Александр Сергеевич Суворов («Александр Суворый»)
Книга-фотохроника: «Легендарный БПК «Свирепый». ДКБФ 1971-1974».
Глава 697. Калининград. Дивизион-экипаж БПК «Свирепый». Я так и знал! 14.04.1972.
Фотоиллюстрация из первого тома ДМБовского альбома автора: Крым. Севастополь. Последняя семейная фотография Юры, Галины (Галчонка) и Олежки Суворовых. Уже ясно видно раздражение, напряжение и отчуждение на лицах родителей и, как всегда, истинное состояние семьи в выражении лица Олежки. 14 апреля 1972 года.
В предыдущем:
Маме, папе не надо было знать о «мелочах жизни» молодого матроса, прослужившего всего только 5 месяцев службы на флоте, но всё же, я очень, страшно «очень» хотел, чтобы поскорее приехала мама и чтобы я вместо клочковатой ватной подушки, мог уткнуться ей в живот и чуточку беззвучно повыть от усталости…
Я только сейчас понял и почувствовал, как же я устал от этих пяти месяцев военно-морской службы!..
Новость о том, что «к Суворову приезжает мама», облетела весь экипаж. Ребята страшно завидовали мне, расспрашивали, как я буду её встречать, чем угощать, куда водить и т.д. Некоторые, особо нетерпеливые, привыкшие к моим «родительским посылкам», уже заранее начали спрашивать: «А что твоя мама привезёт вкусненького?».
Конечно, мама и папа меня не послушают и нагрузят маму до предела, она привезёт с собой всё, даже тёплую варёную картошечку с маслицем и укропом и домашними котлетами величиной с мою ладонь, в которых мясо, лук, немного хлеба и чеснока так перемешаны и так поджарены, что нашему корабельному коку или камбузу дивизиона-экипажа никогда не приготовить…
Ещё мама привезёт с собой банку мёда, банку густого малинового варенья, банки с клубничным вареньем и смородиновым компотом, яблочные и грушевые сушки, тульские пряники и московские шоколадные конфеты и даже жареные семечки…
И всё же я немного был встревожен неожиданным визитом мамы…
Нет, неспроста мама приезжает ко мне на побывку в Калининград, сообщив об этом как о решённом деле и внезапно, что-то дома произошло…
Может быть мамам с папой опять затеяли свои старые «разборки» и споры по поводу тех решений, которые они совместно принимали после войны, когда бывшим героям-участникам Великой Отечественной войны 1941-1945 годов было очень трудно вернуться к мирной жизни, найти себя в уже заполненных жизненных нишах?
Тогда в 1945 году мама, например, вернулась к себе на квартиру в Москву, а она оказалась полностью занятой большой еврейской семьёй одного из начальников, главным бухгалтером какого-то военного учреждения. Маме в военкомате пообещали найти комнату, а визгливая жена этого главбуха с ревущими и пищащими детьми только выставила на порог квартиры довоенные вещи мамы и захлопнула перед старшим лейтенантом медицинской службы, Максимовой Ниной Васильевной, входную дверь…
Мой папа тоже приехал в Москву на свой родной номерной авиационный завод, но там лихих командиров-кавалеристов некуда было пристроить и военкомат снова пообещал как-то устроить моего папу на работу и дать ему комнату в Москве, пока же моим будущим маме и папе посоветовали снять жильё у частников…
Так старший лейтенант медицинской службы Максимова Нина Васильевна и лейтенант Суворов Александр Сергеевич оказались «квартиросъёмщиками» у древней старушки, которая и свела их вместе, познакомила.
Отец никогда не жалел, что встретил нашу маму и женился на ней, он очень любил и уважал её, правда, по своему, так, как это было в его детстве, в родной деревне Кошелёвке Ханинского уезда Тульской губернии.
Мама, наоборот, горько сетовала и жалела, что не нашла в себе силы бороться за своё место в гражданской послевоенной жизни, активно сопротивляться невзгодам, что не смогла преодолеть своей гордости и достоинства, чтобы обратиться за помощью к бывшим однополчанам по военно-санитарному поезду-госпиталю ВСП №29.
Дело в том, что моя мама была дочерью репрессированного и расстрелянного на Бутовском полигоне НКВД (Москва) священника, протоиерея, отца Василия (Максимов Василий Никитич, 28.01.1887-23.09.1937, ныне реабилитирован и причислен к лику священномучеников - автор) и всю свою жизнь осторожничала и скрывала ото всех этот факт, свято храня память об отце, любовь к своей маме, старшей сестре Марусе, и младшему брату Николаю).
Моя мама знала, что она способна на много большее, чем могла заниматься и добиться в жизни, но тогда, во время войны и после неё, даже в послевоенное время до 70-х годов, людям с такой судьбой, как у моей мамы было очень трудно добиваться справедливости и правды…
Моя мама мечтала, что её два сына – старший Юра и младший я, Александр, будут так воспитаны и так образованы, что воплотят её мечту о более счастливой жизни и жизненного успеха, тем более, что мамины родственники по материнской линии были весьма значительными людьми в своих судьбах.
Ничего этого я тогда в 70-е годы XX века ещё точно и полно не знал, а мама и папа твёрдо и бескомпромиссно хранили секрет о моём дедушке, репрессированном и расстрелянном священнике, протоиерее и священномученике Максимове Василии Никитиче (отец Василий). Они не хотели никоим образом помешать моей службе и жизни.
Однако я чувствовал, что приезд мамы – это её желание о чём-то со мной поговорить, обсудить какую-то проблему, секретную, тайную и очень серьёзную…
Ответ или подсказу на этот мучивший меня вопрос я получил в очередном письме моей мамы, она предварительно сообщила мне, что у Юры и Гали (Галчонка) «разрыв», что они «не живут друг с другом» и общаются всё время «на повышенных тонах» и что «с этим нужно что-то делать».
Я так и знал! Вот и пришла беда, отворяй ворота…