствовать, и промычал что-то неопределенное. Тем временем глазки-щелочки Ивана Егорыча, зырк-зырк, сканировали меня по всем направлениям, как бы вопрошая: что ты за фрукт такой и правильно ли я пригласил именно тебя? Понятно, что не для праздной беседы и не для выпивки предстал я перед очами высокого начальства. А для чего? Неизвестность тревожила.
-Так значит энергетический, говоришь, окончил? – прервал недолгое молчание Иван Егорыч и зачем-то выдвинул, а потом снова задвинул ящик стола.
Лично ему я это не говорил, но подтвердил, кивнув.
-Электронщик? –Он откинулся на спинку кресла и с удовольствием разглядывал мою футболку с английской надписью «rolling stones».
-Приехал, значит, а тут тебе ни тиристоров, ни транзисторов, ни микросхем – сплошной каменный век?
Я не знал, что ответить, а он, оперевшись руками в край стола, в вальяжной позе, держал паузу и, казалось, был доволен, что здесь каменный век.
-Я, собственно…, - начал было я, но он перебил:
-А не надо огорчаться, Володь. Можно я так буду? Здесь как-то принято по именам и на ты. Заметил уже? Владимир, Иван, ну, и так далее… -Он сделал неопределенный жест. –Думаешь дыра? – продолжил. – Релейные схемы и прочее? Ты бери мандарин то, бери… Может еще по одной? – Он протянул руку к бутылке.
-Да нет, хватит, жарко.
-Ну ладно. –Он отнял руку. – Старье да гнилье заменим. Я тебе больше скажу, - он понизил голос и приблизился ко мне. – Грядет модернизация, уж я то знаю. – Подмигнул, улыбнулся и снова вдавился в кресло. – Тогда тебе, Володь, и карты в руки. – Помолчал, что-то прикидывая в уме.
-Скоро, скоро, не смотри так… Продлишься, семью выпишешь. Жить здесь можно. Ведь можно же? Ну вот… Мы здесь прикинули хер к носу. – Он озабоченно посмотрел в окно, поелозил ногтями по бровям. – Будешь исполнять обязанности главного энергетика, пока наш в отпуске. Но он вряд ли вернется. Там у него со здоровьем нелады и… - Начальник с сожалением чмокнул щекой. – В общем, будешь за него. Местный энергетик сука порядочная, антисоветчик – пробы ставить негде. – Сощурился в довольной улыбке. – Но грамотный. Даже шибко грамотный. Учился где-то на западе и теперь критикует, видишь ли… Это у вас говно, и это говно, а это еще говнее. – Он помолчал, усмехнулся. – Мы сами не дураки, знаем, что говно, а делать то все равно надо. Вот так. Вопросы будут?
Я ожидал все, что угодно, но только не это. Меня? Главным энергетиком иностранного предприятия? Я никогда не был начальником. Никогда не командовал и не отвечал за промахи чужих людей, только за свои. И карьеристом не был. Скорее пофигистом. А тут такая штука. Лестно, конечно, но…
-Иван Егорыч, а…
-Мы же договорились: по именам и на ты. – Он обиженно развел руками и ожидал.
-Э-э… Иван, - выдавил я. – А делать то что? Я имею в виду в первую очередь. Может быть…
-ППР. Графики планово-профилактического ремонта. Сам понимать должен. –Потом погрозил пальцем. –Думаешь я не знаю, как вы с Кривцовым все здесь разнюхали? С места в карьер? Все разведка донесла. –Помолчал, и уже серьезно:
-Американские машины стоят с дореволюционных времен, а наши выходят из строя через 3-4 года. А запчасти через океан по полгода едут. Поэтому главное -упредить… И убедить кубинскую сторону, что это необходимо. Планово ремонтировать, имею ввиду. Местный энергетик будет каверзные вопросы задавать, подкалывать. – Он опять расплылся в довольной улыбке. – Ты перед ним не юли, говори как есть. Надо его на свою сторону перетащить. А куда денется? Хоть и сволочь порядочная, кровь нам здесь всем портит, а умница. Понимает, что все мы одной веревочкой повязаны. И отвечать всем поровну придется, если что.
В душевном смятении я дошел до магазина, купил бутылку рома в ноль седьмом исполнении и, вернувшись домой, стал ожидать Володьку с Павлом.
Я никогда не был лидером у сверстников. Всегда был ведомым. В студенческих строительных отрядах злился на себя, завидовал вожакам, но со временем понял, что это натура, которую не сломишь ни силой, ни волей, и смирился. Да и воли должной у меня никогда не было. А потом надел маску пофигиста. Мол, больно-то мне и надо. Дерзайте, командуйте, а мне и так неплохо. Но тут, за тысячи километров от дома, в ожидании за непочатой бутылкой капитанского рома своих коллег по работе и соседей по быту, под милое бормотание шалопая Андрюхи, экзотического дополнения нашей веселой компании, через страх, тревогу и сомнение в собственной профпригодности, пробилось вдруг упоительнейшее чувство торжества и самоуважения. Ведь не кого-нибудь, не Кривцова, например, назначили, а меня. Прикинули «хер к носу», как сказал Иван Егорыч, извиняюсь, Иван, хе-хе, и назначили. Думали, наверное. Прикидывали так и эдак… Нет, не пофигист я. Какой, к черту, пофигист. Карьерист натуральный он и есть…
Прошла всего одна неделя моего пребывания на заводе имени Педро Сото Альбо. До знакомства с Анной Марией Антуан Рустан оставалось еще три.