В этот раз нас погрузили в обыкновенные Уралы, тентовые как простой военный транспорт. Мы начали движение двумя колоннами в центр города где виднелись несколько высотных зданий, часть их принадлежала "Терра-групп", а часть принадлежала другим организациям. Нам нужно было пробиться к главному офису компании "Bear" находившемуся в самой низкой из высоток стоявшей немного в стороне от основного массива новостроек. Впрочем, здание целиком принадлежало какой-то русской компании занимающейся разработкой каких-то новых примочек, точнее я не знал, но достоверно было известно, что "Bear" была их дочерней компанией и занималась обеспечением безопасности этого здания, а также всякими военными операциями за пределами страны, но с этим можно было еще поспорить. Главное правило было простым: "Если вас поймали, взяли в плен или вы сами сдались то компания затрёт вашу память без выплаты компенсации и заработанных денег". Стирание памяти происходило довольно просто. У каждого бойца был при себе "ММСС", который служил не только для связи, но также и для излучения какого-то поля с определенной кодировкой волны, и как только в это поле попадал человек, у которого в крови находилось некое вещество, которое было введено ему перед подписанием контракта, то это самое вещество активировалось после чего в мозгу повреждались участки памяти, которые были сформированы после инъекции. Достоверное известно, что у каждого из сотрудников, свой так называемый ключ для удаления воспоминаний, он уникален и не повторим, и если другой сотрудник попадет в радиус действия поля для активации ключа, то ему не чего не будет. Но это не гарантировало что память тебе не сотрет летящий свинец на сверх звуковой скорости, который за доли секунды оборвет твою жизнь.
Колонна двигалась не сильно быстро, где-то тридцать километров в час. Издали доносились звуки стрелкового боя. Будь я на месте ребят из "USEC" которые были дочерней компанией "Терра-групп" и с которыми нам предстояло сейчас схлестнутся в бою, то я бы не побрезговал подогнать танк или какую ни будь тяжелую артиллерию и не прицельно без избирательных целей, в упор бы расстрелял здание с засевшим в нем противником. Но видать танка у них не было, как и чего-либо такого же грозного и опасного, поэтому они довольствовались всяческими гранатометами, и подствольными гранатами, звуки от разрыва которых то и дело перекрывали автоматные очереди.
Это хорошо когда у противника нет тяжело бронированной техники, тайфуны и прочие броневики на которых не установлены крупнокалиберные орудия не в счет. Потому что наносить урон они не могут и предназначены только для транспортировка пехоты и обеспечения оной всем необходимым на поле боя. Впрочем мы также не располагали чем либо серьезным, точнее как, располагать то располагали, но вот вести технику в город нам не позволили, мол у нас тут всего лишь спасательная операция и не чего больше. Приехали, забрали, уехали. И все, не каких лишних движений. Но что-то мне подсказывало, что вот-вот и мы попадем в такую задницу из которой выбраться получится не всем и хорошо если нас не расстреляют на подходах к зданию. А ведь это вполне возможно, по факту мы то едем не в броне, а на простых Уралах и нас от внешнего мира разделяет только тонкий брезент тента и все, абсолютно не какой защиты кроме той что надета на бойцах. Остаться бы в живых на этом выезде и...
Ход моих мыслей прервал оглушительный взрыв в ста метрах спереди от нас. Это было попадание из гранатомёта в один из тайфунов, которые шли первыми. Но тайфуны не пальцем деланые и броня их крепка, поэтому наша колонна как не в чем не бывало продолжила свой путь, и спустя десять секунд вовсю застрекотал пулемет, подавляя огнем то место откуда только что был произведен выстрел из РПГ. Вот так и на, нас встречают уже на подлетах, а что будет когда мы проедем частный сектор и начнём движение по городу, среди панельных многоэтажек, где каждое окно будет потенциальным дзотом и укреплением для противника.
Пулемет также внезапно стих, как и оглушительный взрыв от РПГ прогремевший меньше минуты назад. И уже через пол минуты начали раздаваться неровные одиночные с рваным ритмом выстрелы из автоматов. В обе стороны от бортов летели пули, шальные и не прицельные, это скорее было как акт запугивания, нежели чем прицельный огонь на поражение, но сейчас нельзя было иначе, просто нельзя. Потому что если противник не укрывается от летящих в него пуль, пусть даже и не прицельных, и шальных, то он будет целится в вас и ждать удобного момента для нападения.
Колонна не спеша начала пересекать железнодорожную насыпь, а с права и немного спереди по ходу движения было небольшое фабричное здание, с огромной трубой. Скорее всего это была какая-то котельная, служившая для обеспечения города теплом. От нее в разные страны тянулись метровые в диаметре трубы, укутанные в теплоизоляционный материал. Тента уже не было, его скинули как только произошло первое нападение, и большие капли дождя мерно барабанили по кевларовым каскам на наших головах, стекая неровными струйками на пончо, а затем и вовсе пропадали где-то под металлическим настилом полотна кузова.
Я сидел по правую сторону борта и поэтому не мог видеть, что творится у меня за спиной, как только наш Урал въехал на железнодорожную насыпь и передними колесами пересек первый путь, машина резко содрогнулась, время словно остановилось и периферическому зрению стала доступна ужасающая картина. На скорости не менее восьмидесяти километров в час, в наш грузовик до отказа набитый людьми влетел товарняк. Превратив всю кабину и часть кузова в сплошной фарш из метала и людских тел. Изуродованная машина завалилась на бок, товарняк протащил ее не более пяти метров, но и этого вполне хватило что бы убить большую часть находившихся внутри бойцов.
Я лежал в груде из тел. Некоторые из них судорожно шевелились, другие громко стонали, а третьи были без движения. В груди сильно болело, а в правую кисть словно воткнули раскаленные гвозди. Стекло тактических очков было залито чем-то грязным и через него практически не чего не было видно. Сильно пахло соляркой. Сознание — вот-вот должно было провалится в небытие.
Нельзя допустить этого подумалось мне, если я отрублюсь вот здесь прямо посреди поля боя, то смерть мне гарантирована, нужно привести себя в чувства и выбраться живым из этого места, а потом наслаждаясь ярким солнцем каких ни будь карибских островов наслаждаться жизнью. Жизнью, на которую я уже хорошо заработал, только бы выбраться, а там и уже и море, белый песчаный пляж и голые мулатки, игриво зазывающие меня присоединится к их игре в пляжный волейбол.
Глубоко вдохнул несколько раз. Воздух горький и с привкусом крови. Моей крови. Сука! Да что за невезуха то! За последние двое суток, оказаться второй раз в такой вот жопе, это нужно иметь просто чертовское везение. А ведь может получится так, что все свое везение я уже исчерпал, и мои ангелы хранители устали спасать мою бестолковую душонку, которая так и норовит залезть в новую более глубокую задницу с более четким и ярко выраженным намеком на то, что сегодня может быть мой последний день.
Эх... Андрюша, Андрюша! Не о том сейчас ты думаешь! Не о том! Давай ка думай, как ты из этой братской могилы будешь выбираться, ведь твоим способностям явно есть придел, и ты можешь в любую секунду отдав душу господу, почить на этой сырой земле. Надо оно мне? На не надо! В топку такие перспективы! И больно прикусив губу я рванул что есть мочи на себя правую руку.
Неистовая боль прокатилась по всему телу волной. Рот сам открылся и из него вырвался душераздирающий крик. Наверное, так кричит человек, которого линчуют заживо или режут на части, аналогия получалась самая что ни наесть близкая. Но это мое действие подействовало на меня отрезвляюще. Сознание которое так упорно пыталось уйти в свои не кому не ведомые закрома, вернулось резкими кроваво красными толчками и разноцветными всполохами в глазах.
Я начал извиваться как уж и отталкивать навалившиеся со всех сторон тела. Они нехотя поддавались на мои потуги и уже через пять минут мои действия увенчались успехом. Липкий от пота, уставший и полу живой, и вот моя недобитая тушка освободивлась от оков из человеческих тел.
Отползши от борта грузовика метров на десять, а быть может и меньше, я сел прислонившись спиной к какому-то столбу, точнее это была не спина, а рюкзак скрывавшийся под пологом пончо. На груди висел мой АК-12, его я не видел из-за грязного стекла очков, но левой рукой прекрасно чувствовал рукоять пристегнутого подствольника.
Поднял левую руку к лицу, попытался протереть очки. Все четно, грязь только сильнее размазалась по стеклу, тогда я оттянув взгромоздил их на шлем. Дождь лил стеной, а на той стороне переезда которую теперь отгородил состав завязывался бой. Судя по звукам совсем не шуточный бой.
Огляделся по сторонам, и не увидел остальную часть колонны идущую за нами. Да что за чертовщина, не могли же они просто так оставить нас. Но факты говорили обратное, так как я не видел не одного бойца из другого грузовика рядом. Ситуация складывалась хуже некуда. Острая боль в правой руке заставила мысли переключится, и начать думать о том, что, и в какой последовательности мне сделать, чтобы остаться в живых.
Мне было страшно. Я не решался посмотреть на свою правую руку, которую все это время прижимал к груди. Сделав два глубоких вдоха, опустил взгляд себе на грудь. Из моей руки, чуть выше кисти где-то на середине предплечья, торчал какой-то пруток толщиной с карандаш. Медленно отодвинул руку от себя и повернул ее ладонью к себе. Дикая боль волной прокатилась по телу, лицо исказила гримаса невыносимого страдания, а перед глазами снова замелькали разноцветные всполохи. Но то что я увидел немного бодрило меня. Пруток прошел прямо между двух костей и застрял где-то на середине упираевшись в сухожилия.
Левой рукой я потянулся к аптечке на правой стороне разгрузочного жилета, расстегнул замок молнию, и достал из нее все содержимое упакованное в еще один подсумок, но только на липучке и это больше напоминал не подсумок, а сверток. Развернул его, извлек из-под фиксаторной резинки шприц-тюбик с цифрой "1", зубами свернул колпачек скрывающий иглу, и с разгону воткнул его себе в правое плече. Боль от укола я почему-то не почувствовал, но зато почувствовал сильнейшие онемение которое быстро расползалось в разные стороны от места укола, а уже через пару секунд мое тело выгнуло дугой, что было дальше я смутно понимал. Мое сознание провалилось куда-то далеко в бездну забытья но буквально через минуту его вытряхнули оттуда обратно в жестокую реальность. Правда вытряхнули его как будто не в свое тело.
Теперь у меня ни чего не болело, все чувства обострились, время начало течь немного медленнее обычного. Боюсь даже представить, что за адский коктейль намешан в этом тюбике. Правая рука больше не болела, и не веря своим ощущениям я пошевелил ей из стороны в сторону, затем взялся левой рукой за пруток и одним движением выдернул его. Вопреки опасениям, боль так и не появилась. Криво усмехнувшись начал закатывать рукав, чтобы перевязать рану. И как только я увидел то место откуда только что выдернул кусок метала, то глаза мои округлились от того что рана диаметром с карандаш зарастала на глазах.
- Еба...: - невольно вырвалось из моего рта. И это которое слово описывало все мое удивление, которое попросту переполняло меня. Нужно будет как ни будь себе заначить таких штук, по возможности по больше, думаю в будущем пригодиться и не только мне. Спустив обратно рукав, застегнул его и одним движением встал. Тело наполняла неведомая энергия, она бурлила словно гейзер в недрах земли и искала пути что бы выбраться наружу. Неплохое состояние, но боюсь может быть чревато неосторожным поведением вовремя боя, да и быть чересчур уверенным в себе еще до добра не кого не отводило, нужно будет как-то ограничивать себя что ли, а то какие бы регенеративные способности у меня сейчас не были, не известно сколько они еще пробудут, да и от пули проходящей через мозговые ткани, не один допинг не спасет.
От грузовика доносилось еще больше стонов, кто-то звал на помощь, а кто-то просто бился в предсмертной агонии издавая душераздирающие звуки разносившиеся по округе, которые смешно и нелепо тонули в грохоте от выстрелов доносившихся с той стороны переезда, где сейчас сражались бойцы нанятые на выполнение работы, за которую нормальный человек не взялся бы даже если у него не было выбора. Обычный человек решил бы просто умереть и не чего не делать, нежели тащить свою задницу, навьюченную снарягой и БК за три девять земель, что бы умереть там от собственной некомпетентности, в деле на которое подписался.
Свернув аптечку обратно в рулон, сунул ее на место и застегнул подсумок. Подошел к перевернутому грузовику. Схватился за ремни разгрузки первого кто был ко мне ближе всех и резко дернул на себя. Моему удивлению не было придела, когда стодвадцати килограммовое тело, а быть может и все сто пятьдесят килограмм, легко поддались на мои действия, так как будто это был не человек, а какая-то надувная кукла которая практически не чего не весит. Без всяких усилий оттащил бойца на пять метров от борта машины, уложил, проверил пульс, тот неровно и тихо бился. Достал аптечку из подсумка того бойца которого только что принес, извлек шприц с номером "2", сдернул защитный колпачок с иглы, вонзил ее в шею лежачего передо мной человека. Несколько секунд не было не какой реакции, затем раздался сдавленный стон и тело, которое только что лежало без единого движения изогнулось дугой, так как будто человек хотел стать на мостик, но не при помощи рук, а при помощи головы. Зрелище было еще то. Я решил, что стоять и смотреть на это представление не стоит, а стоит сейчас попробовать помочь всем, кто еще жив и не оборачиваясь я пошел снова к борту изуродованного до неузнаваемости Урала.
***
Уже через десять минут моей упорной работы, по спасению раненых товарищей и оказания им неквалифицированной, но медицинской помощи, я насчитал семерых живых человек, которые потихоньку приходили в себя и столько же тех чье состояние было несовместимо с жизнью. Семь человек — это уже что-то. По крайней мере наши шансы на выживание в бою увеличились не смотря на общую потрепанность бойцов. На удивление не у одного из них не было что-либо сломано или оторвано, а только множественные ссадины, гематомы и не глубокие рассечения мягких тканей.
Человек странное существо, он может адаптироваться ко всему, и вот бы уже казалось, что от него ждать когда он с простреленным легким четырех местах валится на землю мертвее мертвого, а потом через мгновение встаёт и ведет бой еще с пол часа при том что крови в его теле остается меньше литра. От сюда может прийти сам по себе вывод: "А что вы хотели! Психотропные препараты! На них любой может творить чудеса!". Но нет, все проще простого. Банальный страх умереть заставляет наши сердца биться как бы трудно не было и какие бы не были повреждения не совместимые с жизнью. Это и отличает нас от животных. Мы боимся умереть, хотя наверное это просто поверхностное суждение, потому что умереть это не самое страшное, куда страшнее в последний миг осознать свою никчёмность и чувство бесполезности, и страх перед неизведанным.
Из нашей группы погиб только Раш, он сидел практически вплотную к кабине и шансов у него не было вовсе. Из двадцати человек ехавших в грузовике осталось всего семеро, четыре человека из нашей группы включая меня и три человека из той группы которая недавно потеряла командира с зам командиром и которой были назначены другие два бойца. Но тут видать судьба сказала, что быть им в троим и не как иначе, потому что по-другому такое стечение обстоятельств не как не опишешь.
С всех мертвых бойцов было снято БК, аптечки, сухпай и все что могло бы пригодится и разделено между оставшимися в живых. На это все ушло времени меньше пяти минут. Теперь у меня было в два раза больше всего с чем я был из самого начала, и наполовину пустующий рюкзак еле вместил второй комплект. Сильно в весе я не заметил разницы, но на долго ли, потому что действие препарата который сейчас стимулировал мой организм могло закончится непредсказуемо, так как препараты из нашей аптечки были все сплошь и рядом экспериментальные и о какой либо сертификации даже речи не шло, по факту мы были подопытными кроликами, но уж лучше так, чем сдохнуть, хотя кто знает, быть может мне или кому-то из нас предстоит умереть от передозировки этими экспериментальными снадобьями ну или от побочных эффектов, которые стопроцентно имелись. Потому что не может быть так, чтобы такая лошадиная доза психотропных и регенеративных средств прошла для организма без вреда. Главный закон фармацевтики гласил так: "Одно лечим, второе калечим". И что именно мы будем калечить, нам еще предстояло выяснить.
Спешно и небрежно все мертвые тела и части тел, мы сложили в одну большую кучу у кузова. Туда же были скинуты и потерявшие своих владельцев Калаши, так как тащить их на себе не было возможности, мы и так были перегружены по самое не могу. Но это не остановило меня что бы снять с одного из калашей коллиматор и магнифер, авось пригодится еще.
Один из бойцов ножом пропорол бак, у самого низа, оттуда неровными толчками начала течь соляра. Мы отошли на двадцать метров и заняли позиции на склоне железнодорожного переезда возвышающегося на два метра и хорошо скрывающего все наши действия последние двадцать минут. Не будь бы этого возвышения и небольшой канавы, в которую отлетел наш изуродованный от столкновении с товарняком транспорт, нас бы уже давно постреляли бы те, кто сейчас перестреливались с другими бойцами "Bear".
Хлопнув зашипела термическая граната, и тут же словно вторя ее горению, нехотя полыхнули тела пропитанные соляркой, которая вытекла на них из пропоротого бака. Темный коптящий столб дыма начал подыматься в и без того грязно серое небо, из которого не переставая лил мелко моросящий дождь, теперь же переросший в самый что не наесть настоящий ливень. Наша сборная группа начала движение, в ту сторону куда ехал товарняк, который теперь стоял загородив вагонами переезд, и железнодорожное полотно метров на двести в каждую сторону. И как его не заметил водила Урала, ведь линия практически прямая и просматривается в обе стороны больше чем на триста метров. Это мысль все не как не хотела покидать мою голову.
***
Бой затих также внезапно, как и начался. А мы только обошли состав. Положение дел было непонятным. Можно конечно было предположить, что или наши ребята перестреляли нападавших или нападавшие перестреляли наших ребят, что первое, что второе было весьма вероятным, но также могло получится так, что колонна просто ушла с места засады и стрелять больше не было смысла.
Группа остановилась, видно было что Баркот судорожно переключает настройки в передатчике, видать будет связываться с штабом и узнавать, что нам делать. Шевеление его губ не было видно под Балаклавой, также, как и не слышно было его слов. Шум дождя просто не позволял донестись к уху тихий шелест слов. Его жесты были скупы и эмоционально не окрашены, будто куст колышется на ветру и в его действиях нет никакой агрессии и эмоций.
- Так! Группа! Слушай вводную! Нам велено зачистить эту территорию от противника, потому что колонне еще ехать назад и больше здесь их не должны задержать. И поэтому сейчас будем двигаться в ту сторону и чистить все как полагается: - он неопределенно показал рукой в сторону котельной. И от его слов у меня по спине пробежал холодок, такое чувство наверное и у скотины, которую вот-вот приговорят к сервелату, а она еще этого не знает. Мы просто закивав головами не стали не чего ему отвечать, и тут случилось нечто невообразимое. Баркот встал с колена, развернулся в ту сторону с которой мы пришли, и быстро потрусил туда, с таким темпом как будто он сейчас не на поле боя, а просто где-то на пробежке, и все это только декорации, не несущие какой-либо опасности, а так всего лишь дополнение к мрачной погоде, и не более. Что у него сейчас происходило в голове, не было понятно не одному из нас. Видать он хорошенько треснулся, ну или это на него так подействовали препараты. Но с ним явно творилось что-то не ладное. Нужно бы мне ухо держать в остро и нос по ветру, а то не ровен час когда из-за такого глупого поведения командира, можно нарваться на какие ни будь смертельные неприятности.
Через минуту вся наша группа была уже у пылающего грузовика с мертвыми товарищами. Мы пересекли дорогу, по которой ехали и не останавливаясь двигались дальше. Бежать с вскинутым автоматом в руках было чертовски неудобно, но это была меньшая мера предосторожности, которую мне стоило принять как должное. Командир же бежал с опущенным оружием, которое просто было у него в руках. Ну точно крыша поехала у него, тут в ста метрах от нас только что вовсю гремел бой, а он ведет себя так как будто там не могло не остаться ни одного недобитка или засады впереди. Старый поравнявшись со мною искоса глянул на спины впереди бегущих бойцов и не громко спросил.
- У командира крыша походу поехала! Видел, что творит?
- Угу! Что предлагаешь? - также негромко согласившись с ним спросил я. Мы не опасались что нас кто-нибудь не так поймет, так как мы были замыкающими и то что нас услышат было мало вероятно. Да и впереди была тройка из другой группы, которая явно не секла фишку что тут происходило. А происходило следующее, мы были как мишени в тире, и наши жизни — вот-вот должны были прерваться от вражеской пули, на которую вел нас наш горячо любимый командир.
- Спроси у него что происходит! И накуй хрен мы тут неубивашек исполняем!
- Сейчас спрошу. - опустив автомат я нажал на кнопку передачи и немного сбивчивым голосом спросил.
- Баркот! Что происходит? С какого хрена мы тут как мишени в тире бежим? Я еще жить хочу!
- А ты не видишь?! Давай я покажу тебе! Вон там с лева за насыпью видишь? - наша бегущая семерка остановилась.
- Что? - недоумевая и как-то растерянно спросил я.
- Бля! Ты что так гнать?! Ну вот та хрень! - он ткнул рукой в сторону высоких труб.
- Какая хрень? Ты нормально сказать можешь? - я стоял практически рядом с ним и мы общались без рации.
- Ну ты че?! Залезь на насыпь посмотри и сразу поймешь. - я все также немного растеряно но с каким-то странным предчувствием полез по щебенчатой насыпи. Щебень то и дело с шуршанием скатывался вниз. Я вылез на самый верх. Аккуратно выглянул из-за колесной пары стоящего передо мной состава. Пристально посмотрел на территорию котельной которая теперь просматривалась довольно хорошо, обернулся и недоумевающе развел руками, и в этот самый момент моя нога скользнула по мокрому щебню. последнее что я смог увидеть это, наставленный пистолет Баркота, а затем все погасло. Сознание одернувшись багровыми всполохами провалилось куда-то на задворки, туда где нет места осознанности и есть только полное забытие, и не чего больше.