Эпиграф романа:
Что бы у тебя ни было на уме — забудь это.
Что бы ты ни держал в руке — отдай это.
Какова бы ни была твоя судьба — предстань пред ней!
АбуСаидибнАбил-Хэйр
Пролог
Вместо вступления,
или С пулей в голове
— Сегодня пятница? — поинтересовалась Маша.
— Да, пятница, тринадцатое… Представляешь? В двенадцать часов дня пополудни в наше бюро зашла Лошадь. «Скажите, пожалуйста, как пройти на улицу Bahnhofstrasse? — спросила она. Ирина Ивановна, наш бухгалтер, не отрываясь от монитора, ответила: «Выйдете из здания — и сразу направо!»
«Спасибо! — сказала Лошадь. — Извините за беспокойство!»
Дверь захлопнулась, а Ирина Ивановна, не отрываясь от монитора, тут же прокомментировала: «Неужели на первом этаже некого спросить? Ходят и ходят к нам на второй…» Вика, студентка, и господин Штольц перегляну-лись и в один голос ответили: «Это же Лошадь!» — «В смысле?» — отвела взгляд от монитора Ирина Ивановна и поправила очки. «Ну, Лошадь! Гово-рящая!» — сказала Вика. «И кого они на этой улице забыли? Всё идут и идут! Что у них там? Канцелярия? Ипподром? Или Клуб Весёлых и Находчи-вых?» — удивился господин Штольц. «Неделю назад, — вспомнила Ирина Ивановна, — о такой же улице спрашивал какой-то гражданин с портфе-лем, в низенькой, похожей на блин, шляпе. Он постоянно сморкался в клет-чатый платок размером с простыню и заикался на слове «п-п-п-пожалуй-ста». «Он искал свою Лошадь, — развеселился господин Штольц. — Это, вероятно, его Лошадь…» — «Не-ееет! — уже давилась от смеха Вика, — это она его ищет… и уже неделю!» Только не падай со стула, мать, эта Лошадь на моём рабочем столе оставила визитную карточку, — закончила я свой монолог.
— И к чему ты мне это всё рассказала? — спросила Маша.
— А вот она! Визитная карточка. Посмотри…
Мне часто давали советы разные умники: физики, историки, математи-ки, журналисты. Они говорили: «Ты неправильно воспитываешь детей. На-до так-то и так-то. Ты не умеешь общаться с людьми. Почитай психологию. Тебе никогда не научиться водить машину, потому что ты невниматель-ная». И самое главное, они меня уверяли, что я — не писатель, и я не смогу написать бестселлер.
Дети мои выросли хорошими людьми, сын — тренер по плаванью, доч-ка — воспитатель в детском саду. У меня много друзей в разных концах земного шара: в Англии, в Германии, в Китае, в Казахстане, Украине, в Рос-сии. Я сама — психолог, дипломированный, и читать психологию — это моя работа. Хотя можно сказать, что я уже давно не читаю психологию, а сама
8
её пишу, например, у меня вышло несколько десятков тестов в научных журналах, один блок тестов называется «Удачливый ли вы человек?» Ещё у меня есть страничка в интернете, каждую неделю её посещает около тыся-чи человек, людям нужна я и моя страничка «Психологические тесты он-лайн на каждый день». У меня уже десять лет водительские права, и я не попала ни в одну аварию. А самое главное — я написала роман. Его издали в известном мюнстерском издательстве, и он прославил мою подругу Машу, потому что она — мой соавтор. И дальше речь пойдёт именно о ней. Итак, Маша.
С моей подругой Марией Шнар (литературный псевдоним), в девичест-ве Анной Антоновной Аленко, а по мужу фрау Моор, мы дружим с детства. Я не могу сказать точно, когда началась наша дружба, но, скорее всего, с того самого момента, когда мы сидели на горшках в детском садике «Сол-нышко» и ковырялись в носу. В противоположном углу сидел Мишка Пота-пов, он тоже ковырялся в носу, но козюли отправлял не на крышку горшка, как мы с Машей, а прямиком в рот. Машка, теперь я называю её так всегда, была самая последняя. Мишка — не в счёт. Он терпел наказания молча, как когда-то в средние века терпели наказания люди знатного рода, которых опасались, но не осмеливались погубить. Ослепление — самый изощрённый способ, струя кипятка или накаленное докрасна железо — пока глаза не сварятся. Мишка сидел в углу с завязанными глазами. Нужно подчеркнуть, что воспитательница детского сада детей не любила изначально. Как толь-ко родилась — уже не любила. К тому же у неё были слабые нервы, и часто с крика она переходила на визг и завывания. Но когда приводили новичка, мило улыбалась, заискивая с родителями, и слащаво-медовым голоском ро-котала: «Зайка, раздевайся. Здесь тебе будет хорошо. Детки замечатель-ные. Кашку будем кушать с маслицем. Три раза в день. На уличку пойдём, будем играть в развивающие игры. Мама и папа придут за тобой к вечеру. Но я обещаю, что тебе так понравится, так понравится, что ты домой не за-хочешь. В садике очень-очень интересно!» Когда за родителями закрыва-лась дверь, Алла Ивановна, хлопая в ладоши, подцепив ребёнка за ворот-ник, кричала не своим голосом: «Де-ти! Внимание! У нас новый член семьи! Колмогорова, я кому это всё говорю? Повернись ко мне лицом, а не попой!»
Когда Машу перевели в наш детский сад (потому что родители поме-няли место жительства), я сразу обратила на неё внимание. Внимание на Машу обратил и Мишка. Он с разгону бросился к аквариуму и перевернул его. Рыбки из аквариума посыпались как золотой горох. Мишка хотел при-влечь Машин взгляд. И привлёк: весь день простояв в углу, в дальней ком-нате общей спальни. В этом же углу он исцарапал стены неизвестно откуда появившейся столовой маленькой ложечкой и напрудил в штаны, за что по-лучил по ушам мокрой тряпкой. Алла Ивановна с детьми не церемонилась. Она их лупила как сидоровых коз. Не всех, конечно. Особенно доставалось
9
Мишке — он вел себя достаточно оригинально. И я никак не могла понять: это протест или просто дебилизм.
Казалось, Мишка был безнадёжен. Взрослые говорили, что он из не-благополучной семьи. Что такое неблагополучная семья, мы с Машей тогда не знали. Миша рисовал на стенах своими какашками, спускал в унитаз цветные карандаши, кубики с алфавитом и пазлы, свои описанные колготки аккуратно вталкивал в сумку Аллы Ивановны, где лежал только что куплен-ный свежий хлеб. По праздникам бесился и орал как оглашенный, громче всех. А на прогулке регулярно падал то с качелей, то с турника. И у Аллы Ивановны выбор был небольшой: она звонила то родителям на работу, то сразу в скорую помощь. Мишка получал постоянно. И всё больше — по го-лове. Может быть поэтому, у него под носом вечно висели сопли (как гово-рила моя мама — мозги вытекли), которые сползали по кровоточащим бо-лячкам к верхней губе. Мишка слизывал сопли языком. На руках и ногах — ссадины, на лбу — шишки и синяки. Я почему-то Мишку представляла доб-лестным рыцарем Робин Гудом. Мне всегда думалось, что когда он вырас-тет, обязательно станет очень хорошим человеком и, возможно, пойдёт ра-ботать в полицию, чтобы защищать наше несправедливое общество от раз-ных бандитов. Но речь у нас не о Мишке и о его будущем. Речь — о Машке. Машка — моя подруга.
В детстве Маша была очень медлительная. Это уже позже, значитель-но позже, в неё как будто бес вселился. Скоростной бес. А в детском са-ду — просто черепаха Тортила. Итак. Воспитательница собрала горшки, по-мыла их, накрыла крышками и поставила на полку. Потянула Мишку за ухо на себя, горшок отвалился, как пиявка, а на попе образовался ярко бордо-вый круг. Алла Ивановна зло хлопнула дверью и уже стала кричать, раскру-чивая Мишку вокруг себя, как волчка вокруг своей оси: «Все взяли стулья и поставили их в рядок! По моему хлопку! Колмогорова, я для кого это всё го-ворю?» Машка сидела уже без Мишки, в огромной туалетной комнате, а я стояла рядом, без горшка, и, дёргая Машку за развязавшийся бантик, чтобы окончательно стянуть его с не плотно заплетённых косичек, спрашивала: «Покакала?» Потом я бежала в группу, радостная и счастливая и, когда уже все дети внимательно слушали сказку о рыбаке и рыбке, громко речитатив-но сообщала: «Ал-л-а-а-аван-на Иван-на, Маша — всё-ё-ёёёё!»
После детского садика «Солнышко» мы с Машей стали ходить в одну общеобразовательную школу, учились в одном классе, сидели за одной партой и поступили в один и тот же педагогический институт. Машка учи-лась на филологическом факультете, я на физмате. Кстати, жили на одной лестничной площадке пятого этажа пятиэтажного дома. Дом, выкрашенный в зелёный цвет, стоял как брат-близнец с ещё одним угловым домом и со-единялся с ним огромной аркой. Пройдя через арку, можно было увидеть простор нашей улицы и, как в панораме, сразу же взору открывалась и ав-томагистраль с двусторонним движением, и мебельный магазин с широкими
10
перилами и подъёмными ступеньками, и автобусная остановка, находящая-ся в соседстве с трамвайной, и огромная площадь, уводящая далеко в За-тон. Затон — это район нашего города. О Затоне рассказывали ужасные ис-тории: там режут людей.
Казахи и русские дерутся стенка на стенку. Трупы, которые собирают по всему городу в разное время года, хоронят именно там. Два кладбища — русское и татарское — располагались друг напротив друга. Были случаи — людей хоронили заживо, и, когда они выбирались из своих могил, чёрные и страшные, покрытые коростой земли, как зомби, их следы отпечатывались повсюду, они бродили по Затону в поисках выхода. Затон — как лабиринт. Кто туда попал, если не знает дороги, больше не выберется. Через Затон никто не ходил после восьми часов вечера. Мы с Машкой иногда бегали ту-да днём, на речку, где лежали огромные цементные балки и какой-то бара-бан, то ли из кирпича, то ли из металла, который, будто исполин, врос в пе-сок. Через этот круглый барабан текла река, и будто бы начиналась именно оттуда, увеличиваясь в ширину с каждым метром. Называлась река Ирты-шём. Только там было пусто и тихо, и никаких людей, поэтому мы с Машей купались без купальников, в одних плавках. Да и рано ещё нам было ку-пальники носить, в десять-то лет.
Мы с Машей жили дружно, никогда не ссорились, чего не скажешь про наших мам. Затяжная ссора перешла в вежливое молчание. Если задава-лись вопросы — ни одна из мам не реагировала. Стоило нашим мамам уви-деть нас вместе, тут же с поводом и без повода вспыхивал скандал. Моя мама говорила: «Не дружи с Машей!» А Машина мама говорила: «Не дружи с Леной!» Нам с Машей было наплевать, в чём дело, но однажды я узнала, что оказывается, моя мама никак не могла простить маму Маши. В прошлом у наших мам произошла одна драма: мой биологический отец, с которым я жила до пяти лет, изрядно выпил и полез закрывать люк. Он сорвался с ле-стницы и ударился о бетонные ступеньки. На шум выскочила мама Маши и стала оказывать первую медицинскую помощь. К тому времени, когда прие-хала «скорая», мужчина умер, не приходя в сознание. Ходили слухи, что была неправильно оказана первая медицинская помощь. Но я в это не ве-рю. И Маша не поверила, когда я ей рассказала.
Итак: у неё квартира 17 (семнадцать), а у меня — 20 (двадцать). Как говорится — лоб в лоб. Четыре квартиры на одной площадке. На каждом этаже. Сверху, на потолке нашего последнего этажа, люк на крышу, а к не-му — железная лестница. Та самая, с которой упал мой отец. Мама второй раз вышла замуж, и я всю жизнь жила с отчимом. На крыше мы мечтали и сочиняли разные невероятные истории. И вот нам уже по сорок пять лет, и живём мы в замечательной стране, похожей на сказку. Нет, не в Зазеркалье и не в Стране Чудес. В Германии. Звучит, конечно, немного пафосно, но это так.
11
У каждого человека есть недостатки: кто-то любит глушить водку, кто-то покуривает травку, кто-то меняет женщин как перчатки (избитая фраза, согласна), а моя подруга живёт с пулей в голове. И эта пуля, маленькая, гладкая, серебристая, иногда даёт о себе знать. Врачи отказались делать операцию, когда можно было хирургическим путём избавиться от инород-ного тела. Не родился ещё такой хирург. Самоубийца. Поэтому Машка, а её все именно так и называют, живёт как жила — с инородным телом и с моей психологической поддержкой. Я — дипломированный психолог. С матема-тическим уклоном.
Сегодня у нас «кафешный день». Один раз в месяц мы выбираем «тёп-ленькое место под солнцем» и сидим там до одурения, пьём кофе. Иногда Машка заказывает себе огромное многослойное мороженое с разными фруктами и ягодами, иногда первое, второе и третье. Иногда обед у неё на-чинается в десять утра. А ужин — как двойной обед. Она любит покушать вкусно и разнообразно. Она сладкоежка — и поэтому постоянно на диете. Диета всегда начинается в понедельник утром. В понедельник вечером дие-та заканчивается. Когда Маша якобы «садится на диету», в «наш» день я съедаю фрукты и ягоды, а Машка — мороженое. Это диета такая: фрукты и ягоды нельзя ни в коем случае, от них поправляются, а мороженое — мож-но! Ну что там в этой воде? Сливки сорокапроцентные да сироп? Как слону дробина. Смешно.
Так вот…
… Маша взяла в руки разноцветную картонку (в смысле — визитную карточку Говорящей Лошади), покрутила её, повертела и, не спросив раз-решения, сунула к себе в карман.
— У меня будет надёжнее, — бесцеремонно аргументировала Маша, — я как раз сейчас пишу сказку об одной Волшебнице по имени Сивай, и у неё вместо кота или собаки (как обычно в классическом варианте) живёт Гово-рящая Лошадь. С крыльями. Типа — паж на побегушках. Или типа — джин из бутылки.
— Хорошо, с барского плеча, так сказать… дарю! Только при условии, когда будешь звонить в её институт — сразу мне всё расскажешь.
— Расскажу-расскажу. А ты знаешь, что нет ни одного писателя, кото-рый предпочёл бы реальность выдумке? Смотрела фильм «Дети века»? Ки-нолента о французской писательнице Жорж Санд.
— Смотрела… Мне очень нравится актриса Жюльет Бинош. Она ещё в «Шоколаде» сыграла главную роль. М-мм, какие у неё красивые красные губки в этом фильме.
— А-а-а-а-а, несчастная лесбиянка, меня тебе уже мало, — посмеялась Машка.
— Маш, ну что тут интересного, а? Ну, Лошадь? Ну, ходит… дошла на своих копытах аж до второго этажа, ну, в дверь постучала… значит, вежли-
12
вая Лошадь… Если б она летала… И то — Летающая Лошадь — это тоже уже где-то было… В мире уже всё когда-то было…
— Ты, конечно, в чём-то права. Если честно, я не знаю, о чём писать… Хотя моя Летающая Лошадь не похожа на других Летающих Лошадей.
— Это как? — поинтересовалась я.
— Ну, моя Лошадь, она не только говорящая, она ещё с очками в тол-стой чёрной оправе, у неё зрение минус 37.
— А есть такое зрение? И такой минус?
— Лен, ну это же сказка.
Маша доела мороженое и сказала свою коронную фразу:
— Винни, может, у них ещё что-нибудь есть?
— Ты худеешь. Забыла? Лучше послушай, что я узнала!
— Ну?
— Один математик из Санкт-Петербурга, Пименов, кажется. Нет, Пе-рельман, который доказал гипотезу Пуанкаре о форме Вселенной, отказал-ся от премии в миллион долларов. Представляешь? Он стал объектом по-стоянного интереса не только российских, но и зарубежных спецслужб. На одной из конференции он сказал, что научился вычислять и заполнять со-циальные и экономические пустоты. Пустоты-то есть везде. И он знает, как управлять Вселенной. С помощью его знаний Вселенную можно свернуть в точку, а потом развернуть, расправив в сферу. И вообще — он нашёл фор-мулу!
— И что? — не поняла Маша.
— Если научиться управлять Вселенной — то это мировое господство.
Е-рун-да! — возмутилась Маша. — Формула Вселенной никому неиз-вестна, так же как Формула Любви, Формула Счастья, Формула Богатства! Е-рун-да!
— Давай не будем спорить, а то опять поссоримся на две недели. Да-вай?
Маша подозвала официанта и твёрдо сказала по-немецки:
— Давай! Это не вам… Рассчитайте нас, пожалуйста!
— Вместе или раздельно?
— Вместе!
— Человек слаб в своих желаниях, — я сидела и рассуждала вслух. — У него много страхов, пороков, грехов. Чтобы как-то упростить себе жизнь, он ищет лёгкие пути: выводит формулы, прослеживает закономерности, до-казывает теоремы. В любом магазине можно найти книги с подобными на-званиями: «Формула успеха», «Как заработать миллион?», «Как разбога-теть — семь правил!» Значит, всё можно просчитать и уложить в рамки! Я спрашиваю себя — а так ли это? Разве можно быть в чём-то уверенной на сто процентов?
— Заткнись, а! — весело сказала Машка и выкатилась из-за стола, как Винни Пух.
13
По дороге домой я продолжаю спорить с Машкой, потому что у меня математический склад ума, и я привыкла всё просчитывать, систематизиро-вать. А она — мечтательница. Мы спорим постоянно. Но это обстоятельство не мешает нам дружить вечно. Мы даже ссориться не умеем.
Я ей говорю:
— Уже вывели Формулу Любви! И Формула такая: Любовь = Сексуаль-ное Влечение + Дружба.
— Не ври.
— Клянусь здоровьем усопшей бабушки. Также я узнала, что есть Фор-мула Семьи. И Формула такая: Семья = (1+1) х ;, где х — это знак умно-жения, а ; — знак бесконечности (дети).
— Прекрати…
— А Формула Успеха такая: Успех = (Трудолюбие + Талант) х Удача. Но я сомневаюсь, что существует Формула Судьбы, а именно — Формула Вселенной. Это тождественные понятия, два одинаковых функтора, две единые категории. Разве можно свою собственную судьбу построить так, как хочешь ты, а не так, как хотят этого другие? Например, та же мама, не пустит тебя на первое свидание, закрыв в комнате на ключ (а этаж — пя-тый), вмешается в твою судьбу, и ты её уже «по-своему» не построишь!
— А Бог? — подколола меня Машка. — Ты же веришь в Бога… Он есть? Ты его видела?
— Что, Бог? Издеваешься? Да, верю, но не видела…
— Вот случай? Откуда он? Например, кирпич на голову упадёт. Или два поезда врежутся друг в друга, а ты в это время будешь через пути пе-реходить, чтобы на другой стороне ромашек в поле нарвать.
— Вот именно… Да и что такое судьба? Судьба — индейка, жизнь — копейка, а натура — дура! Как просчитать судьбу одного человека? Как просчитать судьбу одного народа или судьбу всего мира?
И вот мы с Машкой уже не спорим, а поём в унисон, как два тенора, вслух подытоживая сказанное, доводим дискуссию до логического конца:
— Это невозможно! Изменить судьбу… Нашей судьбой управляют… кто? Бог? Дьявол? — Бога нет! — парирует Маша, — и в моём роду все бы-ли атеисты. — Ты же знаешь, я не люблю спорить о существовании Бога. Это такие дебри!
Да, Машка не верит в Бога. А я верю. На этой почве у нас иногда воз-никают споры, и эти споры тяжело обойти. Ещё тяжелее споры закончить. Машка часто меня провоцирует.
— Если Бога нет, тогда откуда Говорящая Лошадь, а? — упрямо спра-шиваю я.
— Вот именно, — продолжает издеваться Машка, — если Бог есть, от-куда Лошадь? Явление Лошади — это явление Лукавого. Искусителя. Дья-вола. Пойми!
14
— Но если есть Дьявол, Маш, значит, есть и Бог… или? Если ты ве-ришь в судьбу, значит, ты признаёшь существование Бога… Существование судьбы, рока — это Бог…
— А я верю в судьбу? Что-то я запуталась…
— Так откуда Лошадь? Как думаешь?
— Откуда-откуда… Оттуда! От верблюда! — огрызается Машка.
Она сама ничего не знает. Обычно моё слово всегда последнее, но Ма-ша не унимается:
— Может быть, они муж и жена?
— Кто?
— Верблюд с Лошадью…
— Тогда уж мать и сын. Лошадь родила верблюда; Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его…
— Вот уж бред, а! Сейчас опять начнётся, — Маша машет на меня ру-кой, мол, изыди! — Давай не будем, а? Меня уже начинает подбрасывать от этой темы: до Марии рожали только мужики. А вот Спаситель наш родился уже от женщины. Как так получилось? Женщина-то тут причём, если есть Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святой? Зачем вообще женщину «втянули» в эту тёмную историю? Жили бы однополые рожающие мужики, рожали бы себе Богов и духов, и радовались бы своей незаменимости. Непонятно, од-нако.
— Ладно, замнём для ясности, — соглашаюсь я.
Начало моего романа напоминает мне «Мастера и Маргариту». Чем именно? Булгаков писал свой роман около десяти лет. Я пишу тоже десять, и конца-края ему не видно, потому что Машка постоянно придумывает что-нибудь новенькое, и говорит мне: «Ой, а это впиши, а!» Я, конечно, пред-ложила подруге стать моим соавтором, но подруга сказала: «Наше Высоче-ство подумает!» И, возможно, она подумает так, что соавтором станет не она, а я. Очень смешно. Забыла сказать: Машка пишет сказки, она сказоч-ница. Она работает дома за гонорары и зарабатывает копейки. Кому в наше время нужны сказки? Я — самостоятельна, у меня свое дело и свой офис, который принадлежит одной из известных клиник города по реабилитации после тяжёлых психологических травм. Я — практикующий психолог. В мо-ём подчинении три человека: бухгалтер Ирина Ивановна, студентка-практи-кантка Вика и менеджер по рекламе господин Штольц. Тема моей сего-дняшней диссертации: «Психологические последствия семейного насилия и их влияние на дальнейшую судьбу человека». Я беру по тарифу, как все: 80 евро за 20 минут болтовни. Причём, болтают пациенты, а я молчу и слу-шаю, как рыба в пироге. Иногда вставляю словечко. Иногда — два. Ведь главное, чтобы человек высказался. Сам. Без принуждения. Иногда я задаю наводящие вопросы. «Больной» рассказал все свои проблемы и страхи, по-ведал мне о самом сокровенном, о чём даже мама не знает, и — «вылечил-ся». Многим хватает одной беседы. Некоторым и жизни мало. Если же бесе-
15
ды не помогают, то я направляю «больных» к психотерапевту. Или к психи-атру. Кстати, это три разные профессии: психолог, психотерапевт и психи-атр.
Машка любит покушать. У неё приятная полнота и ямочки на щеках. Я — сухая, можно даже сказать — тощая. Высохшая, сухожильная, скуко-женная, как яблоко, выпеченное в духовке на 200 градусов. Конституция у меня такая. Но лицо — гладкое, молодое. Что бы я ни ела — всегда нахо-жусь в одной форме, плюс-минус пятьсот грамм. Маша говорит, что у меня глисты. Но я с ней не согласна. Для Маши «держать форму» — целая про-блема. Она сначала нажрётся, а потому худеет. Считает себя неудачницей, но, как ни странно, любит удовольствия. Раньше, в глубокой молодости, за-нималась профессиональным спортом и имеет первый разряд по волейбо-лу. На плаванье ходила с 6 лет. Сейчас она перешла в категорию лентяек и женщин-одиночек. У меня есть муж и двое детей. Я их так обожаю, что иногда убить готова. Машка живёт одна и гордится своей свободой, незави-симостью. Я горжусь семьёй и браком. У меня мальчик и девочка. После развода Маша не может остановиться ни на одном мужчине, и называет это «активный поиск». Я живу с одним мужем (ни разу не изменив ему!) два-дцать лет, и мне, честно сказать, иногда даже видеть его не хочется. Но это тайна. Есть такие вещи, о которых не признаёшься даже себе. То, что я давно уже не люблю своего мужа — об этом Маша не догадывается. Я же психолог.
Ещё я — реалист. Машка же живёт в каком-то придуманном мире и по-стоянно что-то сочиняет. Иногда я ей подыгрываю, иногда я её разыгры-ваю, как например, сегодня с Лошадью, хотя это правда. Но в основном — разыгрывает она. Мастерством розыгрыша подруга овладела в театральном кружке при Дворце пионеров. Их небольшая труппа, достаточно известная в нашем городе как «Прометей» и объединяющая самых талантливых стар-шеклассников всех школ города, считалась модерновой. Театрализованные миниатюры проходили с аншлагом. Публика самая разнообразная, но в ос-новном — дети и школьники. «Ералаш» отдыхал, когда в нашем городе проходили спектакли «Прометея». Неизменным Машкиным фаворитом был Чарли Чаплин. Этот мелкий мужичок покорил её сердце и воображение с детства — ну и пусть 165 см росточек, ну и что — плечики как у младенца? Зато был четыре раза женат (что-то ведь находили в нём женщины?), две-надцать детей, а последняя жена — на тридцать шесть лет младше.
16