Предыдущая - ГЛАВА-12. Девятьсот четвёртый счёт.
О механизме компенсации за утрачен-ное имущество
см.: http://www.proza.ru/2017/04/09/199
ГЛАВА 13. Компенсационные курьёзы. Запорожец –
не машина… Жёлтая карточка. Беспроцентные ссуды
Выяснилось, что не всем припятчанам понятен смысл
слова «компенсация». Один из «прихожан» спросил:
- А где тут оформляют КОМПЛЕКТАЦИЮ?
Другой выдал похлеще:
- Я к вам по вопросу КОНФИСКАЦИИ.
Хорошо хоть не экстрадиции.
Да что там! Даже «эвакуация» не всем оказалась
по зубам! В одном из писем на имя Веселовского
чита-ем: «26 апреля меня вывезли из Припяти
после ОККУ-ПАЦИИ». Такие письма зачитывались
вслух и сопро-вождались гомерическим хохотом.
Поначалу смеялся и я. Но когда вспомнил о Припятском
исходе и о казавшейся не случайной со-звучности слов
«оккупация» и «эвакуация», смеяться перестал.
Однако звание лауреата в конкурсе «ляпов» за-служило бы
письмо, первые строчки которого не толь-ко нарочно
не придумать, но и никогда не забыть (грамматика
оригинала сохранена):
«Уважаемые (кто-то там, неважно), Я жыла в Прыпяти
с (такого-то) года. После УТЕЧКЫ ГАЗА на атомной
станции 26 апреля…»
Бывали, впрочем, и другие забавные ситуации,
но спустя четверть века вспоминается далеко не всё.
Изначально предполагалось, что проверка заяв-лений,
всякие там оформления, перечисления и т.п. – займут
месяца полтора-два. По разным причинам дело
растянулось более чем на год. Процесс курировали
коллеги из облфинупраления, между делом развлекав-шие
нас перлами фольклора. Наверное, сами же их и сочиняли.
От этих ребят ещё в Полесском я услышал
самоироничное двустишье:
Запорожец» - не машина,
Киевлянин – не мужчина.
Ещё они нас «учили», как распознать киевляни-на
в другом городе:
1.) импотент,
2.) лысый,
3.) в руках торт «Киевский» [22].
Что до первого пункта – ничего сказать не могу,
не знаю. А вот лысые среди киевских кураторов уж
точно не встречались. Да и тортикам они предпочитали
водку, особенно самопальную, хотя и «государствен-ной»
не чурались. Мы тоже не отставали. В меру, ко-нечно:
только то, что доктор прописал.
В рутинной технической работе нам помогали
сотрудники райфинотделов области. В основном
моло-дые. На их фоне даже я выглядел зрелым
мужчиной. Вот и назначили меня старшим группы
первичной обработки заявлений.
Чего никогда терпеть не мог, так это начальствования
над кем-то. Я и сам способен дело запутать, а если
ещё людьми руководить – да нет, увольте...
Не в прямом смысле, конечно.
Однажды моя подчинённая направила родите-лям
эвакуированного письмо с каким-то запросом. И не беда,
что написала от руки (до машинки, одной на этаж,
не протолпиться), и не горе, что с «ашыпками»,
но главное – для письма взяла потёртый тетрадный
ли-сток с оборванными краями. И ни тебе «здрасьте»,
ни подписи. Так в нашу исходящую почту вкрался
по-стыдный образец небрежности и неуважения к людям.
Ответ пришёл неделю спустя. А в конверте – что бы
вы думали? Тот же листок, но ещё более помятый,
с тем же письмом на одной стороне и с лаконичным
от-ветом корявым почерком – на обратной:
«Он выихав жыть в Новосибирск».
И всё!
И тоже без обращения и без подписи. В общем,
как мяукнуло, так и отмяукалось.
Могу представить реакцию зампреда Алек-сандра Эсаулова,
когда он обнаружил эту сопливую бумагу в папке
«На подпись». Да что – представить? Вот она, «реакция»,
как положено, в левом верхнем уг-лу по диагонали:
«Да уж! Каков вопрос, таков и ответ.
Кто писал?!
Тов. Орел! Прошу немедленно разобраться
и мне доложить.
А.Эсаулов»
Когда я зачитывал группе столь суровую резо-люцию,
на молодую коллегу-виновницу было жалко смотреть:
вся съёжилась, побледнела, губы дрожат… Остальные
зыркали в мою сторону с хрупкой надеждой на выверт
из неприятности. Похоже, для них варианты моего
поведения сводись к двум: либо я «сдаю» дев-чонку
(вопрос-то конкретный: «кто писал?»), либо… на этом
я оборвал предполагаемый ход мыслей, сказав:
«Я всё улажу». С напускным равнодушием встал
из-за стола и – на расправу к шефу.
Судя по формату газетных колонок, Эсаулов пристально
вчитывался в очередное постановление ЦК или Совмина.
- Александр Юрьевич, - начал я с порога.
Эсаулов неохотно оторвался от текста и перевёл
на меня усталый взгляд человека, у которого начальство
зажилило отпуск года за три, не меньше. Я уж подумал
выйти. Но Александр Юрьевич коротким жестом указал
на кресло у стены, пробегая по мне
вопросительно-отсутствующими глазами.
- Я по поводу того смешного письма… - и занимаю
предложенное кресло.
Услышав, зачем я здесь, зампред будто стряхнул с себя
мучившую его мысль, и я понял, что взятый мной
ироничный тон пришёлся некстати.
- Женя, а что тут смешного? – сдерживая гнев,
перебил Эсаулов, - Это же наше лицо!
Чем вы там ду-маете?
- Извините, - осёкся я, - в общем… мы между со-бой
разобрались. И я обещаю, что такого больше
не по-вторится.
- Хорошо, принято. Ну а всё-таки, кто это напи-сал?
Мне просто интересно, – настаивал зампред.
- Ну, мы… этот вопрос решили… - я плёл что-то
несвязное, дабы отвертеться от прямого ответа
на пря-мой вопрос. К счастью, Александр Юрьевич
«пытать» меня не стал. Да и не в его стиле
издеваться над подчи-нёнными.
- Ладно, не хочешь – не отвечай. Я тебя пони-маю.
Но учти, ещё раз что-нибудь подобное – полу-чишь
взыскание. Понял?
- Понял.
Куда уж понятней!
- Иди, работай, - уже спокойным тоном добавил
зампред, после чего, будто меня и не существовало,
с головой погрузился в чтение.
Вернувшись в кабинет, я объявил, что вопрос решён
по-доброму, однако без жёлтой карточки не обошлось.
«Так что, - теперь настала моя очередь давать нагоняй, -
учтите на будущее, а не то – следующая кар-точка
будет красной». Общий вздох облегчения – и группа
вернулась «к нашим баранам».
А каких нервов стоила нам эта бодяга с компен-сацией!
Работа с людьми – дело вообще «нервоёмкое» (кажется,
такого слова нет, но, надеюсь, читатель меня понял).
И ведь недолго сорваться, когда тебя целыми днями
задалбливают «прихожане», как их называл
Александр Григорьевич Пухляк, горисполкомовский
парторг. И как ни горько признавать, но порой
срывал-ся и я. Случалось, и хамил. Пусть даже
в ответ на гру-бости, но ведь не имел права.
Ни по должности, ни по этике.
Одна радость: приду домой, а там – любимая жена.
Улыбнётся мне Таня – и весь негатив долой.
Наверное, мужчина должен вести себя на работе – как
дома, а дома – как на работе. Но прежде надо привести
в равновесие внешнюю среду с внутренним миром
(или наоборот). Порой это не удаётся, особенно
при дисбалансе рабочей атмосферы и семейного уюта.
В таких случаях одни держатся в рамках приличия
на работе, зато сгоняют злобу на домашних. Другие –
напротив – по полной отрываются на «прихожанах»,
сотрудниках, но домой приходят «разрядившиеся»
и даже ласковые. Я по натуре тяготел ко второму типу,
и на моём счету оказалось множество резких выходок
как по отношению к посетителям, так и в конфликтах
с коллегами. Пользуясь возможностью обращения
к чи-тателям, я искренне прошу прощения у всех,
кому ко-гда-либо успел нагрубить.
Помощь со стороны государства не ограничи-лась
компенсацией за имущество. С начала зимы 86-го
эвакуированным выдавали беспроцентные ссуды
на 15 лет в размере 5000 рублей на семью. Формальное
назначение ссуды – «на хозяйственное обзаведение».
А именно – приобретение мебели, автомобилей,
домаш-ней утвари, прочих предметов необходимости,
пусть даже не первой. И я не помню, чтобы кого-нибудь
про-веряли, а не пропил ли он ссуду. Никто не спрашивал,
на что мы её транжирим. Главное – вовремя погашать долг.
На моей памяти это самая гуманная дача денег
взаймы. А уж со стороны государства – тем более.
Лег-ко подсчитать, что сумма ежемесячного погашения
со-ставляла каких-то двадцать восемь рублей. При окладе
в сто пятьдесят – тяжеловато, но посильно, учитывая,
что не надо копить на мебель и прочие атрибуты.
Тогда я впервые ощутил преимущества кредита
по сравне-нию с накапливанием. Да, берёшь чужие
деньги, а от-даёшь свои. Но ведь желаемые предметы
уже есть! И нет нужды копить годами, отказывая
себе в удоволь-ствиях жизни и не зная,
насколько взлетят цены.
И пускай где-то там, через бухгалтерию, ссуда
потихоньку погашается – а тем временем один
из предметов ты включаешь и смотришь, из другого
до-стаешь охлаждённое пиво, с которым интересней
смот-реть первый. И даже если в итоге заплатишь
больше текущей цены, так ведь не сейчас, а – потом,
когда и деньги чуть обесценятся, и зарплата подымется,
пусть даже номинально. А если ещё и процентов
не берут – грех не воспользоваться такой державной
милостью. Конечно, даже на таких сказочных
условиях возвра-щать не хочется, но с этим уж
смиряешься, как с неиз-бежным. И никуда
не денешься – ведь у государства руки длинные.
Много позже финансовые кризисы вскрыли
неоднозначность таких выводов, и многие из нас,
наученные кто чужими, а кто своими ошибками,
стали по-иному рассматривать дилемму «за чужие,
но сейчас» / «за свои, но потом».
Интересно, что с 92-го платежи по ссуде больше
не взимались. То есть примерно две трети от 5000 нам
любезно «амнистировали». Правда, таким подарком
мы обязаны не доброте государственных мужей, а их
раде-нию о государственных же интересах. Все мы
помним, что первая половина 90-х ознаменовалась
не только крахом Союза, но и нарождавшимся
капитализмом. Наибольшим злом обывателю казалась
гиперинфляция. В 93-м украинский купоно-карбованец
обесценился на 10000 % (!) за год. До введения гривни
(2 сентября 96-го) зарплаты исчислялись миллионами,
правда, цены – тоже. И что такое 28 рублей при таких
номинальных зарплатах и масштабах цен?
Ещё Адам Смит [23] указывал, что накладные
рас-ходы, связанные с налогообложением, не должны
пре-вышать сумму собираемых налогов. То же относится
и к ссудам. Когда гиперинфляция превратила нас
в "мил-лионеров", а цены на всё-всё ниже пятиразрядных
даже не спрашивай – какой смысл собирать по 28 рублей,
ставших дешевле прежней копейки? Вот почему та ссуда
и была списана: овчинка не стоила выделки.
Примечания к Главе 13:
[22] - Торт «Киевский», с орешками, очень вкусный,
в то время – чуть ли не символ украинской столицы.
Большинство командированных в Киев считали
обязательным купить хотя бы один такой торт,
что-бы порадовать домашних.
[23] - Адам Смит (1723-1790), шотландский экономист,
философ, один из основоположников современной
экономической теории. (Википе-дия)
Продолжение - ГЛАВА-14. Апельсины и Примадонна.
Первый фильм комом. Небрежные журналюги
См.: http://www.proza.ru/2017/04/10/216