Восьмилетку я закончила вполне прилично, без троек. В восьмом классе уехала главная зачинательница всех нападок на меня, и стало потише. Я даже подружилась с некоторыми неприятельницами. В девятом врагиня вернулась, но утратила свою силу, могла творить только мелкие пакости.
В девятый класс пошло только несколько девочек из нашей школы. Всех нас ожидал интернат и школа номер три на станции Дарасун.
Дарасун – станционный посёлок, обширный, несколько неряшливый, пыльный – летом, промёрзший – зимой. Открытый всем ветрам, он – словно в коридоре между рядами сопок, покрытых соснами и кустарником. Особая красота – весной, когда сопки – малиновые от цветущего багульника.
Посёлок делит на две части река Ингода, каменистая, холодная.. Через Ингоду тянется длинный высокий мост.
Не знаю, как сейчас, но в наше время дощечки на пешеходных сторонах моста пружинили под ногами, от высоты кружилась голова.
Мы ходили через мост, чтобы заниматься на уроках домоводства – строчили на швейных машинках. Впрочем, и на станках мы, как и мальчики, наработались вдоволь.
В посёлке – завод горного оборудования, и с навыками токаря по металлу можно было найти работу. У нас и занятия были в токарном классе, и практику проходили там же. До сих пор руки помнят обжигающий жар разогретой плашки…
Но школа – отдельный мир, внешний. Внутренняя переживательная жизнь шла в интернате.
Двухэтажный корпус, с деревянной крутой лестницей, деревянными же полами в коридоре, комнаты с двух сторон…
Девушки из окрестных деревень, естественно, держались друг друга, и добивались проживания своей комнатой. А я осталась без места. Плакала, стоя у окна в коридоре, и меня взяли под своё крыло старшеклассницы. У них в комнатке было только две кровати, и мне воспитатели выдали раскладушку.
Так я и маялась весь год, но зато на следующий уже была «хозяйкой комнаты», и могла взять себе кого хочу…
В девчачью «банду» из нашего села вернулась, уехавшая было, зловредная одноклассница. Но группа эта в большой школе притихла, обезвредилась. Нашлись «герлы» и покруче наших. И в интернате им не дали верховодить. Сельские девчонки – сильные и смелые, не дадут командовать собой. Чему я была несказанно рада.
Я дружила со старшеклассницами, ходила в гости к дарасунским девочкам – до сих пор тёплое у меня к ним отношение. И душа моя распрямилась и окрепла. Я начала писать стихи! Банальные, конечно, невозможно…
Всякие влюблённости, проводы друзей-мальчиков в армию… Переживания и тоска по дому. Промёрзшие до нечувствительности ноги на остановках, бесстрашная езда домой, за 20 километров, на всяких попутках. Господь хранил…
О жизни в интернате и учёбе можно написать книгу, но пока скажу только, что учёба моя упала очень. Сплошные трояки. Причина – мы, сельские, не умели тянуть руки, ждали, когда нас самих вызовут отвечать… В нашей восьмилетке классы были маленькие, учителя успевали каждого вызвать по многу раз. А тут – огромный класс, мы сидим, как мышки, и – нет оценок.
Расскажу только один эпизод. Домашние задания по истории я выполняла тщательно, но – не отвечала на уроках. Историчка ставила мне неизменные тройки за первую, вторую, третью четверть. В конце года старшеклассницы повторяли материал, и стали брать мою тетрадочку на уроки. Она ходила по партам, учительница это приметила. И однажды тетрадь конфисковала.
На следующем уроке истории она подняла меня и громогласно изрекла:
- Это Ваша тетрадь, Храпова? Что это такое?!!! Вы, оказывается, весь год конспектировали, отвечали письменно на вопросы, выполняли все задания, а я об этом не знала и ставила Вам три балла! По Вашей тетради уже месяц отвечают два параллельных десятых класса, а я собралась Вам ставить за год обучения – тройку! Я ставлю Вам за последнюю четверть – пять, а уж за год, извините, только четыре! Возьмите Вашу тетрадь! Садитесь!
Только в последние полгода перед выпускными экзаменами я, наконец-то, взялась за ум. Практически все экзамены сдала на пятёрки, а в аттестат пошли четвёрки. Не смогла исправить только три тройки. Первую - по физкультуре. Нас, стеснительных девчонок, заставляли заниматься не в трико, как мы привыкли, а в спортивных плавках, и наш физрук любил прихватить за мягкие места. Я терпела, сколько могла, но однажды перестала ходить на занятия… Вторая – по военному делу. С военруком буквально поругалась из-за его грубости и матов. Он даже не знал, что из пневматики я стреляю лучше всех в классе… И третья тройка – самая таинственная. По немецкому. Немка меня возненавидела, я так и не поняла, за что. У меня оценки были – сплошные колы и двойки, даже смешно. Кое-как исправлю, и снова – провал. Только в институте у меня вернулись и любовь к иностранному языку, и хорошие отметки.
Так что поступала я в Читинский пединститут с плачевным аттестатом, а закончила его – с красным. Такие вот метаморфозы…