Первое приземление наш ИЛ-82 совершил в Берлине и застрял там на целых 13 часов. Туалеты в аэропорту оказались платные. Безвалютный народ от отчаяния повскрывал свои блоки с сигаретами «Ява» и использовал их в качестве местных денег. По-маленькому ли, по-большому – цена одна – пачка «Явы». Фиг вам, не дождетесь, - сказали мы с Кривцовым, обменяли в банке наши разрешенные к провозу за границу червонцы, шесть штук на двоих, и большую часть времени до отлета просидели в местном баре. Кривцов возмущался, ругал немцев (как были фашисты, так ими и остались), а я испытывал при этом гордость за нашу страну Советов, где, слава Богу, не додумались до подобного надругательства над человеческой природой. После оригинального коктейля шампанское-пиво, фифти-фифти, дал телеграмму жене: «Сижу в берлинском баре и люблю вас с Лапкой». И чуть не зарыдал.
Вторая остановка после многочасового перелета была в аэропорту Гардена, на острове Ньюфаундленд, в Канаде. По «трубопроводу» прямо из самолета нас запустили в огромное, как ГУМ, только одноэтажное, помещение, оборудованное под гипермаркет. То, о чем приходилось слышать на кухонных посиделках, но во что до конца не верил, думал – преувеличивает молва, было сконцентрировано во всем своем слепящем многообразии и представлено в этом ангаре. От безобидных сувениров на любой вкус и манящих своей откровенностью и бесстыдством порножурналов, до широко раскинувших свои никелированные рога японских мотоциклов и толстожопых иномарок. Фасад капиталистического мира, как новогодняя елка на рождество, сверкал драгоценными металлами и камнями из стеклянных витрин, манил недоступными в Союзе одеждой, обувью, напитками сотен наименований на продажу и в разлив, глушил радиоаппаратурой из колонок в человеческий рост, благоухал косметикой, духами и шоколадными наборами. Сразу же вспомнился анекдот: « Понятно, что они там гниют. Зато каковы запахи!»
Капиталистическая Канада – не ГДР. Советские деньги здесь не обменивались. Впрочем, их у нас уже и не осталось. Слава Богу – туалеты оказались бесплатными. Перед самым отлетом я посетил благоухающую кабинку и долго дивился таинственным шкафчикам и никелированным штучкам, назначение которых так до конца и не понял.
Но вот, наконец, приземлились в Гаване. Объявляют: температура за бортом 24 градуса. «Всего-то?» - разочарованно переглянулись мы с Кривцовым. Но когда ступили на трап...
В квартире моего детства, где проживало четыре семьи, постиранное в ванной белье сушили на кухне при зажженных газовых конфорках. Когда я, пацаненок, выходил после готовки в коридор с еще шипящей на сковороде яичницей, капельки пота, приятно прощекотав между лопатками, скатывались вниз, к трусам. Бабушка запрещала мне долго находиться на кухне, говорила: «Вот охватит в коридоре, и заболеешь воспалением легких». Поэтому, когда я ступил на трап, в ноздри пахнуло тем далеким кухонно-прачечным духом детства. И так вот придется жить целых полгода? – подумалось то ли с любопытством, то ли с испугом.
Вглядываясь в те далекие разноцветные дни, где-то тревожные, где-то восторженные, порой отчаянные, но сейчас, по отдаленности лет воспринимаемые как благословенные, и, положа руку на сердце, могу утверждать, что не из-за желанной машины оставил я на пол года молодую жену и обожаемую мной дочку. Не из-за денег подсел на эту мечту – уехать. Стремился, прикидывал, искал лазейки, унижался перед начальником на овощной базе. Машина и деньги были лишь приятным дополнением, бонусом к основному.
А основным для моей полу романтической, полу инфантильной натуры было, тянущееся еще с детства, от Луи Буссенара и Майн Рида, страстное желание послушать тревожащую какофонию сельвы, порубиться с ней, непроходимой, мачете, углядеть в листве косящего под лиану удава, или наткнуться, невзначай, на силок паука-птицееда, отпрянуть в ужасе… Может быть понаблюдать на реке или на болоте за трапезой крокодилов. Ведь есть же на Кубе крокодилы! А устав от впечатлений, сбить с пальмы кокос и, распотрошив его, припасть губами… А океан? Он там кругом. Остров, однако.
Когда мы сделали по первому глотку припасенного в полет коньяка за удачное «вознесение», я восторженно пропел Кривцову:
-Эх, Володь, приземлиться бы помягче, поплескаться с акулами в океане, попить кокосового молочка, трахнуть мулатку и… можно назад, в Союз.
-Что, увидеть Париж и умереть, романтик ты хренов? Нет, я уеду назад только на своей «Волге».
-Ты кокосовое молочко пробовал? – спросил я.
-Откуда? Нет, конечно. Говорят, манго вкусная штуковина. Растет там всюду, как у нас рябина.
Манго. Почти что танго. Мамба, самба. Музыка! .
В начале 80-х, когда в Москве и бананы брали с боем, о такой диковине, как манго, и не помышляли.