Совправо
В институте народного хозяйства у нас был курс «Советское право». В рамки одного семестра собрали все тезисы, понятно, что глубоким изучением предмета там и не пахло. Да и подборка была, мягко выражаясь, специфической. Мы были вечерниками, многие на руководящих и ответственных должностях. Поэтому в курилках смеялись, что курс подобран исключительно для того, чтобы довести до сведения будущих начальников о суровом и неотвратимом наказании за возможные злоупотребления и халатность.
Преподавательница вполне соответствовала задачам, которые мы обозначили. Недавно вышедшая на пенсию кадровая работница силовых структур, которые предпочитала называть не иначе как НКВД или в смягченном варианте «органы». Произносила она это с нажимом и паузой, выразительно глядя при этом в глаза собеседнику, готовая парировать. Не у всех хватало духу ее поправить.
На первом же занятии она объявила порядок проведения и поведения:
- Я читаю без перерыва, затем задаю вопросы. После этого задаете вопросы вы, если они будут. Нарушитель регламента изучает предмет в другом месте самостоятельно. Как, меня не интересует, мое дело на экзамене оценить уровень его знаний.
Из опыта знаю, что студентов интересует биография преподавателя, и они задают вопросы. Прошу этого не делать, все, что считаю нужным, сейчас до вас доведу.
Ровно в восемнадцать лет я поступила на службу в НКВД. Отслужила на оперативной работе, следователем и военным прокурором тридцать два года. Полковник юстиции. Сейчас преподаю в нескольких ВУЗах города. Неоднократно избиралась депутатом в Советы разных уровней соответственно должности. Имею боевые награды.
Представление было на этом закончено, больше к этой теме не возвращались, обстановка ни разу за все время обучения к этому не располагала. Вопросы задавать не разрешалось, их и не задавали. В курилке обсуждали, причем здесь НКВД и военная прокуратура, самые неосторожные даже задавали риторические вопросы, на каких фронтах она получала боевые награды, не во дворце ли братьев Шумовых на Ленина 58, намекая на здание КГБ области. Потом тема, ничем не подпитываясь, иссякла.
Но надо отдать должное, вела предмет, не теряя ни минуты, и не позволяя слушателям расслабиться. Сама при этом не повторялась и не любила, когда об этом просили.
Единственный раз после прочитанного уже курса она разрешила подискутировать, когда проводила занятие по фактическим материалам. Все они были из ее богатой практики. Рассказывая, ни разу не обмолвилась о своей роли в этих делах, хотя из подробностей было видно, что принимала в них участие.
Подборка материала составлена в том же духе, но с последствиями реальными и трагическими. Особенно запомнился один, который она привела, отвечая на вопрос, что преступнее - преднамеренность или халатность. Из ее ответа выходило, что все зависит не от мотивов, а от последствий. Разница лишь в том, что намерения могут и не осуществиться, тогда как халатность факт всегда свершившийся. Наказание должно быть неотвратимым в любом случае.
После этого рассказала случай из жизни. Характер преступления был невыяснен, но последствия имел в духе времени.
Уровень соблюдения секретности поражал. Некоторые потом при обсуждении в курилке допускали, что он был преувеличен рассказчицей для пущего эффекта.
Порядок был такой: сотрудник заходил в охраняемое здание НКВД (тот самый дворец Шумовых) на охраняемый коридор нужного этажа. Все это с применением паролей и кодов. Заходил в оружейную комнату и сдавал личное оружие. Затем, пройдя по коридору с охранниками возле дверей каждого кабинета, подходил к своему, возле которого тоже стоял охранник. Система охраны и графики несения дежурств разрабатывались таким образом, что охранник мог назначаться на этот пост так, чтобы не допустить возможности сговора со следователем. Если учитывать постоянную ротацию работников системы, иногда с летальным исходом, то вероятность их повторной встречи почти исключалась. Следователь предъявлял охраннику допуск, называл пароль, тот после проверки пломбы открывал кабинет, в котором стоял большой несгораемый шкаф-сейф, стол, стул и табурет. Все намертво прикрученное к полу.
Проверялось, заперт ли сейф, затем охранник выходил и стоял снаружи у двери.
Однажды следователю по особо важным делам пришлось изучать материал совершенной секретности. Что это был за материал, уместившийся на одном листке писчей бумаги, но требующий много времени, не уточнялось.
После того как остался один, следователь подошел к окну, задернул штору, затем открыл сейф и, достав из него лист бумаги, углубился в его чтение. Прочитав, отодвинул его на край стола и стал обдумывать. Видимо серьезность документа была такова, что он, забыв об инструкции, встал и открыл окно, чтоб впустить свежего воздуха. В этот момент зазвонил телефон прямой связи с начальником, других в кабинете не было. Строгий голос помощника требовал немедленно прибыть к руководству. На ходу застегивая пуговицы на кителе, следователь вскочил и заторопился к выходу. Начальник ждать не любил. Положено было впустить охранника и сдать ему кабинет. Если работа прекращалась, устанавливалась пломба с регистрацией в журнале. Если отлучка кратковременная, то охранник до появления хозяина кабинета обязан был находиться внутри.
Следователь впустил охранника в кабинет, тот дернул ручку двери сейфа и потребовал закрыть окно. Следователь отмахнулся, дескать, закрой сам.
Когда вернулся через десять минут после получения несложного поручения от начальника, по заведенному порядку проверил сейф и выпустил охранника. Открыл сейф и замер, глядя на пустую полку. В сейфе всего было несколько папок, но отдельно лежащего документа особой важности, над которым он сейчас работал, не было!
Когда вернулась способность соображать, следователь осторожно потрогал папки, перебрал зачем-то в них все документы, хотя знал, что не имеющий к ним отношения лист, он бы туда не положил. Затем, уже понимая тщетность усилий, осмотрел ящик стола, все помещение, не имеющее никаких укромных мест. Сел на стул, осмотрел еще раз кабинет, понял, почему в нем нет потолочной люстры и даже дверные ручки устроены таким образом, что зацепиться на них было невозможно. Оценил предусмотрительность регламента, запрещающего иметь оружие в здании. Раньше он думал, что для исключения случаев завладения им подследственными, среди них могли оказаться люди с разной физической подготовкой.
Потом вспомнил про семью. Если он сейчас изберет для себя легкий путь ухода от ответственности за совершенное преступление, то это будет доказательством вины. В том, что он это преступление совершил, следователь не сомневался, сам вел неоднократно подобные дела. Преднамеренно или нет, это вопрос другой. Даже если преступником окажется охранник. Методы он знал. Если нельзя спросить с него, спросят с других, начиная с близких и возможных участников. Оставалось действовать по инструкции. То есть, поднять трубку телефона и произнести кодовое слово. После чего ждать.
Через минуту послышался недоуменный вскрик охранника, затем дверь открылась настежь и в кабинет влетели несколько сотрудников с оружием наготове. Увидев, что следователь один и признаков агрессии не проявляет, остановились. Чина он был немалого, указаний в отношении него группа захвата не имела.
Затем вошел начальник в сопровождении уполномоченного по безопасности. Оперативников отпустили, началась процедура выяснения обстоятельств. После тщательного личного досмотра и опроса, приказано было никого не выпускать с территории учреждения. Двор и все помещения, в которые теоретически можно было передать бумагу, подверглись также тщательному осмотру. Откручивались столы, стулья, при малейшем подозрении поднимались половицы. Результата не было. Отупевший от одних и тех же вопросов следователь уже не был уверен в последовательности своих действий после вызова к начальнику. Куда он положил документ? В сейф, в стол? Других мест просто не было. Бесконечной неопределенности в подобных учреждениях не допускают, и дальнейшее расследование было передано специалистам.
Как дальше развивались события, и как велось расследование, наша наставница не рассказывала, но в итоге пострадали все, начиная с тогдашнего начальника Хорхорина (имя в области нарицательное, как верного соратника Ежова, вместе с ним и утилизированного). Известно, что следователь и его непосредственный начальник были расстреляны. О судьбе охранника она не знает, но допускает, что он разделил их участь.
Главная интрига заключалась в том, что дела такого характера с учета не снимаются, остаются на контроле. Вот и в этом деле точка была поставлена спустя сорок лет.
Два или три года назад в здании КГБ делался капитальный ремонт этажа на котором произошел описанный случай. Когда при замене пола открутили сейф, то под ним обнаружили документ, послуживший причиной смерти нескольких человек и поломанных судеб их родственников.
Можно догадаться, что в момент открывания двери, сквозняком лист бумаги со стола занесло под сейф в щель, которая визуально не просматривалась. Может быть, шагнув к двери, чтобы впустить охранника, следователь продавил половицу.
На наши сожаления о судьбе пострадавших, чекистка твердо сказала, что наказание они понесли заслуженно и она их безвинно пострадавшими не считает. Весь опыт ее работы подтверждает эту истину. На вопрос, а как же быть с несчастным охранником сказала, что охрана государства слюнтяйства не допускает, а издержки бывают в любом деле. Он попал в ничтожный процент неизбежных ошибок. Как человек старой выучки она трагедии здесь не видит.
На этом занятие закончилось, истекло время. В полной тишине дама собрала портфель и мы расстались с ней до экзамена.