В тот первый день я единственный оказался без улова. Мужики выходили на берег, сбрасывали добычу на песок и шли смотреть, как там дела у соседей. И у соседей все было в полном порядке. Добыча была крупной. Самая маленькая из пойманных рыб тянула никак не меньше трех килограммов.
-Как называется? – спросил я, указывая на метровую пеструю рыбину с крупными перьеобразными плавниками.
-Черна. Вкусная-я. – Хозяин, полный низенький мужичок лет сорока пяти, скривился в довольной улыбке и погладил себя по животу.
-А ты что же, кандидат, без улова?
Я стал объяснять, что рыба, подобная его «черны», мне просто не попалась на глаза. Ската да, видел, но не знал, можно ли в него стрелять. А так все больше мелюзга какая-то, да павлины расфуфыриные. В павлинов жалко… Да и мелковаты все же.
-А здесь вся рыба съедобна?
Он не успел ответить. Из воды тяжело выбиралась последняя пара, Борис с напарником. Под уздцы они волокли нечто тяжелое и длинное. Хвост и часть туловища скрывала вода. Выволокли, бросили на песок, сели рядом. Мы подошли к ним, окружили. На песке в человеческий рост бездыханно лежала змея-не змея, рыба-не рыба, цвета скорее зеленого, чем коричневого. Кто-то восторженно выдохнул: «Ух ты!» Я шепотом спросил своего нового знакомого-коротышку, что подстрелил «черну»:
-Как называется?
-Мурена, - так же шепотом, но очень уважительно, то ли по отношению к мурене, то ли к охотникам, ответил он.
-Как подстрелили? В два гарпуна? – спросил кто-то.
-Нет. Сейчас расскажу. – Борис выдохнул, покрутил головой, сбрасывая напряжение, и рассказал почти что детективную историю.
Решил он сверху широким взором окинуть океан, поискать наметанным глазом ямы на дне, где может стоять крупная рыба. Для этой цели он вскарабкался на рифовую гряду и потихоньку перемещался вдоль нее, высматривая дно. Поверхность рифа была неровной, скользкой. Волны сбивали с ног. Где-то он проваливался по пояс, а где-то вода едва доходила до щиколотки.
-Вдруг кто-то хватает меня за ногу и держит, не дает ступить.
-За ногу?! – ужаснулся я.
-За брючину, слава Богу. – Борис оттянул мокрую материю на щиколотке. – Оборачиваюсь – она. Вылезла вот на столько из норы и… А у меня ружье заряжено, я с испугу-то и пригвоздил ее к рифу. И вот что она сотворила в агонии. – Борис поднял с песка гарпун и передал его одному из рыбаков.
Пока согнутый буквой «Г» почти у самого острия гарпун переходил из рук в руки, Борис комментировал:
-Во, силища! Закаленный 8-ми миллиметровый прут! Попробуйте разогнуть. Нет, нет, попробуйте.
Потом почесал репу, усмехнулся:
-Я вот подумал: если б у нее хвост не застрял в норе? Убила бы на ***.
Красавица мурена валялась рядом, кое-где по телу присыпанная песком, как сухарями для жарки. Мне стало жалко ее до слез. Чего это она вдруг его за штанину? Может поиграть хотела, а может еще что. Кто их, мурен, разберет. А он, человек, так сразу раз, и…
-Она хоть вкусная? – спросил я Бориса.
-Во! – Он поднял вверх большой палец. – Угрей ел? Тот же угорь, только большой. Котлеты из нее – пальчики оближешь. Кстати, мужики, сегодня вечером все ко мне на котлеты. Жена, думаю, успеет наделать.
Вечером того же дня возбужденный первым океанским крещением, под удивительные рассказы бывалых людей о морских приключениях своих и «мне один рассказал», под котлеты из бедолаги-мурены, сочные, с пылу с жару, с паприкой и специями, я пропускал рюмку за рюмкой, вернее, не пропускал ни одной рюмки и нажрался до чертиков. Вышел проветриться и… очнулся в кубинском квартале на лестнице в подъезде, голосящим русские песни. Там и познакомился с Анной Марией Антуан Рустан.