Когда, наконец-то, после месячного воздержания в моей кубинской жизни появилась Анна Мария, я вспомнил тот восторженно-шутливый разговор в самолете об акулах, кокосовом молоке и мулатке, и с удивлением констатировал, что намеченная программа успешно выполнена. Однако возвращаться в Союз по этому поводу мне отнюдь не хотелось, а хотелось наоборот: остаться, продлиться, выписать жену с ребенком… Стоп. Вот это последнее никак не состыковывалось с тем образом жизни, к которому я уже здесь привык, и который нравился мне все больше и больше. Ладно, - думал я в своем рабочем кабинете, отвлекаясь от составления скучнейших таблиц ППР для двигателей и генераторов, - проблемы надо решать по мере их непосредственного поступления. Что уж психовать заранее? До возможного приезда жены еще все может измениться сто раз.
Свои отношения с Анной я, поначалу, серьезно не воспринимал. Ну, - думал, - приходит вечерами девчонка, занимаюсь с ней сексом, испанским языком. Вынужденное холостяцкое существование в чужой стране. Она тоже, как мне казалось, легко приняла свою временность в моей жизни. Расспрашивала про дочку. Я ей с удовольствием рассказывал. Да и практика в испанском, опять же. Когда спросила про жену, я ответил ей информативно и сухо. Поняла и больше этой темы не касалась.
Жена писала каждый день. Что-то вроде дневника. Особенно жутким было письмо за номером 11.
«Никогда не думала, что пол года – это так долго, почти вечность, а счастье – это всего лишь слышать из кухни, как ты в ролях читаешь Лизке сказки, а она смеется».
«Лизка все время спрашивает о тебе, а когда я начинаю плакать, вытирает мне слезы пальчиком».
«Чтобы забыться, включаю телевизор. Вчера показывали «Летят журавли». Пол ночи проплакала».
«Всю стенку уставила твоими фотографиями. Помнишь, где ты с собакой в деревне? Моя любимая».
И все в таком духе.
В панике я помчался на местную почту звонить. На протяжении двух часов меня постоянно дергали, вызывали в разные кабинки. Я забычивал очередную сигарету и алекал до хрипоты – все впустую, связи не было. И вдруг она появилась. Громкая, внятная. Исчезли океаны, тысячи километров. Казалось, протяни руку, и вот она, Ленка, в своем мягком халатике. У меня защипало глаза. Обрадованный голос:
- Вовка! Как здорово слышно! Я получила два твоих письма. Ты еще в Гаване? Как ты?
Я прокашлялся.
-Я уже две недели как в Моа, работаю. Получил твое…
-Ой, а я пишу тебе почти каждый день. Лизка с мамой гуляют. Ко мне ведь мама на днях приехала… Ты то как? Вас кормят?
-Мы сами покупаем, стряпаем. А я получил твое…
-А что покупаете? Там разве не по карточкам?
-Частично. Я написал тебе в последнем письме, скоро получишь. А я получил…
-Ой, письма идут очень долго, две недели почти. Ты можешь звонить?
-Дорого очень, я попробую. Лен, а меня советником главного энергетика сделали.
-Здорово! А когда ты нас с Лапкой выпишешь?
-Это не скоро, Лен, я пока сам не знаю. Надо поработать… Лен! Я очень скучаю.
-Ой, я тоже… Ужасно. Лизка каждый день спрашивала, где папа. Сейчас, вроде, отстала, стала забывать. Я ее…
В это время в трубке что-то включилось и раздался голос на испанском языке. Я понял, что наше время истекло и закричал в трубку: «Девушка! Еще минуту! One minute!» Но мою мольбу заглушили частые гудки, жестокие и равнодушные.
Всю обратную дорогу в ушах звучала ее последняя фраза: я тоже… ужасно. Хотелось выть. И какой садист мог выдумать, что если на пол года, то можно без жены. Вернее не так: если на пол года, то нельзя с женой. И на год тоже. Садист, урод, ублюдок! Эх, забыл ей сказать, что достал ружье и уже в это воскресение буду охотиться в океане. Засыпая, посетила голову мысль, что прав был старик Эйнштейн, связавший воедино расстояние и время. Ведь то письмо за номером 11, которое я получил сегодня, Ленка писала аж 12 дней тому назад. А за 12 то дней много воды утекло.