Глава 8 Третья любовь - Андрей Моор

Глава 8
Третья любовь — Андрей Моор

Семья — как лабиринт, зайдёшь — не сможешь выйти.
МШ.

У Машкиного мужа «завелась» любовница. Как ни странно, она «заве-лась» именно так, как многие пары «заводят» детей. Машка, например, считает, что «заводить» можно только собак или кошек. Муж, конечно, сво-лочь, но как ни странно — глупец. Он-то думал, что только ему так хреново 190
191
в браке. На самом деле, хреново в браке было и Машке. Через двадцать пять лет совместной жизни под одной крышей мужья обычно относятся к жене как к матери. У многих пар даже секса нет. И давно. Жена ухаживает за мужем как проклятая, заботится, как медсестра о калеке без рук и без ног и, главное — продолжает готовить три раза в день — как будто она за-кончила не факультет психологии при университете, а кулинарное ПТУ. Жена всегда готовит вкусно, сытно и разнообразно. Как можно уйти от та-кой жены? Это всё равно, что бросить свою мать. Матерей не бросают. Они как Родина. Есть всегда.
Но сейчас не об этом. Машка любовницу почувствовала спинным моз-гом, увидела третьим глазом. Она позвонила мне и прочла Беллу Ахмадули-ну, «Твой дом»:
Твой дом, не ведая беды,
меня встречал и в щёку чмокал.
Как будто рыба из воды,
сервиз выглядывал из стёкол.
И пёс выскакивал ко мне,
как галка маленький, орущий,
и в беззащитном всеоружьи
торчали кактусы в окне.
От неурядиц всей земли
я шла озябшим делегатом,
и дом смотрел в глаза мои,
и добрым был, и деликатным.
На голову мою стыда
он не навлёк, себя не выдал.
Дом клялся мне, что никогда
он этой женщины не видел.
Он говорил: — Я пуст, Я пуст. —
Я говорила: — Где-то, где-то... —
Он говорил: — И пусть. И пусть.
Входи и позабудь про это.
О, как боялась я сперва
платка или иной приметы,
но дом твердил свои слова,
перетасовывал предметы.
Он заметал её следы.
О, как он притворился ловко,
что здесь не падало слезы,
не облокачивалось локтя.
192
Как будто тщательный прибой
смыл всё: и туфель отпечатки,
и тот пустующий прибор,
и пуговицу от перчатки.
Все сговорились: пёс забыл,
с кем он играл, и гвоздик малый
не ведал, кто его забил,
и мне давал ответ туманный.
Так были зеркала пусты,
как будто выпал снег и стаял.
Припомнить не могли цветы,
кто их в стакан гранёный ставил...
О дом чужой! О милый дом!
Прощай! Прошу тебя о малом:
не будь так добр. Не будь так добр.
Не утешай меня обманом.
— Факты у тебя есть? — спокойно спросила я.
— Издеваешься? Ты с кем разговариваешь? Я — ведьма. Мне, конечно, немного обидно, потому что не я его бросила, а он меня. Но, скажу тебе че-стно, по идее, бросила его я. Это случилось давно. И если у меня будут брать интервью на радио и спросят: «Вы согласитесь, что развод — это слу-чайность?» Я отвечу: «В моём случае замужество — это случайность».
Маша со мной поделилась:
— Наверное, я бы и дальше терпела свою семью, если бы кто-то мне хотя бы раз в неделю давал понять, что любит меня, что я нужна. Но моя семья оборзела вконец. Это были самые ужасные годы моей семейной жиз-ни, последние годы перед разводом. Сын изо дня в день критиковал мой немецкий язык, обращая внимание на акцент и грамматические ошибки. Я видела его гримасу, когда он стоял рядом, а я пыталась что-то растолко-вать почтовым служащим. Или в банке. Эта гримаса до сих пор мне снится в страшных снах. Свекровь приходила как к себе домой и, не спрашивая разрешения хозяйки дома, то есть меня (я не была хозяйкой в своей се-мье!), переставляла горшки с цветами, в платяном шкафу складывала вещи по-своему, командовала моим сыном. Муж, приходя домой под вечер, кри-тиковал мои ужины, мои пироги и блины, мою внешность (прическу), мою фигуру (пару лишних килограмм), мой стиль одежды. Я ненавижу джинсы, мать. Ты знаешь. А здесь в Германии все ходят в брюках, и в джинсах даже спят.
— Да, ты говорила…
193
— Мало того, я работала за себя и за того парня, как проклятая, на трёх работах, и приходила домой, а там свекровь — тут как тут, как в песне у Высоцкого «Тут за день так накувыркаешься... Придешь домой — там ты сидишь!» — с идиотским вопросом:
«Ты что сегодня готовить будешь?»
Этот вопрос волновал мою свекровь постоянно, как волнует пациента психдиспансера, есть ли у него в голове вши, и он время от времени начи-нает копаться в волосах, их выискивая. Она звонила мне два раза в день, представляешь? И я должна была всегда брать трубку. Если не беру, она прибегает и спрашивает: «С тобой всё в порядке? Ничего не случилось?» Если же я брала трубку, она всё равно каждый день забегала ко мне хотя бы на пять минут, проходила на кухню, начинала мыть грязный чайник или греметь крышками от кастрюль, и вопрос был всё тем же:
— Что у тебя на ужин?
— Да я б уже повесилась, Маш.
— А ведь у меня были и работы, где меня тоже критиковали. И я на них так уставала! Чисто психологически. На работе — критика, домой при-дёшь — опять критика. Хоть вешайся.
Вероника Долина пела:
О, погоди, кухарка, нянька, прачка —
Ты полетишь к сладчайшим берегам!
Лен, а когда? Когда полечу? Мало того, ещё и секс для мужа бесплат-ный. Хочешь, не хочешь — давай! Можешь, не можешь — давай! Я так уста-ла! Так устала от семьи, и каждый вечер стала мечтать о том, как живу од-на… вот, домечталась…
— Да?
— Я сама, Лена, спровоцировала развод, уехав в Россию на восемь ме-сяцев, тем самым расчистив плацдарм для любовницы из Новосибирска… Поэтому ещё неизвестно, кто кого бросил. А даже если и я виновница раз-вода, то извини — как жить в таких условиях?
Машка в конце концов успокоилась.
Лично я люблю своего мужа и очень часто готова его убить, но чтобы развестись… Никогда об этом не думала. Мужчина, которого выбрало Маш-кино сердце — не такой, как все. И все, кого я знаю, кого выбрало сердце Машки (а она ужасно влюбчивая!) — все не такие, как все. Но муж Маши был хорошим мужем. Очень удобным подкаблучником. Уверена, самые луч-шие мужья — это подкаблучники. На подкаблучниках семья держится. Машкин отец говорил: «Да, я подкаблучник, но мне это нравится».
Надеюсь, всем понятно, что семья и любовь — это не всегда одно и то же. Может быть, на начальной стадии отношений и брака любовь ещё есть. Но лет этак через десять… Я вспоминаю темы в фильмах Алексея Балабано-
194
ва, например, фильм 1998 года «Про уродов и людей»: конец XIX века. Две благополучные семьи, загадочный Иоган, владелец фотостудии в подваль-ном помещении, где создан некий фотографический театр Маркиза де Са-да. И фотографические открытки с униженной наготой женского тела, вы-зывающие похоть и злорадство над торжеством власти. Взгляд фотографа, который умеет видеть в девочке ангельские кудри и милую улыбку, и тот же взгляд, разлагающий тело, — взгляд совсем иной. Взгляд порнографа. Иоган, отмеченный дьяволом, Иоган, убивающий душу — его сыграл заме-чательный актёр восьмидесятых Сергей Маковецкий. Именно Иоган посте-пенно разрушает благополучие семей и превращает обычных людей в уро-дов. И аромат порока охватывает мир. В то время как физические уроды (внешние физические недостатки) как раз и являются настоящими нор-мальными людьми. Но внешне — это не видно.
Говорят, что дети приходят в этот мир от большой любви. Откуда это заблуждение? Я знаю трёх женщин, которые не устают повторять, что не любят своих мужей. Причём, с самого замужества. У одной двое детей, у второй — трое, а у третьей — вообще четыре девочки. Муж после двадцати лет совместной жизни вылил на себя бензин и поджог. Обгорела правая часть тела и лицо. Сейчас он инвалид, но живёт не в доме для инвалидов, а в семье. Жена за ним ухаживает.
Дети — это всегда испытание. Даже для самых счастливых браков. Ко-гда брак начинает трещать по швам, едва можно заметить. Но в один пре-красный момент всё рушится окончательно и бесповоротно, и даже люби-мые чада не могут помешать разрыву. Глупые женщины рожают второго и третьего, считая, что этим свяжут своего мужа по рукам и ногам — и он ни-куда не денется. Второй и третий ребёнок могут только усугубить отдале-ние. Это неправда, если говорят, что в отношениях ничего не изменилось. Изменилось всё. И главное — невнимание друг к другу. Михаил Карпачёв написал замечательную песню, Маша исполнила мне её по телефону, под гитару:
Хочу понять, за что в ответе я,
Ищу опору взгляду.
Незыблемы законы бытия
И все идет к распаду.
И увядает звук, и рушатся мосты,
И трескается фреска,
И проступают скулы вечной немоты
Невнятно и не резко…
195
Также глупые женщины считают, что они могут иметь всё: семью, му-жа, карьеру. Но это не так. Чем-то приходится жертвовать. Если у тебя за-мечательный муж, то ты обязательно не удовлетворена своей профессией. Если у тебя карьерный рост, то муж — обязательно или тряпка, или бабник. И так далее. То есть — если в одной чаше убывает, в другой — прибывает, и — наоборот.
— Понимаешь, — говорила Машка, — только в сорок лет начинаешь понимать, что любовь в жизни — не главное. Главное — обеспеченная ста-рость…
— И беззаботная молодость, — добавляла я.
Я отлично знала свёкра и свекровку своей Машки и даже после разво-да тесно общалась с ними. Фрау Моор, жена господина Моора — рыба с хо-лодной кровью. Сам господин Моор — щука. Щука — тоже рыба. Всё по за-конам диалектики — оба из одного водоёма. Это два мертвеца без эмоций. Если у фрау Моор и возникали какие-то эмоции, то у господина Моора — никогда. Я наблюдала за жестами и мимикой, когда он злился. Взгляд оста-навливался в одной точке, которую он мысленно рисовал на лице своего собеседника, руки сжимались в кулак. Когда ему было плохо, он не плакал, когда хорошо — не смеялся. Он говорил: «Мне нравятся немцы. Они всегда улыбаются». Сам господин Моор вскоре стал так же улыбаться: приходишь к ним в гости, открывается дверь — и стоит господин Моор. На лице — на-тянутая улыбка до ушей, как будто её только-только натянули. А уголки губ удачно прибили гвоздиками за ушами. Машка так жить не хотела. Она не понимала их образ жизни. И не принимала. Шло постоянное противостоя-ние. Но Машка была одна, а Мооров — целый клан. Тяжело в поле одному, даже если ты — воин.
Человек, когда по-новому влюблён, перед теми, кого предаёт или бро-сает, вину свою никогда не чувствует. Он думает, что он — прав. Это я о Машкином разводе. Как сказал мой дядя: «В разводе всегда виноваты оба. Кто больше — покажет время».
Говорят, не в деньгах счастье. Говорят, есть вещи, которые «выше» денег. А я так не считаю. Деньги выше всего на свете. Деньги никогда не обманут, не изменят, не предадут. Деньги или есть, или их нет. И если они есть — они выполняют свою функцию безупречно. Человек же постоянно меняется: он может разлюбить, он может поменять свои взгляды на жизнь, своё мировоззрение, свои приоритеты. Человек ненадёжен. Непостоянен. В разводе почему-то часто винят мужчин — за измену, а женщин — за халат-ность. После развода свекровь сказала Маше: «Виновата ты! Ты не боро-лась!» Ну, а как бороться, если «там» любовь? Машка считала, что если любовь — то бороться не имеет смысла. Она собрала чемоданы и, никому
196
не сказав ни слова, упылила к своим родителям в Россию (родители к тому времени из Казахстана переехали). Приехала и сказала: «Я — в гости». По-гостив несколько месяцев, Машка так и не сообщила о разладе в семье. Ни-кто ничего не знал до последнего. А муж обрывал телефон каждый вечер, выяснял отношения, обвинял Машу во всех грехах. Обычно именно так ве-дут себя виноватые люди, чтобы переложить всю ответственность на чужие плечи.
Я считаю, что в браке счастья нет. В семейной жизни — тоже. Да, я замужем и у меня двое детей — и именно поэтому я так считаю. Если бы женщина была счастлива в браке, не было бы разводов. Если бы мужчина был счастлив в браке — он бы не ходил налево. Посмотрите вокруг. Развод на разводе и разводом погоняет. А в Германии вообще никто в ЗАГС не идёт. Съехались, пожили вместе, разбежались. Съехались, разбежались. Съехались, разбежались. Во времена наших мам такую бы женщину со ста-тусом «съехалась-разъехалась» назвали бы шалавой. А здесь — ничего, в порядке вещей.
С годами всё чаще вспоминаешь Пушкина о «покое и воле» и выво-дишь постулат: «Счастье в деньгах и в деле, которое тебе нравится». Когда ты получаешь удовольствие от чего-то — это и есть счастье. Оно, правда, кратковременно, с паузами. Но настоящее счастье. Ещё может быть счастье от влюблённости. Это счастье тоже кратковременное, как доказали учёные, любовь длится (у всех) всего восемь месяцев. Всё остальное — привычка, привязанность, дети, материальные «зацепки». Лично для меня сейчас главное: умереть до того, как я не смогу себя обслуживать самостоятельно.
Постараюсь объективно описать характер и типаж Машкиного мужа. Он был хорошо воспитан — тут ни дать, ни взять. Он всегда звонил, когда где-то задерживался. Если «косячил» — просил прощения. На все праздни-ки без напоминаний дарил цветы: жене, маме, бабушке. Ел с ножом и вил-кой, за столом не чавкал. Когда высмаркивался в носовой платок, вставал из-за стола и уходил в дальнюю комнату (чего никогда не делал его отец, опять же, у коренных немцев научился). В общем, достоинств — тьма, и ес-ли все вспоминать, то станет мучительно обидно за Машкин развод. Когда Маша разводилась, я её кое-как вытащила из затянувшейся депрессии: она не могла работать, постоянно ревела. Прямо на работе, на глазах у покупа-телей. Она — продавец-товаровед по второй специальности.
— Понимаешь, — рыдала Маша в трубку, — он никогда не повышал на меня голос, даже «дурой» ни разу не назвал. Хотя, ты меня знаешь — на самом деле, я — дура дурой.
— Иди, выпей стакан воды. Помогает.
Машка клала трубку на диван, долго сморкалась, спускала воду, гре-мела кружками и вновь рыдала:
197
— Я подозреваю, что как раз это «хорошее воспитание» заставляло его быть неискренним, постоянно врать, лавировать между двумя спорящи-ми сторонами. Он же никогда не принимал чью-то сторону конкретно. Он боялся обидеть: меня, свою маму, своего папу, деда с бабушкой. Однажды, когда мы смотрели по телевизору бокс, он сказал, что всегда болеет за сильного.
— Не переживай. Всё будет хорошо, — успокаивала я Машку. На са-мом деле мне казалось, что хорошо больше уже никогда не будет. Не у Машки — у меня. Потому что Машка разводится и у неё всё ещё впереди. А я живу в браке двадцать лет. И у меня никогда уже не будет ничего нового. Замужество — практически, конец жизни. Как правило, мужья превращают жён в поварих и прачек. Или жёны сами превращаются, потому что у дево-чек всегда больше ответственности с детства. После рождения ребёнка — конец жизни матери становится началом другой жизни — жизни ребёнка. Женщины больше нет. Она растворяется в ребёнке и живёт его жизнью. Ес-ли, конечно, женщина настоящая мать, а не кукушка.
Любовь логична. Она всегда заканчивается браком, детьми. Но в силу каких-то обстоятельств (вот бы знать, каких?) любовь уходит. И трагедия в том, что когда любовь уходит, брак и дети остаются. И здесь начинает про-исходить то, что называется «борьба противоречий». Никакой логики нет. Вообще.
Я не хочу, чтобы выглядело так, что Машка обижена на мужа за то, что он её бросил, и поэтому она «чужими руками», то есть хлёстким пером своей подруги, посредством эпистолярного жанра, льёт на него помои, по-тому что по-другому насолить уже не получается. Далеко окопался. Уехал заграницу. Одиннадцать часов лёту — город не скажу. Страну — тоже. Ни к чему это. Машка, конечно, не первая и не последняя, кого бросают мужья из-за молодой любовницы. Значительное количество разводов происходит после пятнадцати лет совместной жизни. А за последние десять лет число разводов выросло с 40% до 48%. Каждый пятый рожденный в законном браке ребенок переживает развод родителей. Так кто виноват? Уж конечно, не Машка. И вот вам уйма примеров.
Итак, возьмём примеры яркие, общеизвестные: Алла Пугачёва офици-ально была замужем четыре раза: Миколас Эдмундас Орбакас (примерно 10 лет), Александр Стефанович (4 года), Евгений Болдин (8 лет), Филипп Кир-коров (11 лет). Говорят, у Аллы Борисовны были также неофициальные от-ношения с Кузьминым, Розенбаумом, Тальковым, Сергеем Челобановым. Последнее пристанище — Максим Галкин. После одиннадцати лет совмест-ной жизни и Таисия Повалий развелась с мужем. Николай Басков развёлся после шестилетнего брака. Кевин Костнер прожил в браке шестнадцать лет, развёлся, обещал никогда больше не жениться. Клялся прилюдно, про-
198
печатали его речь в журналах и газетах, в интернете. Никуда не делся — влюбился, женился повторно. Буланова с Тагриным — тринадцать лет в браке прожила, вышла замуж за футболиста, Высоцкий был трижды женат: с первой женой четыре года, со второй — пять лет, с Мариной Влади — двенадцать. В общем, проще перечислить известных людей, которых не коснулась чаша сия.
Мне нравится такая игра: он хороший, но… Итак, муж Маши: добрый, но — мягкотелый; спокойный, но — эгоистичный; умный, но — ленивый. Маша мне всегда рассказывала, что мама Андрея в сыне души не чаяла. Она много с ним занималась, водила его на скрипку, мечтала, что вырастет гений. В общем-то, гений и вырос: из мальчика, который в три года научил-ся читать, а в четыре года знал наизусть «Генерала Топтыгина» Николая Некрасова, в юношу с хорошей памятью и цепким умом. В университете Ан-дрей не учился, он его посещал. Сдавал экзамены на «оп!», и все его дру-зья постоянно удивлялись — как так? На лекциях спит, а экзамены сдаёт на «отлично». Андрей от природы был скромен и хорошо сложен. Скрипку он бросил и стал заниматься бодибилдингом. Мама расстроилась, но послуша-ла отца, который сказал своё последнее слово: «Мальчику нужен футболь-ный мяч, боксёрские перчатки или гантели, но никак не скрипка». Андрей стал заниматься боксом, изменил причёску (короткая мужская стрижка «бокс», классика жанра, под сантиметр), изменил походку, стал ходить на занятия в университет с огромной спортивной сумкой.
— Лен, — ревела в трубку Машка, — он очень хороший. Правда! Мне так нравился его характер, его чувство юмора, он постоянно кривлялся — копировал известных персонажей и голосом, и жестами, и походкой: До-нальда Дака, Чипа и Дейла, старуху Шапокляк, Кота Матроскина, Карлсона и даже всем известную Ренату Литвинову. У Андрея получалось достаточно театрально, легко, без надрыва. Всегда восхищалась этим его талантом, обожающе хлопала, лезла целоваться. Многому я научилась у него, напри-мер, помнишь, это фишку — перевод иностранных фильмов? Запрещённых? Порнографических? Когда переводчик делал перевод, гундося носом?
— Да, Машка, это такой ржач. На вечеринках никто не оставался рав-нодушным. После тех пародий падали с диванов и со стульев прямо на пол.
— Муж был хороший у меня.
— Забудь ты его уже. Зачем себя мучаешь?
— А как, Лен? Четырнадцать лет вместе пережили. Мне так нравилось с ним жить. Я так его обожала. Если кто-то и выходит из берегов собствен-ного гнева, то только не он. Даже если он злится, тихо и незаметно уйдёт в ванную комнату, побоксирует там перед зеркалом, и возвращается как ни в чём ни бывало.
199
Я слушала Машку и немного ей завидовала. У нас с мужем не было та-ких тёплых и весёлых отношений. К ним тянулись все: родственники, дру-зья, малознакомые люди. Дверь их дома всегда была открыта: заходи, бери что хошь. Как не позвонишь, постоянно кто-то жил или ночевал, ел или пил чай. Играл в бочки или в карты, заедая пиво креветками и сушеной воблой. Я считала Машкин брак — идеальным. Да и не только я. Все так думали. Я считала, что Машка и Андрей — это одно целое. Видать, сглазили. И тем обиднее, когда такой замечательный (пусть даже внешне!) брак — идёт ко дну, как подбитый авианесущий крейсер. Есть такая песня «Сладка ягода», в своё время её пела моя любимая певица Валентина Толкунова. В этой песне одна несчастная женщина любит ходить в лес по грибы. Заодно она рвёт ягоды и кладёт их в лукошко. Иногда она собирает ягоды вместе со своим любимым. Он рвёт сладкие ягоды: ежевику, бруснику; она горькую: рябину, калину, волчью ягоду. Он рвёт и усмехается, мол, так тебе и надо, уйду я скоро. Женщина думает, что он её любит, и что рвут они ягоду слад-кую, и всегда будут рвать её вместе. А он думает: «Да пошла ты!»
Лично я считаю, что Машка — ягода поздняя: калина, боярышник или красная смородина. Машка сама ещё не решила, что она за ягода, но мне кажется, что обязательно красная. Наверное, скорее всего, красная сморо-дина. Машка — не сладкая и не горькая, но с кислинкой. Всё самое важное у неё начинает происходить тогда, когда у других уже заканчивается. На-пример, родилась она на два месяца раньше, а когда настало время идти в школу — ни туда, ни сюда. Мама так и сказала: «Ну, что с тобой делать? Для шестилеток ты уже старая, а для семилеток — недозрелая». И пошла Машка в школу в шесть лет, а закончила в шестнадцать, хотя другим её сверстникам было уже семнадцать. Это единственное, в чём она поторопи-лась. В остальном Машка запаздывала. Она поздно вышла замуж (по тем, по советским меркам, не по немецким), поздно родила. Когда разводилась с мужем, через четырнадцать лет, у её подруг уже давно было по двое детей и по два брака. Но Машка второй раз замуж не торопилась и решила по-жить в своё удовольствие. Её холостяцкое житьё затянулось на десять лет, и однажды она мне сказала:
— А знаешь, мать, так даже лучше! Я тебя уверяю.
Мне кажется, когда женщина разводится, её жизнь можно разделить на два периода: до и после. Это две разные жизни двух разных женщин: до развода и после развода. Об этой второй жизни можно написать ещё один роман. Но в данной главе — речь о другом. О семье, о браке.
Возможно, я, конечно, повторюсь, но наблюдая за Машкиным состоя-нием во время развода, я думала, — зачем так убиваться из-за пустяков? Нельзя себя так изводить. Никто ни в чём не виноват. Хотя если поду-
200
мать — виноваты все и во всём. Каждый внёс свою лепту в разлад Машки-ной семьи: она, Андрей, его родители, страна Германия.
Чужая и непонятная капиталистическая страна, долго не принимаемая Машкой, только через двадцать лет стала второй Родиной. Я же говорила Маше так: «Смотри, все мужчины — одинаковые. Да, это шаблон, да, это ярлык. Но это так. Как правило, мужчины не ждут жен из длительных ко-мандировок, под окнами тюрем стоят только женщины. Мужчины не возят-ся с онкологическими больными — есть официальная статистика. Да про-сто, на Каширку загляните. Каширка — это городская клиническая боль-ница №7. Город — Москва. У каждой мужской кровати сидит женщина. У большинства женских кроватей не сидит никто.
...Одна моя подруга умирала от рака. Метастазы в позвоночник. Страшные боли. Муж колол ей по часам лекарство. Однажды звонит, пла-чет, говорит, что исцарапала ногтями стенку от боли, — он должен был прийти из фитнеса и уколоть обезболивающее в девять вечера, а уже один-надцать, и трубку не берет. Что я могла ответить? Наши мужья дружили, и я знала, что он наверняка где-то с любовницей.
По статистике, когда у ребенка обнаруживается рак, 80% мужчин ухо-дит из семей. 80% отцов бросают детей, больных раком. Есть такая нау-ка — виктимология. С латинского языка — жертва + учение. Наука викти-мология возникла сначала как раздел криминологии, позже как самостоя-тельная дисциплина. Мужчины часто, слишком часто, чтобы это можно бы-ло не замечать, бросают собственные семьи — жен и детей — если с теми стряслась большая беда. По оценке Андрея Коновалова, президента Фонда помощи больным детям «Доброе сердце», специализирующегося на под-держке детей с ДЦП, 50-60% отцов уходят из семей с такими детьми, при-чем преимущественно на протяжении первых двух лет жизни ребенка: не справляются. Исследование 2013 года, проведенное в Сиэтле на базе све-дений о жизни 515 пациентов трех медицинских учреждений, показало: му-жья бросают больных раком и рассеянным склерозом жен в шесть раз ча-ще, чем жены бросают мужей с этими же диагнозами. Наверное, этому пе-чальному и постыдному феномену можно найти объяснение. Навскидку — извольте: женщин с младых ногтей приучают к заботе о слабых и нуждаю-щихся в поддержке. Они кормят и нянчат кукол, потом играют в больницу (мальчики тоже играют в больницу, но не для спасения страждущих, а для того, чтобы девочкам в трусы заглянуть), потом рожают и пестуют беспо-мощных младенцев и так далее. Короче говоря, сестра милосердия и сидел-ка — профессии исконно женские.
С другой стороны, человек, который расширяет мир, осваивает новые территории, открывает Америку, берет Казань, Астрахань, Ревель (в рус-ских летописях Колывань) и Шпака (хотя здесь непонятно — это город-миф
201
или реальность?), или совершает прорывы в науке и культуре, просто не может быть навечно привязан к семье. Отсюда «разделение труда» между полами: дом — на женщине, общественные нагрузки — на мужчине. И ни-как иначе. Что интересно, среди трусов и подлецов, сбегающих от родных именно тогда, когда помощь и забота нужны им больше всего, Александров Македонских, Тицианов, Моцартов, Эйнштейнов и Эйзенштейнов было не так уж много. И даже, думаю, не больше, чем в среднем по популяции. От пещерных людей, хочется верить, мы отличаемся не только изобретением канализации, полуфабрикатов в вакуумной упаковке, маленького черного платья от Коко Шанель и Википедии. Это все приятные, но мелочи, и грош им цена, если мораль, простите за пафос, у нас останется на доисториче-ском уровне. Все-таки человек отличается от дикаря не галстуком и не еже-дневным бритьем. А внутренними, личными представлениями о чести, спо-собностью и даже потребностью выполнить обязательства, которые жизнь возлагает на нас, не всегда спрашивая, хотим мы того или нет. С горечью и сожалением вынуждена констатировать то, что констатировала, поэтому обращаюсь: мужики, не удивляйтесь и не обижайтесь, когда подруги требу-ют от вас похода в ЗАГС, справок о зарплате и из кожвендиспансера. Не от хорошей это жизни. Сами виноваты.
Среднестатистическая любовница — это одинокая незамужняя женщи-на на пике физической и сексуальной активности: красивая и обаятельная. Но не всегда дорогие духи, одежда или броская внешность служат призна-ками «жрицы любви». По сути, своей любовницей можно сделать любую женщину: одари вниманием, заинтересуй деньгами или положением. В кон-це концов, положи к ее ногам весь мир! Состоящие в браке — печально, но факт — не исключение. В этом случае у вас в руках появляются два козыря одновременно. Во-первых, женщина нуждается в вашем внимании. Во-вто-рых, эта леди готова проецировать свою любовь и заботу на любого, кому это может понадобиться. При этом советую, как дипломированный психо-лог, не путать романтически настроенных на чувства женщин с куртизанка-ми, что преследуют сугубо материальную выгоду. В этой главе мне бы хоте-лось остановиться поподробнее о любовницах как хищницах. Я люблю свою подругу Машку, и поэтому мне до сих пор очень грустно, когда я думаю о её сопернице, а сейчас — уже жене её любимого мужа.
Вы же меня уже знаете? И знаете, с кем связались? С психологом. По-этому слушайте и терпите. Итак. Тип женщины с целью «отбить у другой». Обычно эта приятная во всех отношениях дама, как правило, несвободна. Она либо уже замужем, либо уже чья-то любовница. И чем выше статус ее любовника, тем больше эту самую даму хочется заполучить самому. Не спе-шите завидовать. Любовницам только на первых порах уделяют много вни-мания и чести. Со временем их партнерам все более и более недостает сво-
202
бодного времени. Не имеющие прав на возмущение женщины принимают эти условия игры и просто тихо ждут изо дня в день звонка своего милого. Даже мне, психологу до мозга костей, очень трудно объяснить, что именно чувствует женатый мужчина, имеющий связь с другой женщиной. Многие мужчины мне отвечали так: «Страсть и авантюризм, исчезнувшие из семей-ной жизни. Страх перед разоблачением адюльтера и гонки адреналина в крови из-за игры на два фронта». Все это здорово подогревает мужчину, особенно мысль о том, что любовницу необходимо удовлетворять. Если не в финансовом, то в физическом смысле уж наверняка. Вся прелесть связи с любовницей заключается в том, что жена — это более или менее постоян-ная и незыблемая партнерша. А вот с любовницей приходится приклады-вать максимум мужских усилий и галантности. Ведь иначе она может оби-деться и уйти к другому.
Когда жёны в очередной раз устраивают мужьям сцену ревности — часто задаешься вопросом: «А может, и впрямь завести любовницу, дабы было за что?» Спешу разочаровать — у любовниц присутствует все та же ревность. Лишь с той бесценной разницей, что она тихая. Они молчат, так как предъявить прав на мужчину не могут. Еще не могут. Но поверьте, в их сердцах бушуют не меньшие страсти. Правда, такие чувства присущи толь-ко тем дамам, которые любят своих партнеров по-настоящему. В случае ис-пользования любовников исключительно в качестве кошельков с ушками, дамам от чувств, рвущих их души, страдать не приходится. Почему любов-ницы злятся? Опять-таки, потому что у мужчин всегда не хватает на них времени. Все свое свободное время они заняты либо жёнами, либо их деть-ми. Я намеренно написала «их», потому как дети мужчинам не нужны в принципе. Дети — просто оружие за власть. Амбиции и больное самолю-бие — вот та ахиллесова пята любого женатого папаши.
Полноценная женщина в расцвете сил и на самом пике своих сексу-альных желаний не может не раздражаться оттого, что она постоянно оста-ется в одиночестве. Если ваша любовница не раздражается, значит, либо вы вовремя оплачиваете все ее счета и она находит пристанище для своего сердца в ком-то другом, либо вы опять-таки оплачиваете абсолютно все ее счета и в ее сердце имеется пристанище только для одного человека — се-бя любимой. Если мужчина устал от связи, даю бесплатный совет: не спе-шите резко бросать свою «возлюбленную». Лучше найдите ей замену вме-сто себя и, постепенно остужая пыл по отношению к ней, ненавязчиво под-толкните к новому партнеру. Нет, это не звучит как передача эстафетной палочки. Просто женщина, неожиданно ставшая одинокой, способна на многие глупости, о которых вы можете даже не догадываться. Когда у лю-бовницы появляется уйма свободного времени, она подсознательно стре-мится занять его мыслями о любимом человеке (даже если такового рядом
203
уже нет). И тогда начинаются нелепые звонки домой к бывшему партнеру, молчание в трубку, «случайные» встречи в самых разных местах. Женщи-на — такое существо, которое никогда не закончит роман до тех пор, пока у нее четко не будет вырисовываться возможность начать другой. Любовь женщины должна быть если не востребована, то обязательно спроецирова-на на какой-либо объект мечтаний. Потому, если вы отважились прервать связь, постарайтесь найти для своей любовницы достойный объект жела-ний. Хотя готова заметить, не все, далеко не все экс-любовницы настолько открыты в своих претензиях к вам, что «безропотно проглотят обиду», отойдут в сторону, когда вы этого захотите сами.
Второй вариант женской обиды — это тихая злость. Обида на то, что ее резко и безапелляционно лишили внимания/денег/мужчины. Вам могут начать мстить путем тонких интриг и сплетен. При этом узнать о подобном безобразии вы рискуете в самом финале действий.
Мама Андрея относилась к таким женщинам, на которых держится земля, семья, брак. Такие женщины бесспорно нужны мужчинам. Они — ос-нова, тыл. Но они не восхищают. Восхищают женщины-Дункан, женщины-Дитрих, женщины-Раневские. Женщины, бросившие вызов всему миру: Ко-ко Шанель, Жанна, Д`Арк, Маркиза де Помпадур, Екатерина Вторая, Жорж Санд, Маргарэт Тэтчер, Мэрлин Монро…
Цитата Маргарет Тэтчер: «Все мужчины слабы, а слабее всех джентль-мены».
Бедные-бедные жёны гениев. Чего они только не вытерпели от самих гениев и от их мамашек. И то, что их сокровища в три года читали наизусть «Генерала Топтыгина», и то, что они (свекрови) никогда не жаловались своим свекровям, и то, что посуда никогда не оставлялась на утро. Хоть ум-ри, а вымой. Не зная об этом, Маша всё-таки вышла замуж. Маша не знала также, что любовь и семья — это две разные вещи. И даже не составляю-щие. И тем более — не продолжение. А просто совершенно разные катего-рии, как например, колхоз и одуванчик, который растёт на колхозном поле.
Вроде бы на колхозном, и вроде бы принадлежит, но всё-таки сам по себе, и навевает мысли романтические, отвлечённые от реалий. Тогда как колхоз — единица общественная и политическая.
Итак, любовь и брак. В смысле — семья. Семья — это бремя, это сплошные обязанности и работа с утра до вечера, как физическая, так и психологическая. Любовь — счастье. Семья любовь убивает. Всегда и у всех. Какая бы сильная любовь ни была на начальном этапе отношений, в итоге «лодка любви разбивается о берег быта». Это классика.
Андрей, муж Маши, любил гостей и приводил их, не предупреждая хо-зяйку. Жена быстро начинала суетиться, что-то на скорую руку готовить, доставать припрятанные соленья, копченья, чтоб лицом в грязь не ударить.
204
Гости пили-ели и, засиживаясь до ночи, никак не могли угомониться. Машу не спрашивали — хочет она гостей, не хочет. Нужно ей в семь утра на ра-боту, не нужно. Её дело: подай, принеси, обслужи и убери.
Довольный и удовлетворённый муж укладывался спать под утро, а Ма-ша стояла на кухне и мыла посуду. Как же? Утром может неожиданно на-грянуть свекровь, как будто мимо прогуливаясь — «я жду трамвая!» — и спросить: «Как дела?». Зайдёт в дом, увидит столы, забитые грязной посу-дой и скажет: «А я вот никогда грязную посуду на утро не оставляла!» И скажет это именно Маше, как бы подчёркивая, что именно Маша — плохая хозяйка, неумеха и засранка. И только потому, чтобы не услышать эти обидные слова свекрови, Маша будет мыть грязную посуду ночью. А утром поедет на работу на завод «Сименс», где она работает в три смены, тогда как муж её — вечный студент. Он и по смыслу — вечный, и по образу — вечный. Он просто учится. Нигде не подрабатывает, а ждёт помощи от ро-дителей. Охотно принимает и вещевые подарки в виде ковров, сервиза, те-левизора, гостевой стенки, машины; и просто деньги: мелкими и крупными купюрами. Никогда не отказывается. Не говорит: мы сами заработаем. Спа-сибо, не надо. А Маше стыдно. Что муж у неё такой — маменькин и папень-кин сынок. Ребёнок, в тридцать лет ещё не выросший из своих обписяных ползунков.
И дома — палец о палец не ударит. Но обижаться грех. Хочет, да не умеет. Мама не научила единственного сынка ничему: ни еду приготовить, ни посуду после себя убрать, ни постель заправить. Всё на Маше. Парень городской, балованный. Всеми горячо обожаемый — родителями, бабушка-ми, тётками. Зато характер золотой, как златовласые кудри есенинские — добрый, безотказный, голоса на жену не повысит. Нужно ценить.
И Маша ценила: грязную посуду на утро не оставляла, после едино-жды сделанного замечания — никогда больше свекрови на мужа не жало-валась.
После развода много несправедливой критики Маша услышала — мол, когда ходила к вам два раза в день и звонила три раза на дню — всё у вас хорошо было, а как только перестала — развелись, потому как не было кон-троля. Ещё более обидное прозвучало — почему не сказала, что у Андрея любовница появилась? Вместе бы мы справились! Маша тут-то и вспомни-ла — почему. Жаловаться не хотела. Ведь её в самом начале поставили на место: интеллигентно, спокойно, без криков. Она и стояла на месте до са-мого развода, как корова в стойле.
Андрей же после развода обидчиво заявил по телефону: «Гостей у нас никогда не было. Ты не смогла сделать мою жизнь интересной. Кормила ты меня одними личинками!» Когда я это всё услышала, у меня дар речи про-пал. Я понимаю Машу, почему она видеть и слышать их семейку больше не
205
хочет. Никогда в своей жизни. Даже смешно иногда становится: лентяй лентяем. Интересно, а кто его кормил все четырнадцать лет, если не жена родная? И посмотрела бы я на это избалованное дитя, как бы продержался он в браке четырнадцать лет, если бы Маша не готовила первое, второе, третье. И не пекла бы. Хорошо, видать, откормила — жив, здоров, доста-точно бодр и спортивен, даже любовницу завёл.
А при последнем прощании с Машей заявил: «Ей говорят, что её не любят, жить с ней не хотят, а она цепляется!» Здесь следует пояснить: ко-гда Маша узнала о любовнице, собрала чемодан и уехала к родителям в Краснодар, Андрей звонил из Германии чуть ли не каждый день. Из Герма-нии. Представляете? Маша — ни разу. Не потому, что не скучала. А потому что хотела проучить, показать ему — каково без жены-домработницы. Анд-рей же потом сказал: «Нужен тебе твой сын? Ты даже ни разу не позвонила ему!» Да потому и не позвонила — больно было, ревела целыми днями и говорить не могла. Услышит голос — и в рёв. Ни слово не понятно. Что ко-рова мычит. А голоса свекровки и свёкра вообще слышать не могла — так их ненавидела. Столько крови ей выпили.
Маша спросила Андрея по телефону: «Ты меня любишь?» Он ответил: «Да!» Маша собрала чемодан и поехала назад. Попросила, чтобы сына при-вёз в аэропорт. Андрей встретил её без сына, хотя обещал привезти, уса-дил в машину и повёз в другом направлении. Привёз к родственникам на юг. А с севера до юга Германии примерно километров шестьсот — всю до-рогу Маша ревела. Андрей спокойно и методично доводил. И там-то, у род-ственников, сказал эту фразу. Конечно, Маша ничего не понимала. Она во-обще никогда не понимала вранья и лицемерия. Ведь не было никаких че-ловеческих объяснений. Ничего, что должно было бы быть в такой ситуа-ции — сесть, поговорить. Кто бы смог понять такую подлость? Сложно.
Судьба — это другие люди, которые создают твою судьбу. Люди созда-ют обстоятельства, при которых ты можешь сделать выбор своей судьбы, например, или умереть, или убить.
Да, грустная тема. А давайте что-нибудь весёленькое?
Мне нравится один из приколов нашей общей знакомой журналистки Сони Феле, она всегда шутила с грустным лицом, как будто у неё кто-то умер. Диалог с любовником:
— Скажи мне что-нибудь ласковое и тёплое?
— Раздевайся!
— Нет, скажи мне что-нибудь другое. Ещё ласковее и теплее?
— Раздевайся быстрее.
Машкина мама работала в интернате для умственно отсталых детей. Об этом я уже писала? Она всегда говорила: «Маша, будь осторожна, не влюбись в дебила. Внешне они выглядят как люди и встречаются очень да-
206
же симпатичные». Самое ужасное, когда любви давно уже нет, а ты про-должаешь по инерции выполнять супружеские обязанности: стирать, уби-рать, готовить, заниматься сексом… И это настоящий дебилизм в отношени-ях. А в психологии — позиция жертвы.
По идее, в жизни людей существуют только две самые главные про-блемы: как избавиться от того, кто не хочет уходить? И как остановить то-го, кто не хочет остаться? Остальные проблемы решаемы.
Я помню, Маша вела дневник и записывала все шалости сына в этот дневник. Одна известная газета с удовольствием стала печатать эти выска-зывания (трёхлетнего ребёнка), придумав новую рубрику «Устами младен-ца». Маша тогда прославилась. А сын через четырнадцать лет её предал. Он сказал Маше:
— Я — немец. И я буду жить с папой.
А может быть, это было не предательство, а жизненная позиция?
Сейчас Стёпке двадцать два года, и у него появилась девушка. Кстати, девушка у Стёпки появилась благодаря опять-таки Машиной магии. Она — волшебница. Когда Стёпа был маленький, Маша читала ему сказки или на-говаривала сказки на кассету и включала на ночь магнитофон. Маша гово-рила:
— Кто твоя мама?
— Волшебница! — отвечал Стёпка.
— Закрывай глазки, и завтра с тобой начнут происходить невероятные чудеса. Вот увидишь!
И Стёпа послушно засыпал.
Когда у сына появилась подруга Катрин, он позвонил Машке и сказал:
— Мам, ты правда волшебница! Помнишь мой последний приезд? Я сказал, что у меня нет подруги, а я очень хочу иметь подругу. Ты посмотре-ла мою левую руку, погладила ладонь, три дня подряд делала мне компрес-сики на лицо из какой-то волшебной травы (до сих пор тайну не откроешь, из какой?) и сказала, что теперь у меня всё будет хорошо. Скоро появится подруга.
У Стёпки было поразительное чувство юмора, когда я звонила Машке, а она только-только разговаривала с сыном, её невозможно было успоко-ить. После разговора со Стёпкой она всегда долго смеялась, вспоминая и пересказывая мне все его приколы.
— Лен, спрашиваю его по телефону: «Как дела, сын?»
— Хорошо!
— Проблемы есть?
— Нет, только одна.
— Что за проблема?
— Катрин…
207
— А что такое?
— Она — женщина…
Сын у Машки вырос замечательный, сто восемьдесят пять рост, строй-ный, юморист, футболист. Учиться в университете, живёт на юге Германии в студенческом общежитии. Один недостаток у сына — слишком самостоя-телен. Никогда не жалуется и звонит очень редко. В общем-то, Маша так и хотела — ни в коем случае не рожать маменькиного сынка. Хватит одно-го — мужа.
Как я уже сказала прежде, семья — это система, а брак — свод зако-нов. Например, будущий муж говорит будущей жене: «Ты должна принять ислам. Да, это не твоя вера, но я твой муж, а мы — единое целое!» Жена говорит: «Хорошо». И живёт по законам семьи, по законам, установленным её мужем. Или муж говорит: «Ты должна любить мою маму так же, как свою. Любить и уважать, как меня. Моя мама всегда будет для меня на пер-вом месте. Ты должна это принять и понять». Жена говорит: «Хорошо». И живёт по законам семьи, по законам, установленным её мужем. Или муж го-ворит: «Я хочу сына. Должен быть обязательно сын. Если родится сын — он будет главная персона в моей жизни». Жена говорит: «Хорошо». И живёт по законам семьи, по законам, установленным её мужем. Если же женщина не соглашается жить по законам мужа, по законам семьи мужа, брак просто распадается. Женщина говорит: «Да пошли вы все…» и уходит, гордая, сво-бодная, самодостаточная, никому ни чем не обязанная.
Однажды мне позвонила Маша и прокричала в трубку:
— Представляешь?
— Что случилось? Что я должна представить?
— Я села писать стихи и не могу открыть окно в программе Word, у меня выскакивают порностраницы из интернета, а на них занимаются лю-бовью с девочками. Маленькими, безгрудыми девочками.
— И?
— Ну как? Я понимаю, что любой мужчина интересуется порнографи-ей в интернете. Это меня не смущает. Об этом я знаю. Но меня смутила те-ма.
Я выключила плиту и отставила кастрюлю в сторону.
— Погоди. Сейчас обсудим. Я только посуду домою.
— Лен, потом посуду помоешь.
— Потом не получится, Маш, потом придут мои архаровцы с трениров-ки, и я буду их кормить.
— Жду…
Я прошла в бюро, и включила компьютер. Последнее время вообще не могу работать без компьютера. Там есть всё. А я всё не знаю. Да и кто зна-ет всё — покажите мне этого вундеркинда?
208
— Маш, смотри, что здесь написано: латентная гомосексуальность — влечение к людям своего пола, которое не переживается испытывающим его на сознательном уровне и не выражается в каких-либо открытых дейст-виях. Это скрытое влечение может быть в силу различных причин подавле-но, или же оно может не осознаваться человеком как гомосексуальность. Латентная гомосексуальность может впоследствии стать явной, но может так никогда и не проявиться, оставаясь скрытой и неосознанной.
— Так, а при чём здесь гомосексуальность?
— Дальше слушай. Термин «латентная гомосексуальность» был изна-чально предложен Зигмундом Фрейдом. Он, в частности, отмечал в «Общей теории невроза», что те, кто называет себя гомосексуалами, — это лишь сознательные и явные инверты, количество которых несоизмеримо с ла-тентными гомосексуалами. В этом случае Фрейд расценивает латентную го-мосексуальность как примету и причину невроза. В других случаях Фрейд замечает, что латентная гомосексуальность присуща всем людям в силу всеобщей врождённой бисексуальности.
— Лен, ты что, издеваешься надо мной?
— Нет. Смотри: «все люди способны на выбор объекта одинакового с собой пола и проделывают этот выбор в своем бессознательном. Больше того, привязанности либидонозных чувств к лицам своего пола играют как факторы нормальной душевной жизни не меньшую, а как движущие силы заболевания большую роль, чем относящиеся к противоположному полу». Некоторые исследователи считают, что термин «латентная» с трудом мо-жет применяться, так как зачастую скрытая гомосексуальность осознается на разумном уровне, но на том же уровне и подавляется (часто путём зна-чительных усилий).
— Ты серьёзно, Лен?
— Послушай, вчера я смотрела по интернету видеоролики о транссек-суалах.
— А это ещё кто?
— Ты что, не знаешь? Деревня… Когда у человека и грудь есть (жен-ский половой признак) и член (мужской половой признак). Ты знаешь, я была в таком шоке. Машка! Это ужас! Я сначала не поняла. Что происходит. Честно скажу — это был порносайт. А потом до меня дошло. Вот где траге-дия! А мы с тобой тут сопли на кулак мотаем с поводом и без повода. Пони-маешь, иногда люди, чувствуя «противоречия», делают операцию по смене пола сами, по своему желанию. Иногда — это прихоть природы — так рож-даются. Гермафродиты называются. Вот я опять тебя спрашиваю — скажи мне, если Бог есть, зачем ему это? Зачем? Это же страшно! Трагедия всей жизни — когда человек — ни мужчина и ни женщина. Человек не знает, кто он? Я смотрела вчера на такую женщину-мужчину — вот как эту особь на-
209
звать? Женщина? Мужчина? У этой особи было два отверстия, член и яич-ки, шикарная фигура. Она (он?) мыла своё тело в душе и мыла свои поло-вые органы. Когда я на неё смотрела, у меня пронеслась картинка — как она несчастна! Какое у неё горе! Вот как издевается природа над нами, над людьми.
— Ты что, издеваешься надо мной?
— Бог издевается. Я — нет. Я анализирую. Нашла в интернете: почему делают такие операции (ответ на мой вопрос). Транссексуальность — меди-цинский термин, обозначающий состояние несоответствия между анатоми-ческим полом индивида и его психологическим полом. Такое состояние не-соответствия порождает у индивида тяжёлый психический дискомфорт, со-провождающийся депрессией, которая может привести к самоубийству. По-вышенный процент депрессий и самоубийств — у транссексуалов, которые не подвергаются гормонально-хирургическому лечению. Хорошо. Согласна. Но зачем тогда оставлять и те, и другие половые органы? Их ещё называют бисексуалы.
— Знаешь, Лена, иногда ты просто невыносима. Я сейчас трубку бро-шу.
— Я знаю. Дальше слушай. Когда мальчики растут с авторитарными родителями, у них может не быть возможности исследовать свои внутрен-ние ценности и идентичности, и в результате не принимать некоторые соб-ственные личностные аспекты. Учитывая стигматизацию гомосексуально-сти, индивиды, чувствующие малое обеспечение собственной автономии со стороны родителей, могут быть особенно мотивированны в сокрытии собст-венных гомосексуальных привлечений.
— И?
— Теперь главное. У твоего Андрея авторитарные родители. Особенно мама. И бабушка. Все женщины. Заметь, твой Андрей чаще находился с ма-мой и бабушкой, достаточно деспотичной и властной натурой, тогда как па-па месяцами пропадал в командировках, зарабатывая деньги. Обрати вни-мание на своего сына — он обожает отца и обожает деда. Женщин — по-стольку поскольку.
— И?
— Маш, я тебе давно говорила, что у твоего Андрея есть наклонно-сти…
— Какие?
— Ну, извращённые. Например, смотри, он женился на ком? На без-грудой женщине. Как она выглядит? Как те девочки с порностраниц: худые, костлявые, без вторичных половых признаков. Отсутствие груди, отсутст-вие оволосения между ногами, ближе к лобку, узкий таз, широкие плечи.
— Да, это странно. Я согласна.
210
— Налицо — латентная гомосексуальность. Безгрудым женщинам мож-но только посочувствовать, потому что настоящий мужчина никогда не за-интересуется безгрудой. А если заинтересуется, значит у него скрытые ла-тентные гомосексуальные наклонности…
— Лен, но мы не специалисты делать такие серьёзные заключения. Давай предположим, что мы идём по ложному пути? Просто мне так спо-койнее будет. Хорошо?
— Хорошо, Маш. Я сегодня играла в лотерею, выиграла экскурсию на тот свет, трёхдневку.
— Да ты что?
— Да.
— Маш, если бы тебя туда отправить… и Андрея. «Вас вызовут повест-кой в суд» — сообщат тебе там. Повестка. Суд. Оглашение приговора, для тебя: «Вы отправляетесь на землю в своём теле и всё забываете. Прощай-тесь!» Андрею говорят: «А вот вы — отправляетесь в теле женщины и влюбляетесь в мужчину, подлого, циничного, хладнокровного подонка, да-бы пережить всё то, что пережила наша подзащитная. То есть — ваша же-на. Так как вы становитесь женщиной более слабой и амбициозной, слиш-ком себялюбивой, вы совершаете суицид из-за якобы неразделённой люб-ви. Вы попадаете вновь к нам и уже за самоубийство (это ведь грех!) мо-таете свой срок. Здесь, у нас, на этом свете. У нас другие законы и другая жизнь. На нашем свете (то есть на том свете):
— Не кушают.
— Не пьют.
— Не устают.
— Не ходят в туалет по нужде.
— Не испытывают никаких чувств.
— Очень заманчиво! Я хочу!
— Хоти дальше, я ушла кормить семью. До связи.
Когда Маша разводилась с мужем, она не боролась за право иметь сы-на. Она знала, что сын очень любит отца. Даже больше всех людей на све-те — любит отца. А когда отца долго нет — сын скучает. И ни по кому боль-ше он так сильно не скучает, ни по кому больше, даже по матери. Когда од-нажды Маша выгнала Андрея на улицу (он сказал, что любит другую жен-щину), сбросив ему чемодан с вещами через балкон, у ребёнка случилась истерика, и, увидев это, Маша испугалась. Она всё поняла и поэтому при разводе не «тянула одеяло на себя». Когда-нибудь сын вырастет и всё-всё поймёт, думала Машка. Сын вырос, но понял ли? Звонит раз в месяц. А Машка ждёт. И тоже не звонит. Из принципа.
В Машкиной семье было всё сложно. Все молчали и непонятно что ду-мали. Иногда казалось, что Андрей создаёт искусственные проблемы, дово-
211
дит Машку до нервного срыва, а потом искусственно эти проблемы решает. И Машка прыгает до потолка от счастья. А на самом деле проблем-то и не было изначально. Зато какая власть над Машкой — непререкаемая. Заман-чиво. Обворожительно. Тебе заглядывают в рот. Исполняют все твои прось-бы. Стараются угодить. Выполняют приказы и спокойно, без истерик, вы-слушивают критику. Как сладко иметь власть над собственной женой. Осо-бенно когда у неё столько поклонников и ухажеров. А самое главное — она талантлива. Но принадлежит только ему — спокойному манипулятору с на-клонностями гомосексуала и синдромом маменькиного сынка.
Что мне больше всех «нравилось» в Машкиной семье, так это её свек-ровь. О таких женщинах обычно говорят: «Надёжная, серьёзная и основа-тельная!» Так говорят о занудах и педантах. Так говорят о Девах — один из знаков в зодиакальном гороскопе.
Они хорошие работники, можно даже сказать — трудоголики, ответст-венные руководители и талантливые полководцы. Только вот в полку у свекровки — всего-то четыре человека: муж, сын, сноха и их ребёнок. Что значит «их»? Нет, уж — это её внук. Её собственный внук, и права на внука свекровь всегда выдавала с большим трудом. Шутка ли — каждый день да-вать на растерзание родителям собственного внука? Угробят, испортят вос-питанием (или невоспитанием), забудут где-нибудь в супермаркете, в лесу или на шумном празднике. Сами себе ведь внук предназначен. Растёт как трава. Только свекровь им и занимается. Всё на ней. Буквально всё на ней. В этом нет ничего ужасного? Ничего себе! Разве не ужасно всегда забывать дни рождения родственников? Разве не ужасно даже не попытаться запом-нить по-латыни несколько сот названий флоры и фауны, которая растёт и живёт во дворе собственного дома. И вообще — разве не ужасно не иметь собственный дом с огородом и садом, а какую-то задрипанную трёхкомнат-ную квартиру с окнами на соседей. А не в лес — где гуляют волки и медве-ди. Да-да, именно из её дома можно увидеть лес с волками и медведями, а также с белками и косулями. Красота.
— Лен, представляешь, я всю жизнь буду жить в этой семье? Под прессом свекрови и её неусыпным взором. Контроль и постоянное «топта-ние в ботинках, грязных и мерзких» в суверенитете отдельного государст-ва. Хотя какой там суверенитет? С самого начала она постоянно совала нос во все наши дела. Я не была хозяйкой в собственном доме. Я чувствовала, что живу не втроём, а впятером. И хозяйка — она. А хозяин — её муж. А мы — просто их дети, которые ещё не выросли из пубертального возраста.
— Представь, а Девы — долгожители. Знаешь почему?
— Почему?
— Они никогда не ввязываются в рискованные авантюры и не склонны к легкомысленным интрижкам.
212
— Я бы умерла точно лет в пятьдесят. Она бы меня кончила намного раньше моего положенного срока… Я вообще удивляюсь их браку — это, пожалуй, самое диковинное извращение, какое я могла встретить на своём веку. Учились в одном классе, сидели за одной партой, потом поженились и живут вместе уже сорок лет.
— Так живут ведь как родственники, как брат с сестрой.
— Ну и что?
— Как может Дева не надоесть Водолею до смерти? Ну как? — Маша продолжала меня пытать. — Почему они до сих пор друг друга не поубива-ли?
— Да, Маш, знак Девы можно сравнить с серийным убийцей. Есть та-кой синдром — синдром жертвы. Если Водолей — жертва, то их брак доста-точно устойчив. Она — маньяк. Он — жертва. И вместе они будут жить до самой смерти… Хотя кто маньяк, а кто жертва — нам нужно ещё выяснить.
— Я не знаю, Лена, что у неё в голове, но знаю, что моя жизнь рядом с ней была совершенной мукой.
— Как психолог я тебя понимаю отлично. Как специалист, готова под-держать тебя и прокомментировать по мелочам: Девы с удовольствием по-вторяют одно и то же утомительное задание, отключив при этом мозг.
— О, я помню жалюзи. О боже, я готова была её прибить, когда она утром и вечером приходила к нам в гости и сразу шла по комнатам — то поднимала жалюзи (утром), то опускала (на ночь). Я вообще эти жалюзи не трогала. Зачем? Есть шторы. Есть тюль. Зачем жалюзи туда-сюда елозить. Вот скажи мне?
— Девы отличаются нездоровым вниманием к мельчайшим деталям, причём нормальные здоровые люди на эти мелочи не обращают никакого внимания.
— Но Девы обращают. И технично продолжают портить кровь рядом живущим. Скажи, это нормально — чистить зубы и делать именно тридцать восемь надавливаний зубной щёткой. Я слушала это всё, терпела и молча-ла. Я видела, как она истязает моего сына и молчала, дабы не идти на от-крытый конфликт. Но однажды моё терпение лопнуло. Через четырнадцать лет лопнуло! И я её выгнала из дома.
— Я помню эту ситуацию.
— Она впоследствии всем сказала, что, обрати внимание, цитирую: «когда я их контролировала — у них было всё хорошо, как только меня вы-гнали и их семья осталась без моего контроля — брак распался».
— Маш, дальше слушай, наклонности серийного убийцы у Дев возни-кали ещё в детстве. Подростки их не любили. Дева всегда была гладко при-чёсанной, аккуратно подстриженной, опрятно одетой, без изюминки в оде-жде и стиле. Тона спокойные и тускло-мрачные: серый, бежевый, светло
213
коричневый, чёрный. Лицо всегда бледное, прыщавое, фигура тощая, нож-ки тонкие, ручки тонкие, глазки узенькие, без ресниц. Бровей не видно. Всегда чистенькая, опрятная, и правдолюбивая Дева вызывала у других подростков одно и постоянное чувство: поколотить. Дева никогда не могла взять в толк, за что её так не любят. А как её любить, если даже при обще-нии с незнакомым человеком, стоя вблизи, всегда находила и подчёркивала недостатки внешности: прыщики, угри, жировики, открытые поры, разо-рванные капилляры. И обязательно на них указывала. Мало того, она за-глядывала в глаза, как иридолог, и говорила о том, что радужная оболочка глаза собеседника не так ярка, или не так объёмна.
— Лена, понимаешь, я воздушный знак. Мы совершенно разные. Со-вершено. На что я не обращаю абсолютно никакого внимания, на то она обращает такое внимание, что держите меня семеро. Хорошо, я согласна, я не любитель каждый день драить полы и ходить с тряпкой, выискивая пыль.
— Это понятно. Вы разные. Она — стихия земли. Она изучила твои не-достатки под микроскопом. И если ты не любитель ходить с тряпкой, то она — любитель и по своему дому тряпкой махать, и по твоему. Кстати, ты даже себе представить не можешь, как доводишь её ты. Она просто с ума сходит, видя, как и сколько времени ты тратишь на уборку квартиры.
— Да, она страдает. Я понимаю. Но извини, я изначально не хотела жить «окна в окна», я умоляла Андрея снять квартиру подальше от этих деспотов и тиранов. Нет же. Ему лень. И удобно. Мама печёт, готовит его любимые немецкие кренделя. Носит нам кастрюльки. Я в шоке, но я молчу. И молчала я все четырнадцать лет. Мы не ругались. Я просто тупо подчиня-лась. Иногда меня прорывало, и я делала всё наоборот или назло. Никто не понимал, что это — протест. Никто. Хотелось удавиться. Или удавить.
— Маш, самое интересное, если оставить Деву наедине с её привычка-ми и изолировать её от людей, чтобы не было контактов — она месяцами будет жить в беспорядке. Кстати, это не самый страшный недостаток Девы. Я, конечно, не очень хорошо знала твою свекровь, но если взять Деву-мер-завца, то есть — все отрицательные качества — гиперболизированы, то её отношение к деньгам — это что-то. Она не просто скупердяй. Её можно считать чудовищной скрягой, способной воровать мелочь из шапки слепца, если попрошайка ничего не видит.
— Ты права, Лена. Единственное, на что моя свекровь охотно тратила деньги, это на продукты. Хотя здесь тоже может быть оговорка. Она ездила за фаршем в магазин, который находился в пятидесяти километрах от её дома и где тот продукт, который можно было купить у себя под носом, был дешевле на пятьдесят центов. Пять минут ходьбы. Также она охотно трати-ла деньги на различную фигню типа моющих и чистящих средств: всё в от-
214
дельности и с особой функцией: спрей для туалета, жидкость для мытья рук, бальзам для мытья тарелок, сода для мытья казанков и сковородок, мыло для мытья вехоток и тряпочек, моющее средство для прозрачных фу-жеров и так далее.
— О, да! На это может уйти пол зарплаты мужа.
— Вот именно! У меня лично одно моюще-чистящее средство на все случаи жизни. Оно универсальное. Оно и пятна выводит, и с посуды жир смывает.
— Ты рискуешь отравиться и умереть.
— Отчего?
— Оттого что не надеваешь резиновые перчатки, когда моешь посуду!
— Я тебя умоляю. Их всегда надевает мой свёкор. Извини, надевал. Мне достаточно. И фартук, кстати, тоже, когда лепил манты. Ненавижу му-жиков в фартуках, как подкаблучники выглядят.
Я чихнула:
— Не может быть! Фартук? — стала заикаться.
— Ну да! А что такого смешного? Мужчина в фартуке и в резиновых перчатках.
— Маш, это не смешно, это портрет классического серийного убийцы.
— Так у нас уже есть один.
— Уже два. Если тебе твой свёкор показался смутно знакомым с пер-вой встречи, а он показался тебе таковым, помнишь, ты рассказывала? Зна-чит, накануне ты видела его фоторобот на стене вашего дома «разыскива-ется опасный преступник». И далее были слова типа «забит до смерти», «преследование», «Водолей — самый непредсказуемый из всех преступни-ков».
— Лен, мы не закончили с Девой.
— А что с Девой заканчивать. Меня одно поражает, где ты её откопа-ла?
— Она мама моего любимого мужа. Бывшего.
— Бывших мужей, Машка, не бывает. Муж — это как шрам на теле. Он никогда не исчезает. Всегда есть. Просто не болит. Но есть. И когда ты слу-чайно натыкаешься на него взглядом — начинаешь вспоминать всё с самого начала. И так тебе становится хреново. Так тоскливо. И ты думаешь — че-тырнадцать лет! Четырнадцать лет стирать, убирать, готовить, развлекать, в сексе никогда не отказывать. Чтобы потом при разводе услышать три обидные фразы. Три самые обидные фразы, которые совершенно не отве-чают действительности: «Ты не смогла сделать мою жизнь интересной. Ты кормила меня одними личинками. Ей говорят, её не любят, жить с ней не хотят, а она цепляется!»
— Замолчи, несчастная! Так где можно встретить Деву?
215
— Как психолог психологу скажу, из одной интересной книги вычита-ла: «Она может ворваться в банк и потребовать, чтобы выдали деньги, при-читающиеся за «работу». Её можно встретить слоняющейся неподалеку от места проведения семинаров по самовнушению. Не исключено, что она околачивается в рядах резервистов. В общественном туалете она может смывать с рук улики. В психиатрической лечебнице строгого режима она жалуется на то, что надзиратели надели на неё смирительную рубаху задом наперед и, более того, рубаха совершенно не сочетается со штанами по цвету.
Машка замолчала на какое-то время и дала мне возможность пере-ключиться мыслями на другую тему. Я стала рассказывать о своих пробле-мах и когда закончила, Машка задумчиво сказала:
— Помнишь сон перед моим разводом? Я тебе его рассказывала.
Я знаю, что такое смерть. Я её переживала во сне раз пять. Пред-ставьте себе, что на вас наваливается некая безысходность: вот сейчас что-то случится, и вы это чувствуете, и вы чувствуете также, что это всё будет окончательным и бесповоротным. То есть — неизменным. Когда ничего не исправить. Когда говорят: «Это конец!» и закрывают глаза. Как перед взрывом атомной бомбы, или когда видишь в дали надвигающийся на тебя цунами. Или когда прыгаешь со скалы, ныряешь в глубину вод, и нет воз-можности всплыть. Ты чувствуешь, что воздуха уже нет, что вот-вот и не сможешь дышать. А так хочется дышать. Так хочется сделать хотя бы гло-ток — но глотка нет. И больше никогда не будет. Эта пустота, которая на-крывает тебя с головой, сжимая в кольцо, и называется смерть. Темнота — и всё кончено. Когда Маша разводилась с мужем, ей приснился сон: будто бы они бегут куда-то с Андреем, взявшись за руки. Маша сильнее Андрея, она его тянет за собой. Он спотыкается, падает, она изо всех сил, надрывая жилы, тащит его наверх, на какую-то гору, а за ними — что-то тёмное, пе-сочный ком. Какая-то глыба. И вот она говорит Андрею: «Ну, давай! Поста-райся! Ещё чуть-чуть! Помоги же мне!» Но Андрей ослаб. Он как мёртвый, он без сил. А Машка его тащит, как санитарка бойца с поля боя. И боец под два метра ростом, под сто килограммов веса. А Машка — маленькая, хруп-кая. Машка — в сто раз слабее его, этого буйвола Андрея. И вот осталось совсем чуть-чуть — и их обоих накрывает глыба. Темнота. Смерть. Машка просыпается в холодном поту, предчувствие обнажено до последнего нер-ва. Она рассказывает сон Андрею. Он смотрит мимо неё стеклянным взгля-дом и молчит. И Машка думает: «Как Кай с Гердой. У Кая в сердце осколок льда. Он не слышит Герду. Не чувствует её. Он стал чужим: холодным, без-различным, жестоким. У него больше нет сердца». И что делать — Машка не знает.
216
Иногда мне кажется, что предательства не существует. Просто люди меняются. Когда муж и жена долго живут вместе, кто-то меняется, а кто-то стоит на месте. Рифма получилась. Любовь проходит, остаются общие ин-тересы. А когда даже интересов общих нет — зачем нужна семья? Дети вы-росли. Один стоит на месте, другой хочет идти дальше, но его не пускают. Интересов нет. Любви тоже нет. Развод — это самое лучшее, что придума-ло человечество. Развод — это изобретение. Это ноу-хау. Это такое науч-ное открытие, за которое полагается Нобелевская премия.
Как часто я слышу от девушек-стерв (есть такая категория женщин), что замуж выходят для того, чтобы использовать мужчину. Он будет обес-печивать тебя и твоих детей, а при разводе отстегнёт б;льшую часть «на-житого вместе имущества». Потом будет платить алименты — 33% на дво-их, на тебя и ребёнка. Это по закону. Замуж выходят потому, что мужскую работу женщина делать не умеет. А если умеет? Маша, например, может и полочку сама соорудить, и мебель по схеме собрать, и утюг починить. Не знаю, зачем нужен мужчина? Маша всё умеет делать сама. И никого не хо-чет использовать. Так её родители воспитали.
Маша с Андреем познакомились на улице. Мороз и солнце — день чу-десный! — воскликнул бы Пушкин. Маша шла с Пашиной вдоль сугробов, за ними медленно, вразвалочку пристроились два парня: один высокий, вто-рой пониже, оба в куртках «аляска», норковые шапки надвинуты прямо на брови так, что глаз не видно. Маша с Пашиной шли и смеялись, они купили лотерейные билетики, где нужно было ногтём соскрести металлический на-лёт.
— Что у тебя? Выигрыш? — смеялась Маша.
— А у тебя выигрыш? — перекривила Пашина Машку.
Сзади гоготали парни. Оказывается, они тоже купили такие же лоте-рейные билетики в том же киоске. И их так же веселила мысль о выигрыше.
Не долго думая, тот, что пониже, обогнал Машу и встал прямо на про-ходе. Проход узкий, скользкий, справа и слева высокие сугробы.
— Имя, сестга, имя! — сказал незнакомец.
Маша подумала, что он кривляется, копируя известного актёра. После оказалось, что парень не выговаривал букву «р». Вернее, он выговаривал «р», но слишком уж мягко. К тому же, они выпили по кружке пива, поэтому их смелость граничила с наглостью.
— А вот не пущу, пока телефон не скажешь! — настаивал Андрей.
Маша смеялась неизвестно чему. То ли тому, что этот наглый «атлет» возомнил о себе невесть что, то ли тому, что он не выговаривал букву «р».
— Считаю до тгёх — газ! Два! Тги!
Маша покатывалась от смеха.
217
В конце концов, насмеявшись вдоволь и неизвестно чему, а интеллект у парня явно присутствовал, и чувство юмора так же имелось, Маша сказа-ла:
— Первые две цифры — день рождение пионерской организации, вто-рые две цифры — скорая помощь, а третьи две цифры — найдёшь, если за-хочешь, методом подбора, — Маша шагнула в сугроб и провалилась по по-яс.
Через две недели раздался звонок:
— Кто это? — спросила Маша, хотя узнала незнакомца с первого сло-ва.
— Зингельшухег.
— Зингельшухер, а почему так долго не звонил?
— Две последние цифгы подбигал.
Слово за слово — и два часа прошло незаметно. Маша и Андрей стали встречаться.
* * *
— Я хочу вернуться в прошлое, чтобы изменить своё будущее.
— Как именно, Маш?
— Я хочу попытаться вернуть своего ловеласа в семью. И жить с ним долго и счастливо, пока не сломается компьютер.
— Ты же утверждала, что он всю кровь тебе выпил?
— Подумаешь, кровь. Главное — нервы. А нервы у меня — канаты.
Когда Маша разводилась, она вынесла мне весь мозг, а теперь она хо-чет вернуть мужа назад. Интересно. Может быть мне всё, что она говорила, показалось? Может быть, мне всё это приснилось?
— Три фразы моего Андрея, после четырнадцати лет совместного про-живания, — сказала Машка, — за полгода до развода, я не забудет никогда. Лен, я хочу проанализировать эти фразы, вот послушай.
— А оно мне надо?
— Ну, послушай!
— Первая. Ты кормила меня одними личинками. Вторая. Ты не смогла сделать мою жизнь интересной. Третья. Ей говорят, что её не любят, жить с ней не хотят, а она цепляется.
Итак: Тыкормиламеняоднимиличинками... Смотри, родители воспи-тывали меня строго. В первую очередь — муж и его интересы, во вторую — всё остальное. Я никогда не садилась смотреть сериалы, когда знала, что муж должен вот-вот прийти, а на обед нет горячего — первого и второго. Свекровь с кухни не выходила. Свекор даже телевизор ей туда поставил. И диванчик. Свекровь вкусно готовила, вкусно пекла и имела кучу других та-
218
лантов, которые зарыла в землю. И мне приходилось жить по такому же не-гласному уставу этой семьи. А куда деваться? Я сопротивлялась, как могла. Но я была одна, а у них целый клан. Мафия. Как и свекровь, я постоянно что-то готовила, пекла, принимала гостей (родителей мужа и всех их родст-венников), ухаживала за ними, типа подай-принеси, развлекала. В общем, постоянно что-то тёрла, мыла, чистила. К тому же, я работала как прокля-тая на трёх работах: основная на заводе «Сименс», два раза в неделю «пуцки» у бабушек и по субботам свадьбы. До кровати доползала никакая. И это была моя жизнь. И когда муж мне сказал, что я его кормила одними личинками, мне было так обидно, так обидно, что не знала, как жить даль-ше. Я подумала: «Что за бред несут мужики? Почему? Чтобы оправдать свои подлые поступки? Ведь если бы я плохо готовила или не готовила во-обще, наш брак распался бы сразу, в первый же год. Мой муж умел гото-вить только два блюда: жареную картошку и жареные яйца.
— Маш, ты вкусно готовишь. Забудь!
— Ладно, дальше. Ты не смогла сделать мою жизнь интересной... Все, с кем мы семьями дружили в Германии, были мои друзья: школьные подру-ги, коллеги по работе, коллеги по творчеству, просто хорошие знакомые. Когда я стала писать книги и мои статьи стали брать в печать, нас часто приглашали на творческие вечера и встречи. Я пела свои песни под гитару, читала стихи. Муж ездил всегда со мной. Первое время. Он любил праздни-ки, любил выпить в весёлой компании и вёл себя прекрасно. Мне завидова-ли все подруги и говорили: «Какой у тебя замечательный муж. Просто ла-почка… как он с тобой живёт?»
После вечеров, когда мы ехали на поезде, я всю дорогу его расталки-вала, чтобы сделать пересадку с поезда на поезд. Он напивался в «зюзю». Если мы ехали на машине — он спал на заднем сидении. Мы приезжали до-мой, я его затаскивала в квартиру, укладывала на диван в зале, раздевала, разувала, укрывала одеялом и ставила на столик бутылку с минералкой. Однажды моя подруга, наблюдая за моими действиями, сказала: «Ну, ты даёшь! Я б уже убила…» «Понимаешь, он добрый и слабохарактерный. Его родители под себя подмяли…» «А ты ему вообще кто, прислуга?» «Жена, но почему-то на последнем месте… на первом — сын, на втором — мама, папа; на третьем — бабушка и дедушка, а на последнем — уже я…»
— Маш, ты очень жизнерадостный и весёлый человек. У тебя потряс-ное чувство юмора. Забудь!
— Ладно, дальше. Ей говорят, что её не любят, жить с ней не хотят, а она цепляется...
Что касается последней фразы, то после развода свекровь сказала: «Ты — не боец! Собрала вещи и уехала в Россию. За мужа надо бороться…»
219
А муж позвонил из Китая на мобильный и час «двигал крышу», мол, я сама во всём виновата, у меня всегда было много поклонников, а потом я оставила его бедного одного на восемь месяцев и уехала к родителям. Ни тепла, ни ласки, ни секса. Он так и сказал: «И что я должен был делать? Узелки вязать?» А ведь я уехала после его слов: «Извини, я полюбил дру-гую женщину…» И даже скандал не закатила, сил не было. Устала, как за-гнанная лошадь.
— Я всё понимаю. Маш…
— Лена, мы поженились по большой любви, хотя его родители всяче-ски врали, хитрили и изворачивались. Я это видела и слышала, и с самого начала почувствовала, что это за люди. Они ждали вызов в Германию, и моё присутствие в жизни их единственного сына было некстати. Вызова долго не было, и родители мужа потеряли всякую надежду. А когда вызов пришёл, мы уже давно сыграли свадьбу и родился сын. Меня в документах не было, поэтому в Германию они поехали втроём. Никогда не забуду одну ужасную несправедливость: когда я уехала в Россию, после того, как он сказал, что любит другую женщину, после развода он поставил мне в уп-рёк: «Ты уехала. Меня бросила. Я что, должен был узелки вязать?»
Машка уже начала всхлипывать:
— А когда он уехал в Германию, бросив меня с ребёнком одну, о своих узелках он как-то не думал. То, что я остаюсь без секса — это ерунда. Об этом никогда и речи не было. Ему оставаться без секса, когда это выгод-но — тоже не страшно! А вот, когда невыгодно — это целая катастрофа! Без секса прожить… Итак, я осталась одна, с месячным ребёнком на руках (кстати, это было первое предательство, а дальше случилось — и второе, и третье), с двумя ящиками водки на балконе и «деловыми родителями», ко-торые занимались своим бизнесом с утра и до ночи. По полгода они не по-являлись в городе, и поэтому даже за хлебом сходить было некому. Муж не оставил ни копейки, зато оставил водку и сказал: «Будут нужны деньги — продавай!». Всю водку выпили его друзья — постепенно, бутылку за бутыл-кой. Приходят, просят. А как откажешь? Как деньги возьмёшь со студентов? После развода все родственники мне говорили, что Андрей женился по рас-чёту, хотя я верила в его искренние чувства. Андрей в самый ответствен-ный момент сказал мне главные слова: «Нет, мы поженимся, я же люблю тебя!».
— Я тоже так считаю, если честно.
— Что? — удивилась Машка.
— Что твой Андрей проныра.
— Да…У моего отца было две фирмы, полный комплект импортных ма-шин, и четырёхкомнатную квартиру мы получили в подарок сразу после ЗА-
220
ГСа. Это были девяностые шальные годы. Отца два раза хотели убить, пару раз закрывали в тюрьму.
Андрей был балованным единственным ребёнком. Он хоть и знал в три года «Генерала Топтыгина» наизусть, как хвасталась моя свекровь, свои проблемы решать не умел. Лень шагала впереди него. Мама работала в учебной части университета, где он учился, и постоянно хлопотала по по-воду зачётов и экзаменов. Андрей безбожно прогуливал лекции. Он жил легко и весело, в своё удовольствие: занимался боксом, бодибилдингом, ка-ждый день встречался с друзьями-однокурсниками (их было четыре друга) и всегда знал, что родители рядом. Он был неплохим парнем, но слишком молод для семейной жизни. Он не умел брать ответственность, зарабаты-вать деньги, кормить (обеспечивать) семью. После свадьбы мои родители взяли его к себе на работу. Так было выгодно всем. Андрей ночью сторо-жил папины машины, а днём учился. После обеда возил мою маму по делам и получал за это зарплату шофёра. Я сидела дома одна, с ребёнком, Андрея не видела сутками.
— В общем, устроился он удачно, подытожила я. — Машины менял как перчатки, деньги были, в институте всё на мази, жена — глупая курица, ни-чего не требует, кроме любви.
— Вот именно, Лен!
— Когда Андрей приезжал на лекции в институт на новой японской Хонде, а на следующий день — на Мицубиси, а через неделю — на Тойоте, друзья-студенты исходили слюной. Андрей с детства грезил машинами и мечтал иметь свой личный транспорт. Но его родители были обыкновенны-ми государственными служащими, ютились в двухкомнатной квартире, по-лучали мизерную зарплату и кое-как сводили концы с концами. Они были российскими немцами, трудолюбивыми и честными, поэтому шансов «вы-расти» в материальном плане — не было. Отъезд на историческую Роди-ну — как лотерейный билет в счастливую жизнь, — стал новым витком в их непростой биографии. В Германии они «поднялись», купили машину с нуля, дом, работали на хорошо оплачиваемой работе, каждых год ездили на ост-рова. Он — ведущий инженер, начальник отдела и правая рука шефа, она — товаровед, сидела в бюро. В Германии Андрей учился очень долго. Как я уже говорила, лень шагала впереди него. А я не боялась хвататься ни за какую работу. Германия меня встретила «с распростертыми объятиями»: с педагогическим высшим образованием я работала на заводе, на фабри-ках, в магазинах продавцом, мыла туалеты, подрабатывала техничкой и домработницей в частных домах, пекла булочки в пекарне, переставляя тя-жёлые железные листы в печь, работала на плантациях винограда, по суб-ботам вела свадьбы и юбилеи. А когда не работала на производстве — ра-
221
ботала дома, пекла, жарила, парила, водила сына на футбол, дзюдо, рисо-вание и гитару, прогибалась под занудливую и педантичную свекровь.
— Помнишь, мать?
— Что?
— Я хочу учиться, — однажды заявила ты, не выдерживая нагрузок.
— Да, и что услышала? «Сначала пусть Андрей выучиться, потом ты пойдёшь. Ваша семья двух студентов не потянет», — спокойно аргументи-ровал свёкор тоном, не терпящим возражений.
— Маш, успокойся.
— Не могу. Однажды, когда Андрей выучился и уже давно работал по специальности, как инженер машиностроения он поехал в Трускавец подле-читься. Там познакомился с одной хищницей, которая впоследствии стала его любовницей, а потом и женой. В тот момент я находилась в слабой по-зиции. Сильно заболела. И последовало очередное предательство мужа. Хищница очень быстро пометила свою территорию и родила моему люби-мому мужу двух сыновей. Так я не успела выучиться ни на какую профес-сию.
— Зато сейчас выученная. Тебе хорошо?
— Да! Почему только после развода моя мечта осуществилась? Я де-сять лет шла к этому: получила в Германии ещё одну профессию, востребо-ванную. После развода, чтоб он сгорел, он и все его родственники — изда-ла две книги, записала диск со своими песнями, успела поработать на ра-дио и купила себе небольшой участок земли. Каждый год езжу отдыхать на море. Прошло десять лет, а будто — один день. Эти десять лет были самы-ми счастливыми в моей жизни. И я не знаю, зачем вообще нужны мужчи-ны?
— Всё. Высказалась? Про твои проклятья — я не согласна. Смотри, благодаря разводу ты сколько в жизни успела? А если бы жила дальше в этой дебильной семье, что бы из тебя получилось? Правильно. Ни-че-го.
— Согласна.
— Ты пойми, Маш, он во всём сделал виноватой тебя только по одной причине.
— По какой?
— Он сам виноват и быстренько свалил всю вину на тебя, типа, ты плохая, а он хороший. Поверь, если у него есть хоть граммулечка совести, он до сих пор мучается, что так поступил с тобой. Забудь!
222
* * *
Когда Маша вернулась из прошлого (от Рената) ни с чем, она сразу спросила:
— Лен, ты же сдала мою квартиру?
— Сдала.
— Вещи забрала себе?
— Забрала. Попрекаешь?
— Констатирую: жить мне негде.
— Негде. Живи у меня, — встрепенулась я. — Дом большой, места всем хватит. Только недолго.
— Спасибо, не надо. Я лучше вернусь к мужу. Попробую поступить по-другому. Помнишь переломный момент?
— Да, ты много плакала тогда…
— Знаешь, наверное, в тот год я просто очень устала, и у меня не бы-ло сил бороться за семью из-за химиотерапии. Сейчас я чувствую в себе ог-ромный потенциал.
— Не говори шаблонами.
— Хорошо. Я ушла…
Маша влетела в сцену, когда Андрей сказал ей о своей любви к другой женщине. В тот злополучный вечер она выскочила из квартиры без денег и ключей. Побрела пешком до вокзала, это где-то два часа. Всю дорогу реве-ла. На морозе, столь не типичном для Германии, слёзы застывали в малень-кие бриллиантики на щеках. На вокзальных часах стрелка остановилась на двух часах ночи. Последний автобус в будний день ушёл полчаса назад. В выходные автобусы ходили каждый час, и ночные автобусы также работали по графику. В этот день следующий автобус шёл в Машину сторону только через полтора часа. Маша все полтора часа проревела. Подошёл автобус, она села на переднее сидение, без денег, без ключей от квартиры, без до-кументов. Шофёр попросил билет. Маша молчала как глухонемая. Шофёр задержал выезд и вежливо попросил Машу выйти без билета из автобуса. Маша молчала. Она хотела умереть. Через пятнадцать минут приехала по-лицейская машина, молодой полицейский вошёл в автобус и попросил вый-ти с ним на улицу. Маша поднялась и вышла. Она была хорошо одета: шу-ба, красный вязаный берет, красные вязаные перчатки, шарф и красные са-поги на небольшом каблучке с кожаной вставкой по бокам. Автобус уехал, а Машу подвели к полицейской машине, где стоял второй полицейский.
— Вы можете идти домой.
— Возьмите меня, пожалуйста, в полицию, — попросила Маша, захлё-бываясь плачем. — Пожалуйста!
223
— Женщина, идите домой, — спокойно сказал второй полицейский и сел в машину. Маша стояла в растерянности. Её даже в полицию не брали. Не заслужила.
…Когда Андрей сказал: «Извини, я люблю другую женщину!», Маша не ушла из дома и не встретила полицейских. Она пошла и набрала себе ванну горячей воды, вылила туда полбутылька розового масла, накидала в ванну веточки лаванды и залезла в божественную воду, напевая песню «Жил да был Брадобрей…»
Андрей сидел за компьютером, играл. Дальше события развивались совершенно по другому сценарию. Когда Андрей спросил:
— Ну что? Ты летишь в Россию? Билет покупать в один конец? Как ты и мечтала все четырнадцать лет?
— Нет, — сказала Маша, — я передумала лететь в Россию. Мы с тобой ни разу за последние три года не съездили без сына в романтическое путе-шествие к морю. Ты же знаешь, я люблю море.
Андрей опешил. Скорее всего, у него уже были другие планы. Мыслен-но он уже провожал Машу на самолёт и так же мысленно «переезжал» в объятия к другой женщине. Не тут-то было. Свекровь после развода сказа-ла, что Маша — не боец. Ещё какой боец. И вы все скоро в этом убедитесь, дорогие.
…
Маша похудела. Почти каждый день стала бегать с мужем в лесу. Сре-ди друзей ходил анекдот:
— Андрей дома?
— Нет, он бегать поехал.
Машка нашла себе работу в небольшой, но известной фирме. Сменила гардероб и причёску. Мужу стала готовить первое, второе и третье. Хотя она всегда и готовила, но не так разнообразно. Без творческого подхода. Обложилась поваренными книгами, к каждому блюду, как принцу Монако, делала особый дизайн. «Чтоб ты сдох от обжорства», — каждый раз думала Машка.
Звонки, которые поступали «с той, враждебной стороны» вежливо сбрасывала, а если не сбрасывала, то кричала в трубку «алло» таким счаст-ливым голосом, как будто только-только у них с Андреем был трёхчасовой умопомрачительный секс. Маша помирилась со свекровью и попросила у неё помощи. Свекровь, естественно, была на стороне Маши. Может быть, Маша и не входила по мнению свекрови в образ идеальной жены, но всё же она была женой, матерью их любимого внука. И четырнадцать лет бок о бок, и в радости, и в горести — уже привычка. А та, новая, — чужая тёт-ка — не знаешь, что от неё ожидать.
224
Когда Андрей спросил: «Ты поедешь со мной жить в Китай?» — Маша тут же ответила: «Конечно. Я же твоя жена. Куда иголка, туда и нитка».
Тут же Маша вспомнила, как она ответила Андрею в прошлой жизни:
— С ума сошёл, что ли? У меня здесь всё: и работа, и друзья, и литоб-щество. И английский я не знаю. Сто лет потратила на то, чтобы выучить немецкий. Теперь сто лет нужно учить английский? Одновременно работая поломойкой? Это мы уже проходили: без языка, в чужой стране… всё с ну-ля… Ты издеваешься надо мной? Нет!
Андрей был единственным сыночком в семье и всегда делал то, что хотел. Это в природе эгоистов. Думать только о себе. Машка четырнадцать лет подстраивалась, но вдруг устала. Это было в прошлой жизни. В этой — нужно было всё менять, и Маша засучила рукава.
Через полгода отчаянной борьбы Андрей вновь влюбился в свою род-ную жену. Как говорят спортсмены, у него открылось второе дыхание.
В Китай поехали втроём: Андрей, Машка и сын Стёпка. Маша назвала сына в честь Кукушкина, хотя свекровь предлагала другие имена, распро-странённые у российских немцев: Роман, Яков, Вальдемар (Владимир), Вик-тор. Мужу было по барабану, какое имя будет у сына. Как он всегда гово-рил: «Называй хоть горшком, только в печь не ставь!» В тот день они с друзьями хорошо отпраздновали рождение нового человека, в квартире стоял гусарский полк (остановились на постой). Во главе — поручик Ржев-ский:
— За милых дам! — произнёс Андрей. Он был уже на рогах и не пони-мал, что несёт, как тот Киса, который пришёл в ресторан и сказал: «Щас выпью и разойдусь!» — За дам и за не дам.
— Но лучше — за дам! — подхватили гусары.
Когда Машины родители неожиданно нагрянули в квартиру, чтобы за-брать вещи для ребёнка, компания была поймана с поличным. Маше ничего не рассказали, поберегли её. Подумаешь, напился. Хорошо, что хоть не из-менил. А то я читала в интернете одну историю с видеороликом: жена — в роддом, муж — на ****ки. И ничего, потом ещё три года жили в дружной и счастливой семье. Шила в мешке не утаишь. Когда муж загулял во второй раз, тут-то соседи не выдержали, доложили жене: «А помнишь, ты в роддо-ме лежала?»
В Китае было тяжело: в каждой стране свои законы и порядки.
Здесь о Китае: загрязнение атмосферы, повышенная рождаемость, се-мидневка и рабочие-трудоголики, полное одиночество и полная изоляция от общества из-за незнания языка: ни английского, ни китайского. Литера-турного общества в Китае не было, Маша продолжала поддерживать пере-писку с Леной, Мишей и другими друзьями по творческой жизни. Мишка пи-сал замечательные письма: ласковые, подробные. В каждом письме намёк,
225
в каждом письме интрига. Маша думала, что не заслужила такой любви. Она никогда раньше не встречала однолюбов.
Маша писала из прошлого на «емелю», и в нашем настоящем мы полу-чали от неё письма. Странно, не правда ли? Это что-то.
* * *
Сегодня я повезла детей в бассейн без мужа. У Владимира наклюну-лась шварцовка (это такая левая работа, она называется ещё «работать по чёрному», то есть — без высчетов на государственные налоги).
В машине завязался спор: кто-то кому-то что-то не отдавал. А кто-то настаивал. Мне пришлось прикрикнуть на детей, и тут же в машине на пе-реднем сидении появилась Машка. «Встань передо мной — как конь перед травой!» Я резко дёрнула руль влево и въехала на бордюр:
— Прибью когда-нибудь!
— Извини.
Припарковав машину и отправив детей погулять, стала пытать путе-шественницу:
— Что случилось?
— Я так больше не могу!
— Что не можешь?
— Жить не своей жизнью. Понимаешь, я под него прогнулась до само-го «нельзя». Я устала.
— Ясно. А в чём твоё «прогнулось» выражается?
— У тебя есть с собой помада? — Машка потянулась к бардачку, от-крыла.
— Там бордовая где-то.
Машка открыла колпачок, направила на лицо зеркало, стала красить губы:
— Не поверишь, первый раз за два года крашу губы.
— Почему?
— А для кого их красить? Дом, хозяйство, полное растворение в люби-мом муже, сын со всеми потрохами — на мне: уроки, тренировки, всесто-роннее развитие.
— Какое-какое развитие?
— Ну, музыкальное, физическое, интеллектуальное. Вожу его на тре-нировки по винь-чуну, дзюдо и на футбол. По вечерам мы разгадываем вместе кроссворды, после школы читаем китайских философов.
— Каких-каких философов?
— Лена, не тупи! Китайских. Философы Китая делятся на категории по эпохам. Например, эпоха Мин, Сун, Тан, Хань…
226
— Я только Конфуция знаю… А сама-то ты как?
— Не видишь? Мёртвая я. И даже китайские мудрецы не смогли меня спасти.
Чтобы стимулировать детей и ускорить их реакцию на свою просьбу, крикнула детям что-то матершинное. Мы хорошенько упаковались в маши-ну и поехали к Мишке.
— Сейчас завезу их к свекровке и поговорим. Мишка сейчас дома. Он будет рад.
Маша что-то скрывала. Что-то она не договаривала. Причина её воз-вращения была совсем иная, нежели она мне озвучила. Ладно. Разберёмся. У Миши я её раскручу.
Мы уселись в зале на диван, а Миша не знал, что с нами делать. Маша взяла в руки Мишкину гитару, которая пылилась в углу за стеллажами.
— Чай? Кофе? Потанцуем? — начал прикалываться Миша.
— Да мы даже чаю не попьём. Сядь.
Миша сел. Маша спела свою новую песню. На последнем куплете я взяла у неё гитару и поставила обратно за стеллажи.
— Так в чём дело, Маша? Что не так? Ты стремилась сохранить семью. Ты исправила все свои ошибки. Ты сделала невозможное, и?
— Нет любви, Лена. Любви нет. После двадцати пяти лет совместной жизни любви нет вообще. Есть что угодно — привычка, привязанность, об-щие цели, например, расквитаться с кредитом, а вот любви — нет. И тут-то появляются любовницы. Причём, они ни чем не лучше, уверяю тебя!
— Да, ты права, мы, жёны, постоянно их грызём, а они, любовницы, дуют в уши то, что мужики хотят услышать, мол, ты самый умный, добрый, смелый, в общем — самый-самый, и так хочется, так хочется наследника, чтобы был похож на тебя.
Они нагло врут, что для них самое ценное — это семья и дети, коро-че — всё то же самое, начинай сначала…
Я больше чем уверена, когда женщина постоянно «поёт», что для неё на первом месте семья и дети, выйдя замуж, она начинает жрать мозг му-жа. Спокойно так, уверенно. Она жрёт его мозг, жрёт его свободное время, его свободу, его личное пространство, его интеллект. Многие мужчины, в том числе и Машкин муж, поначалу не замечают опасности, которая на них надвигается как тайфун. Эта черта, сущность самки богомола, когда во вре-мя спаривания пожирается партнёр. Во время конфетно-букетного периода настоящая цель шпионски замаскирована. Как только шагнули в ЗАГС — всё. Самка богомола во всей красе.
Миша нас с Машей тактично игнорировал, вися на телефоне с москов-ским издательским домом.
— Девчонки, без обид. Важный проект.
Мы молча встали, убрали за собой чашки, сложив их в мойку, и поеха-ли домой. Это всё.
227
Я села за руль, Машка справа.
— Ты когда на права сдашь?
— Мне и так неплохо. Вот смотри: на права деньги нужны? Нужны. По-том срочно нужно машину покупать. Потом страховку оплачивать каждый год. Плюс подоходный налог за машину. Бензин, опять же. А я, Лена, одна. У меня нет мужа с тремя тыщами заработной платой.
— Да, упустила ты время. При муже не сдала на права, а теперь-то че-го?
Я резко развернула транспорт. Машку повело влево:
— Тем более, мать, чтобы после учёбы хорошо научиться ездить, нуж-но не один раз машину покалечить. Согласись?
— Да, лично я два раза в столб въезжала, — кивала я головой. — И один раз в бампер чужой машины. Хорошо, мой Вовчик человек добрый и отходчивый, поорал-поорал, да успокоился. Мотивировал свою отходчи-вость тем, что я могла бы погибнуть и он бы расстроился. Переживал не за машину, а вот именно — за жену! Сам, наверное, только об этом и мечтает.
— Лен, а ты изменяла ему хоть раз?
— Нет.
— А он тебе? Не считая тот один раз прямо на вашей свадьбе.
— Не знаю. Говорит, что нет.
Машка призадумалась:
— За двадцать пять лет и ни разу муж не изменял? Ну-ну…
— Я спрашивала, он сказал — нет.
— Глупая ты женщина, Лена, ты для того и спрашивала, чтобы услы-шать «нет». И мудрый муж всегда скажет «нет». Он знает, что ты для этого и спрашиваешь его, чтобы «нет» услышать. Неважно — враньё это или не враньё. Все браки на вранье держатся. Чем изощрённее и тактичнее врут супруги — тем крепче их брак. Осторожно! Чуть бабушку на пешеходе не сбила… Держи себя в руках.
— Маш, я мудрая женщина и горжусь собой. Думаешь, я не знаю, что мужчины — примитивны? Им что главное? Пожрать вкусно да чтобы ты все-гда подмытая ходила, чистая как стекло, с утра до вечера — чистая и под-мытая, как будто только и ждёшь, когда тебя трахнут. Как будто у тебя дру-гих дел нет и детей нет, и забот по дому нет — а только ждать, когда тебя трахнут. И, заметь, не дай Боже, жена заболеет — не сможет готовить или трахаться. Например, гинекология какая-нибудь… Он ведь сразу слиняет. Сразу! Я это, Маша, прекрасно понимаю. На моём понимании наш брак и держится. Потому что все браки на женщинах-дурах держатся. Практически все мужья считают так: курица — не птица, женщина — не человек. На са-мом деле мы мудрее их.