Другу моему, Михаилу, посвящается…
ЧЕРТОВЩИНА
эпилог
Иные, к примеру, пишут. Пишут толково, местами умело пишут. Но не читают их. Других же, может быть, и прочесть полезно, не исключено, что даже интересно. Но они не пишут.
И, в конце концов, я сам. Если уж я напишу, если осмелюсь занести над бумагой руку с зажатым в ней подобно кинжалу пером, то… да и ничего. Пусть даже напишу. Что изменится? Ведь не отдам на растерзание читателю написанного. Почему? Страшно. Вот именно: страшно.
Скептик заметит уныло, что прячу свое творение от насмешек. Но, мой милый скептик, позволь лишь улыбнуться в ответ. Ибо ты ошибаешься. Людям свойственно ошибаться. В каждой, пусть и самой светлой голове, если поискать хорошенько, можно обнаружить, хоть одно заблуждение. Далеко ходить не надо: как у вас там говориться, прошу любить и жаловать – Иван Степанович Головин, мой сосед. Нет у человека ни жены, ни детей. Только однокомнатная квартира есть, где он по вечерам пишет стихи. Поэтом себя считает. Только плохи его стихи. А вот печение у него хорошее, свое, домашнее. Дела.
И я заблуждение имею. Как всякий человек, переступивший черту бурной юности, считаю, будто бы умею пить. Более того – пью! А уж как выпью, так совершаю поступки совершенно необдуманные. Сяду я, к примеру, в электричку. В вагоне тепло, в вагоне уютно, колеса стучат – и я засыпаю.
А как проснусь, то первым делом обнаружу, что добрые люди очистили мои карманы и сумочку заодно прихватили. Без сумочки я руки в карманы могу спрятать на морозе, вот ведь какие добрые заботливые люди! Они мне еще и несколько мятых купюр оставили: на дорогу и лекарство от похмелья.
И после таких приключений особо хорошо я понимаю свое заблуждение. Но длится это недолго. До того момента, пока другие добрые люди не предложат мне стопочку, затем еще одну…
Но не о том сегодня будет моя речь.
Сегодня я тоже пью. На столе моем, покрытом изрезанной скатертью, стоит початая бутылка. Рядом черствый хлеб, пара огурцов. Мой ужин. Наливаю стопку, сам кошусь на старенький холодильник. Там, за пожелтевшей от времени дверцей, прячется, ожидая своей очереди, еще одна бутылка.
Но вот подношу стопку к губам… и в следующее мгновение давлюсь теплой водкой. Прямо передо мной сидит черт!
Плюньте в лицо тому, кто божится, будто бы черти высокого роста. Вранье! Гость мой, возникни в нем желание встать из-за стола, едва ли достал бы моего плеча, это притом, что сам я обладаю весьма средним ростом. Врать не буду: есть у чертей рога. Но служат они не для устрашения, рога положены по статусу, чтобы наводить нетрезвого человека на философские мысли весьма пристойного содержания.
И лишь только глаза, необычайно желтые, бегают, не стоят на месте, словно стыдясь соблазнить меня на мелкую пакость, так и не созрев до большой.
Венчает все это дело пятачок, выступающий над оттопыренными губами. Стоило мне увидеть этот пятак, как я загорелся желанием ткнуть в него пальцем. Отпустив невольный смешок и переборов неприличное желание, я для надежности спрятал руку в карман.
В глазах гостя на долю мгновения вспыхнул рыжий огонек, но я успел уловить намек и протянул черту стакан. Честное слово, он готов был пустить слезу, настолько вежливым я показался ему. И тогда он налил нам поровну. Чокнулись. Молча, как два старых заговорщика. Вновь налили, продолжая играть в молчанку. Лишь с третьей порцией он нарушил тишину самым нелепым и в тоже время естественным образом. Он задал вопрос:
– От чего это ты, Саша, пьешь?
– Да вот… пью. – Ответил я и смущенно опустил глаза.
– Значит, пьешь. – Почему то с досадой подтвердил собеседник. Я в такт ему вздохнул и действительно выпил. Водка показалась самым отвратительным пойлом, быть может, хуже моей грусти.
– А все же: отчего ты пьешь? – не унимался черт. – Не от того ли, … - тут он выдержал достойную упоминания паузу и достал из густого меха на животе записную книгу зеленого цвета. Расправив страницы, сверился с записью – не от того ли, что ровно два часа назад твоя любимая хлопнула дверью и уехала к маме, дай Бог ей здоровья.
Я заерзал под его взглядом, словно сидел на слое щебня. Наверняка вам известен этот строгий взгляд учителя, обращенный на нашкодившего ученика.
«Искушает» - догадался я и ничего не ответил. Подруга моя не сахар, уходит она чуть ли не каждую неделю. И всякий раз возвращается утром, справедливо полагая, что, протрезвев, я попрошу прощения за все грехи. Мы миримся, и жизнь продолжается. Ничего необычного.
Я даже завел привычку отмечать наши ссоры в записной книжке. Той самой, которую держит теперь в своих лапах мой аномальный гость, черт его побери. Черт между тем продолжал:
- Ссора сама по себе дело пустяшное. Это вы, допустим, и помириться с утра можете. А как же, та мелкая ****ь, двадцати лет от роду?
«Врешь!» - захотелось заорать мне, - «Не было ничего, даже в мыслях!»
- А вот в мыслях-то как раз и было. Грешок, товарищ! – и он театрально погрозил пальцем.
- А не… ты…ли заглядывал через мое плечо в разрез ее блузки? – Пошел я в атаку. Черт смутился, готов поклясться, что под его густыми бакенбардами загорелся позорный румянец.
- Ладно, допустим и это не повод для тоски. Мысли не в счет, да и кому какое дело кто и куда заглядывает? Но, допустим, работа тебя не устраивает: пашешь как…черт, а зарплата гроши. Не удовлетворяет? Не реализовал себя? Чем не повод. Нет? Ну да, надежды ты не теряешь. Похвально. Скажу по секрету: повысят тебя.
«Откажусь!» - тут же решил я. «Ей Богу, откажусь!»
¬- Ребенка хочется. Дочку. Даже имя нашел – Настя. А ведь средств нету, квартирка маленькая, с подругой пятый год вместе, а свадьба откладывается. Угнетает. Понимаю. Да ведь терпишь, надеешься. Похвально. Значит, не повод.
Меня начал раздражать этот монолог. Разлил остатки и, не дожидаясь тоста, выпил. А черт опрокинул в себя предложенные пятьдесят грамм и радостно хрюкнул. Воспользовавшись долгожданной паузой, я закурил. Не стал гость брезговать и беломором. Мне от чего-то припомнился анекдотический случай из песни Высоцкого. Черт тут же испортил мое веселье короткой, но меткой фразой:
- Водку пьют от тоски…
- Да ладно … тебе! – вот ведь как получается: с чертями уже на ты! – На свадьбах что же тоже от горя?
- На свадьбах? На свадьбах водку не пьют. На свадьбах водкой напиваются! Стало быть, от горя пьешь. Какое ж у тебя горе? Ведь и не алкоголик еще. Может счастья хочется? Так ведь счастлив уже! Вот повысят, женишься, ребенка заведешь, глядишь и напишешь еще чего, даже и почитать кому надо дашь! От чего же ты, Саша пьешь? Компания может способствует?
- А вот мы сейчас и проверим! – закричал я и, захватив бутылку из холодильника, рванул в прихожую. Как был взъерошен и в тапочках, так и рванул к соседу.
- Давай пить! - говорю! А он отказывается.
- Лучше чаю давай. У меня печенье есть… и стихи. Выпили мы чаю, послушал его стихи, а сам посмеиваюсь: к тебе, небось, черти не захаживают! Мелкая ты сошка! Самого важность аж раздувает, поделится хочется.
Ушел я тогда, ничего не рассказал. Протрезвел наверное. А черта уже и след простыл. Может и не было его? Всю ночь я думал: от чего же я пью? От какого такого горя? Много разных мыслей было, страшных и не очень. Да вот только вернулась утром милая. Я возьми и брякни: «Давай поженимся!». А она улыбнулась и говорит: «давай». И на работе меня недавно повысили. Поначалу отказаться хотел, а потом решил, чем черт не шутит, и согласился. Теперь о ребенке подумываем. А может и о двух.
И еще. Не пью я больше. Вообще.