Секретные слова

Виктория Белькова
              Великим постом на Престольный праздник Благовещения Пресвятой Богородицы в наш храм приезжают священники из других приходов.  Обычно на утреннюю исповедь настоятель храма выходит во второй половине литургии.  А тут не успела начаться служба, как по храму прокатился шепот:

– Исповедь…  Исповедь…

              Я стояла у свечной лавки и никуда не торопилась.  У Причастия была на прошлой неделе и накануне к таинствам исповеди и Причастия не готовилась. 

               Подала записочки в алтарь и прошла к «своему» любимому месту у иконы Святой блаженной Ксении Петербургской.  Отсюда хорошо было видно место, где шла исповедь. 

              Исповедовал незнакомый пожилой седенький священник.  Позже я узнала, что зовут его отец Валентин, он из соседнего города и живет со своей матушкой в браке уже полвека.  Своего прихода у батюшки нет, поэтому на службы он приезжает в разные храмы, отчего и называют его шутливо «гостевым» батюшкой.

             Всех, подходящих к аналою, на котором лежали крест и Евангелие, отец Валентин сразу накрывал епитрахилью, из-за чего голова кающегося оказывалась в этаком «домике».  Батюшка «нырял» в этот «домик» с другой стороны и таким образом принимал исповедь. 

              Во время таинства правая рука отца Валентина находилась на спине кающегося.  Рука священника то ободряюще похлопывала, то успокаивающе поглаживала, то строго постукивала исповедника.  Прихожане дивились такой необычной и непривычной для них форме исповеди.  Очередь на исповедь начала расти.

             Все люди отходили от отца Валентина просветленными и улыбающимися.  Слезы в глазах некоторых прихожан не застилали сияющего выражения их лиц.   Подумала про себя:  «И что он им там такое «веселое» говорит, что все улыбаются?» 

              После отпущения грехов и благословения батюшка каждого целовал в лоб.  И мне вдруг так захотелось, чтобы и меня вот так же, по-отечески, поцеловали в лоб!  Я кинулась к свечной лавке, купила свечу и встала в очередь:  «Если не на Причастие, то хоть на исповедь схожу».

           В «домике» под епитрахилью было ощущение тепла, уюта и защищенности.  После исповеди говорю батюшке:

– Я к Причастию не готовилась…  Поститься-то постилась, а вот правило накануне не читала…

Отец Валентин склонился к моему уху и быстро спросил:

– Но ведь ты прочитаешь?

– Когда? – опешила я, – после Причастия?

– Ну да!  Ты ведь после Причастия помолишься по канонам и последованию?

– Хорошо, батюшка, – медленно выговорила я, еще не веря, что меня благословляют на Причастие.

Отец Валентин благословил меня, поцеловав, как и всех, куда-то в верхнюю часть лба .  А потом крепко взял за руку и, глядя внимательно, с отеческой любовью произнес:

– Все мы грешные…

Я кивнула и потянула руку на себя, но священник не отпускал, крепко сжимая мою ладонь.  Его рука была сухая и очень горячая.

– Грешные мы все…  – опять повторил батюшка.

Все это продолжалось несколько секунд:  я тянула руку к себе, а отец Валентин не выпускал, глядел на меня и все повторял:

– Все мы грешные, грешные…

И тут я улыбнулась.  Батюшка, будто ждал этого, тоже улыбнулся в ответ и сразу отпустил мою руку.  Так вот какие «секретные» слова говорит он людям, отчего все отходят от него, словно счастливые дети!  Он никого не отпускал от себя, пока человек не «раскроется» навстречу благодати…

             Хотя…  Может быть, другим людям отец Валентин  говорил совсем иные слова.