Началось все с того, что на второй год совместного проживания Паша решил как-то отметить дату нашей встречи и вручил мне авиабилет на швейцарский курорт. Я сопротивлялся изо всех сил. Ну не нравятся мне места скопления богачей. С иностранными языками не особенно дружу. С богатыми русскими тоже. При виде меня они кривятся и смотрят так, словно на моем лбу выжжено большими буквами: "Он не нашего круга." В общем-то, так оно и есть. И к горным лыжам всегда был равнодушен. Паша выслушал все доводы и сказал, что забронировал номер в тихом семейном отеле, где невозможно встретить шумных российских бизнесменов, а тихие семейные пары и пенсионеры из Европы опасности не представляют и простят плохое знание английского языка. Можно подумать, подобное общество намного лучше. Что там делать целую неделю без Паши, которого задерживали дела в фирме, я не представлял. Тем более в канун католического рождества. Он, правда, обещал прилететь к новому году, однако это было очень слабым утешением. В конце концов я предсказуемо взбрыкнул и категорически отказался куда-либо ехать. Молчаливое противостояние продолжалось несколько дней. Билет лежал на видном месте в гостиной и мозолил глаза. Новенькие чемоданы, купленные специально для поездки, пылились у шкафа в спальне. Паша молчал, но лучше бы он продолжил убеждать. Пусть бы даже ругался! Утром молча завтракал, не говоря ни слова, целовал меня и уходил на работу. Вечером молча ужинал и работал до поздней ночи, разгребая предпраздничные завалы на работе, а я лежал в постели и, как последний идиот, ждал его. Когда же он приходил, то тихо раздевался, чтобы не разбудить меня, притягивал к себе и засыпал. И таким немудреным способом сломил мое упрямство. Я не выдержал и за два дня до отлета сдался.
Рассказывая, я вспомнил каким образом мы помирились, и стиснул зубы. Как же давно у нас не было секса. Скорей бы уже выздороветь!
— Хорошо, я согласен, — помнится, сказал я. — Сделаю, как ты хочешь.
Он даже голову не повернул в мою сторону. Сидел за столом, тщательно пережевывал традиционный утренний тост и запивал черным кофе. Я стоял, опираясь спиной о холодильник, смотрел ему в затылок и чувствовал как накатывает глухая досада. Что еще ему надо? Извиниться? Неужели так сильно обиделся? Или уже изменил планы? Может он со своим Деминым решил лететь? При мысли о его бывшем мне стало нехорошо. Какой же я дурак! Почему раньше об этом не подумал?
— Стаська, ты прости меня. — Паша поднялся, с шумом отодвинул стул, подошел ко мне, взял за руку, отвел к столу и усадил на колени лицом к себе. — Я давил на тебя. Это было очень некрасиво. Но мне очень хочется, чтобы после болезни ты отдохнул в тишине и покое. К тому же, предстоящая неделя будет просто безумной, и я все равно не смогу уделять тебе время. Возможно, даже буду ночевать на работе. Что тебе здесь делать? Езжай, а?
— Ладно, полечу, чего уж, — согласился, но думал только о том, что Демин постарается не упустить свой шанс и попытается подобраться к Паше, чтобы возобновить отношения. Упорства и хитрости ему не занимать. И не исключено, что пока я буду прозябать в комфортабельном гостиничном номере среди швейцарских снегов, у меня уведут мужчину. Отличный подарок на новогодние праздники. Но озвучивать свои мысли, понятное дело, не стал. — Обживусь к твоему приезду, ознакомлюсь с окрестностями и барами.
— Умница ты моя! — Он начал целовать меня.
Я не ответил и позволил его языку хозяйничать у меня во рту, его рукам ласкать мое тело, и как-то незаметно мы очутились на полу, причем Паша оказался снизу. Но член, как всегда, был во мне. Впрочем такое положение вещей не продлилось долго. Я предсказуемо оказался на спине, потом на коленях, он притянул меня за бедра к себе, жестко, без особых церемоний снова вошел в мое тело, за несколько минут довел до оргазма и только после этого кончил сам. Какое-то время мы, полностью обессиленные, лежали на теплом полу, и снова целовались. Тогда-то Паша и признался, что еще никогда и ни с кем столько не целовался.
— Это хорошо или плохо? — спросил я.
— Это волшебно, — он с неохотой поднялся, окинул меня взглядом и предложил. — Пошли в спальню.
— А как же работа?
— К черту! Сегодня моя работа: доставлять тебе удовольствие. Чего хочет мой мальчик? Кофе в постель? Эклеров?
— Секса со сливочным маслом, — рассмеялся я и ухватился за протянутую руку. — И побольше, побольше...
Если бы не мадам Софи, я бы умер от скуки в маленькой гостинице, рассчитанной на проживание не более пяти человек. Снег, тишина, до ближайшего жилья полчаса ходом. Телевизор только в гостиной. Незыблемое правило заведения : покой клиентов превыше всего. Завтрак, обед и ужин по расписанию, как в армии. Если проспишь, то не останешься голодным, но давиться разогретой едой под неодобрительными взглядами обслуги хуже, чем в компании молчаливых соседей. Вместе со мной в гостинице встречали рождество чопорная супружеская пара средних лет, кажется, англичане, и маленькая сухонькая старушка - по виду совершеннейший одуванчик. И если первые надменно игнорировали мое присутствие, то она наоборот отнеслась со всем радушием. На третьи сутки, когда я уже лез на стены, не мог без содрогания смотреть на снег за окном, прочитал скучную, толстую книгу, которую в другое время растянул бы на пару недель, пришлось собраться с духом и выйти вечером в общую гостиную. Места у телевизора оккупировали англичане, я тихонько пробормотал на своем ужасном английском приветствие, уселся в кресло у камина и незаметно задремал. Проснулся от ощущения, что меня с любопытством разглядывают. В кресле, стоявшем напротив моего, сидела бабулька лет этак семидесяти. Типичная такая старушка, каких полно в европейских городах. Смуглое морщинистое лицо, волнистые седые волосы, собранные в высокий пучок, строгое темное платье с высоким воротом, вязаная шаль на плечах, корзиночка с рукоделием, православный крестик на тусклой золотой цепочке у самого горла. Православный? Но по-настоящему поражали ее глаза. Темно-голубые, искрящиеся ярким живым блеском, совсем юные и очень доброжелательные.
— Привет, — плохо соображая спросонья, пробормотал я и громко зевнул.
— Привет, — с легким акцентом ответила она и представилась. — Меня зовут Софи.
— Станислав. Так Вы русская? — надо же, никогда бы не подумал.
Я с интересом разглядывал старушку и решительно не находил в ее облике ничего славянского.
— Наполовину.
— А другая половина?
— Итальянская, — она молодо, звонко рассмеялась и заявила. — А Вы мне нравитесь, Станислав. Не часто можно встретить такую чудную, наивную непринужденность в нынешних молодых людях.
— Извините, со мной случается. Сначала ляпну, потом подумаю, — я покраснел и потер припухшие глаза.
Не стоило засыпать в такое время, как бы теперь не пришлось полночи ворочаться без сна. Но у живого огня было так тепло и уютно.
— О, нет! Только не извиняйтесь. Пойдемте-ка лучше пить чай с пирожками. Здесь выпекают очень вкусные пирожки по старинному семейному рецепту, который передается из поколения в поколение. Вы проводите меня?
— С удовольствием, синьора. Но ужин уже прошел, — нерешительно заметил я.
— О, пожалуйста, только не синьора. Уж лучше мадам. И не переживайте, для нас чай будет.
— Мадам Софи? Договорились. А Вы, пожалуйста, обращайтесь ко мне на ты, — я подивился ее уверенности в том, что нас обслужат, но спорить не стал, и мы направились в столовую.
Потом, когда я узнал, что владелицей гостиницы была мадам, все непонятные моменты прояснились. И должен признаться, мне очень польстило то, что ради моей скромной персоны она отошла от строгого распорядка, принятого в заведении. К приезду Паши мы стали закадычными приятелями и вместе проводили вечера в гостиной у камина. Я рассказал о своей безответной любви к одному человеку, а мадам поведала историю своего происхождения, рассказала о беспечной юности и бурной зрелости, полной страстных романов. Призналась, что был в ее жизни особенный человек, медальон с фотографией которого она завещала похоронить вместе с ней. Француз. Ее единственная и безответная любовь.
— Неужели он так и не ответил на Ваше чувство? — спросил я.
Мы сидели почти вплотную к друг друг, и мадам неторопливо перематывала пряжу с моих рук в клубок.
— Нет, он не мог. Его сердце уже было отдано другому, — легко улыбнувшись, ответила она.
— Вы, наверное, очень страдали?
— Поначалу, да. А потом смирилась. Когда любишь по-настоящему, то хочешь, чтобы человек был счастлив. Пусть даже и без тебя.
— И что было дальше?
— Дальше? У меня было много мужчин, одни любили меня, в других влюблялась я. Бывало и взаимно. Но все романы были недолгими. Потом появился Стефано Бонди. Он сильно удивил меня, предложив выйти за него в первый день знакомства. Я дала согласие и не жалела ни одного дня. Потому что, несмотря на то, что любви между нами не было, мы довольно-таки счастливо прожили вместе почти тридцать лет. А теперь смысл моей жизни дети и внуки. Особенно, один внук. Его зовут Пьетро, и он чем-то напоминает тебя. Не внешне, конечно. А тем, что у него здесь. — Она указала на сердце и продолжила. — И сейчас я могу сказать, что не жалею о том, как прожила свою жизнь.
— А как же любовь?
— Любовь останется со мной до самого конца. Ничто не мешает ей быть живой.
И я задумался. Смогу ли поступить, как мадам Софи? Смогу ли, если придется пожертвовать собой, с легким сердцем отпустить Пашу и радоваться его счастью? Не знаю. Боюсь, мне просто не хватит душевных сил.
А когда прилетел Паша, меня ожидал большой сюрприз. Впрочем, он тоже был поражен, узнав, кто почтил меня своим расположением. Пожилая скромная итальянка оказалась весьма влиятельной персоной в туристическом и гостиничном бизнесе. Ее семье принадлежало несколько десятков отелей класса люкс, расположенных во всех уголках мира. Но маленькая швейцарская гостиница была в личном владении мадам, и в новогодние праздники она разрешала отдыхать здесь гостям из России.
Вот в этот момент я почувствовал, что опять сел в лужу. Кто дергал меня за язык и заставлял рассказывать о своих чувствах? Конечно же, она сразу догадалась, по кому безответно страдал ее новый русский друг. И теперь я с ужасом ожидал, что нас с позором выдворят вон. Ведь пожилые люди обычно очень консервативны и негативно относятся к сексуальным меньшинствам. Но случилось нечто невероятное. Мадам заявила, что мы очень красивая пара, мгновенно подружилась с Пашей, а после того, как узнала, чем он занимается, то решила стать его компаньоном в бизнесе. Поток туристов с обеих сторон сулил немалые выгоды, и они с энтузиазмом принялись за дело.
И сейчас, когда цель была практически достигнута, Пьетро Бонди, представлявший интересы своей бабушки, поголубел за один вечер, поддавшись чарам Сявочки...
— Дело дрянь, — подвел итог Александр и целиком проглотил крошечное пирожное. Мы сидели у стены, Хельга клевала носом, щенок, набегавшись, устроился у меня на коленях и сладко спал, перебирая лапами. — Лгать ты не будешь, потому что дорога ее дружба. Да и без толку, всех не купишь, а за этим любимым внуком явно кто-то специально приглядывает.
— Зришь в корень, друг, — подтвердил его слова Паша. — Теперь остается надеяться только на чудо. Может мадам не разгневается. Но надежды мало. Она так радовалась его помолвке и слиянию капиталов двух влиятельных семей... Мы в полном дерьме. — Он обреченно махнул рукой. — Зачем я потащил их в клуб? Если бы знал, что так произойдет... Ладно. Раз поделать ничего невозможно, пусть все идет своим чередом. Будем надеяться на лучшее.
Я же с грустью подумал, что приношу Паше одни неприятности. Не надо было соглашаться ехать в Швейцарию. И не случилось бы знакомства с мадам, не рухнули бы теперь надежды и планы, осуществление которых было так близко. Но тогда и у меня не появилось бы такого чудесного и понимающего друга. Черт, кажется, я вконец запутался. Одно знаю точно. Хочу, чтобы у любимого не сорвался договор! И, похоже, начинаю испытывать неприязнь к одному итальянцу.