Когда Страна бить прикажет - 16

Владимир Марфин
                16.

                НИКОЛАЙ  ГЕРАСИМОВИЧ  КУЗНЕЦОВ, адмирал  и Народный  комиссар Военно-Морского Флота  СССР, возвращался из  Кремля в  хорошем настроении. Только что его  и командующих Балтийским, Черноморским и Тихоокеанским флотами  Трибуца, Октябрьского и Юмашева  вместе с предшественником Трибуца, ныне начальником Главного штаба  ВМФ  Иваном Исаковым принимал у себя товарищ  Сталин.
                В кабинете, отделанном темным мореным дубом, за зеленым длинным столом сидели члены  Политбюро Молотов, Ворошилов, Калинин, Хрущев и нарком внутренних дел Берия. Разговор шёл серьезный: о готовности Флота к любым провокациям на Западе и на Востоке, о дальнейшем укреплении морских рубежей, о береговой и противовоздушной обороне, огневом переоснащении кораблей и создании новых, более мобильных  и мощных, о политическом  воспитании  моряков  и о многом другом.
                Сталин был настроен благожелательно, улыбался, шутил, что с ним случалось в последнее время нечасто, и, раскуривая то и дело гаснущую трубку, обращался не только к Кузнецову, но и к его соратникам. Адмиралы отвечали на вопросы коротко и уверенно, зная, что генсек не любит ни нудных разглагольствований , ни подробных докладов. Его всегда интересовала суть, сконцентрированная порой всего в нескольких фразах, заключавших в себе основные цифры и факты. Поэтому, выслушивая оперативные рапорты военных, он частенько пользовался одними и теми же выражениями: «Как вы думаете?», «На что рассчитываете?», «Почему именно так, а не иначе?», «Что намерены предпринять?», «Каковы ваши действия?» и так далее.
                Заседание подходило к концу, когда Берия, до того молчавший и неприметный, наконец-то решил заявить о себе.
                - Слишком мало новые командующие выявляют у себя в соединениях опасных врагов! Что ответят они нам на это?
                Наступила тишина такая, что стало слышно, как бьется под потолком бестолковая синяя муха, неизвестно каким образом залетевшая сюда.
                Адмиралы растерянно переглянулись. А что можно было ответить?
                Почти половина командиров баз и кораблей арестована и объявлена «врагами народа», отчего преступно оголены самые важные стратегические участки. Стыдно сказать, но отдельными сторожевиками и подводными лодками руководят совсем неопытные молодые лейтенанты. А чем это грозит, никто в Кремле не задумывается...
                Видя, что никто из адмиралов не готов дать отпор энкаведисту, Кузнецов, как подлинный флагман, решил принять огонь на себя. Даже не взглянув на Берия, отчего тот оскорбленно нахмурился и побледнел, и, покосившись на стол, за которым манекенами застыли члены Политбюро, он, как всегда, обратился непосредственно к Сталину.
                - У командующих флотами, товарищ Сталин, как вы знаете, достаточно нагрузок, чтобы не отвлекаться на поиски врагов. Для того существует особое ведомство, и оно поработало за эти годы у нас так, что сейчас уже на должности командиров соединений назначаются  вчерашние выпускники  училищ...
                Он отчаянно выпалил это и замер, видя, как надменно и хищно вскинулись Молотов и Ворошилов, приложившие к разгрому армии и флота немало сил, как еще ниже опустил бороденку Калинин, а Берия, неожиданно вскочив, что-то зло и гортанно закричал по-грузински. Да, за эти слова можно было сразу загреметь в казематы Сухановки. Кузнецов и сам не понимал, как они у него вырвались.
                Адмиралы стояли, ни живы, ни мертвы. Сталин, медленно расхаживающий по кабинету, наконец, остановился, раскурил вновь погасшую трубку, и ужа только после этого вскинул на Кузнецова овои желтые тигриные глаза.   
                Берия между тем продолжал бесноваться, но Сталин, казалось, его не слушал. Вероятно, он и сам сознавал, что пришло время не разбрасывать, а собирать камни, и, внезапно захлебнувшись дымом и закашлявшись, повелительно махнул рукой Берии, чтобы тот сел и умолк.
                - У товарища Кузнецова иногда вырываются необдуманные суждения, - негромко произнес он. - И поскольку товарищ Кузнецов еще не вполне освоился с новой для него должностью народного комиссара, будем надеяться, что он срочно пересмотрит некоторые свои убеждения.
                Вождь опять замолчал, настороженно о б ш а р и в а я взглядом устремленные на него лица присутствующих. Вероятно, это была угроза и предупреждение, высказанные весьма прозрачно.
                Берия торжествующе усмехнулся и, взглянув на Кузнецова с нескрываемой ненавистью, начал что-то писать на лежащем перед ним листе бумаги.
                - Но...- словно бы призывая к еще более повышенному вниманию, приподнял руку с зажатой в ней дымящейся трубкой Сталин. - Но товарищ Кузнецов прав, когда заявляет, что любой командующий флотом должен сосредоточиться на своем непосредственном деле. А если он будет отвлекаться от главного и заниматься...
                «Второстепенным!» - чуть не выкрикнул Кузнецов, и Сталин, словно бы услышав немой его выкрик, улыбнулся еще загадочнее.
                - ... заниматься вопросами, для решения которых существуют иные структуры, это, несомненно, повредит главному. И ми за это будем спрашивать с товарищей строго.
                Кузнецов облегченно вздохнул. У Октябрьского, неожиданно взмокшего от пота, чесались спина и шея, но он даже не посмел пошевелиться.
                Трибуц переступил с ноги на ногу осторожно, чтоб облегчать напряжение, и тоже незаметно вздохнул.
                После ХVIII съезда партии Сталин стал более терпеливым в беседах с военными. Вероятно, в этом сыграли роль нарастающая агрессивность Гитлера и пассивное ведение военных переговоров СССР с Англией и Францией. Разочаровавшись в союзниках, Сталин тайно добивался военно-политического договора с Германией, и, как видно, дела у него в этом направлении продвигались успешно.
                Из кремлевского кабинета адмиралы выходили, храня молчание. Так же молча, опасаясь подслушивания, ехали затем в наркомат, и лишь выйдя из машин и вступив в вестибюль, окружили наркома.
                Кузнецов с просветленным лицом и улыбкой пожимал протянутые ему руки, а внутри у него уже сидела какая-то заноза, которая затем, на протяжении долгих лет, будет время от времени царапать сердце. Он не знал, как и все остальные, стоящие сейчас перед ним, своей дальнейшей судьбы, хотя ясно понимал, что ни Сталин, ни Берия не забудут сегодняшнего разговора. Однако сейчас их всех больше заботила будущность флота и его роль в войне, которую эти неглупые опытные люди считали н е о т в р а т и м о й.
                Но не пройдет и двух лет, как, подлаживаясь под тогдашнее настроение Сталина , сам же Кузнецов покривит душой и в записке, направленной Вождю 6 мая 1941 года, подчеркнет, что данные его разведки о «готовящемся вторжении немцев через Финляндию.. Прибалтику и Румынию », по всей вероятности, «являются ложными и специально направлены по этому руслу с тем, чтобы проверить, как на это будет реагировать СССР».               
                Этот вывод, ровно через полтора месяца жестоко опровергнутый Гитлером, станет самым тяжким грехом, который Николай Герасимович будет горько замаливать до конца дней своих.
                Шумно переговариваясь, адмиралы направлялись в столовую, где их ждал обед, как вдруг Трибуц остановился возле прижавшегося к стене молодого капитан-лейтенанта и, схватив его за руку, подвел к Кузнецову.
                - Вот за этого командира, Николай Герасимович, я прошу. Капитан-лейтенант Голицин! Рекомендую его с самой лучшей стороны.
                - Очень рад. Готов выслушать вас, - улыбнулся нарком, быстрым взглядом окинув ладного, красивого офицера. - Есть какие-то проблемы?
                - Так точно, товарищ народный комиссар, - вытянулся в струнку Голицин.- Убедительно прошу разрешить мне вернуться на флот. В частности, в соединение, находящееся под непосредственным командованием вице-адмирала Трибуца.
                - Я пытался решить это обычным путем, через кадры, - поддержал Валентина Трибуц. - Но подплав воспротивился. А нам опытные боевые командиры позарез нужны!
                - И нам... И нам! - чуть ли не одновременно воскликнули Юмашев и Октябрьский.
                Кузнецов вопросительно посмотрел на стоящего в сторонке Исакова.
                - Ну что, Иван Степанович, оголим наркомат? - И, не видя возражений со стороны начштаба, снова пристально и строго посмотрел в молящие глаза Валентина. - Напишите рапорт на моё имя. Думаю, что никому из нас не придется за вас краснеть, - добавил он и, словно благословляя, слегка дотронулся рукой до плеча Голицина. - Желаю успеха!
                - Давай! - подтолкнул ошалевшего от счастья капитана Трибуц.- Поспеши, пока я здесь...
                - Есть! Служу трудовому народу!
                Валентин отдал честь, звонко щелкнув каблуками, и, дождавшись, когда адмиралы направились дальше, круто развернулся и побежал к себе...