Часть 1
Толпа неторопливо вошла в плохо освещенный переход. Он тоже последовал за ними и поплыл по течению. Казалось, если сейчас поскользнуться, то люди упадут друг за другом как домино. Поток мерно нес его к турникетам и выбросил на поверхность до того, как он успел захлебнуться.
Дверь входа в метро больно ударила по руке, потом еще раз. Через десять шагов привычным движением Макс коснулся датчика, нырнул в сторону эскалаторов и опустился в подземелье. Резкий привычный запах сырости, холодные мраморные плиты и две лампочки на всю станцию. Обычное утро обычного человека. Вокруг все спят: ходят, слушают музыку, разговаривают по телефону, но спят. Все действия на автомате, а не от желания куда-то идти.
Он громче врубил музыку в наушниках, еще громче, на самый максимум, пока биты не проникли через уши в самое сердце. Макс закрыл глаза и представил себя главным героем голливудского фильма. «Сейчас я открою глаза, и что-то произойдёт», - подумал он. Музыка со всей силы била по голове, горячим теплом растекаясь по телу до кончиков пальцев. В полной темноте, оторванный от остальных, он стоял на краю платформы и не мог заставить себя вернуться в реальность. Внутри было хорошо.
«Прибывает электропоезд на первый путь».
«Где я?» Люди со странным любопытством таращились на него. Руки подняты вверх, как на концерте любимой группы, орущей в наушниках. «Мать твою, я что, танцую?» Чувство спокойствия и безмятежности сменили ужас и стыд. Он резко одернул руки вниз и вбежал в вагон только что прибывшего поезда. Забился в угол. «Меня никто не видел. Я невидимка». Но они продолжали пялиться целых две станции.
А потом он побежал, не разгоняясь, в сторону работы. Только осознание того, что эти конкретные люди через десять минут не вспомнят о постыдном эпизоде в метро не дали впасть в истерику. Максим с пятой попытки поджег помятую сигарету, затянулся два раза и убежал в офис. Все хорошо. Они не знают.
***
Вам никогда не казалось, что люди вокруг неживые. Стоят, уткнувшись в мобильники, как статуи. Понятно, что у каждого внутри целый огромный мир, но смотришь на них, и кажется, что там пусто. Имитация жизни.
Макс долго стоял перед входом в метро. Так долго, что руки вообще перестали подавать признаки жизни. Ему казалось, стоит войти, и все снова обернутся. Снаружи он был как все: черные брюки, серое пальто, ничего примечательного. Но изнутри всю жизнь рвалось нечто необузданное и неопределимое. То, что он до последнего пытался держать под контролем.
Шаг вниз, еще один. Подземелье впустило его себе в пасть и закрыло огромный рот. Но в ушах долбил барабан и играла гитара. Поэтому фальшивой казалась реальность, а все, что внутри, будто можно было потрогать. Макс старался идти в обычном темпе. «Вообще-то в том, чтобы хотеть быть частью толпы, нет ничего плохого. Если б вокруг все были уникальные дураки, мир бы точно сошел с ума», - размышлял он, стоя на эскалаторе.
Поздним вечером последний поезд приходилось ждать минут по десять, а то и больше. Голова от усталости кружилась и плохо соображала. Поэтому Максим сел на пустующую скамейку и начал наблюдать за окружающими. Зрелище никакое. Люди просто стоят, сидят или ходят. Он закрыл глаза и не заметил, как оказался на концерте. Фанаты прыгали как умалишённые, прожекторы ярким светом светили в глаза. Фронтмен орал в микрофон. Потом все на мгновение затихло.
На сцену робко вышла Земфира, села за синтезатор и в своей манере запела: «Пожалуйста, не умирай, или мне придется тоже…» Макс обожал эту старую многими забытую песню, поэтому фальшиво подхватил: «ты, конечно, сразу в рай, а я не думаю, что тожееее…»
Удар в плечо. Его резко вытянуло в реальность. Земфира продолжала петь в полном одиночестве. Напротив стояла краснолицая гора в форме взрослого мужчины, которая вопросительным взглядом буравила Макса прямо в лоб. Не дождавшись ответа, страшный человек выдернул из его уха наушник.
«Ты обдолбался? Чего орешь, людей пугаешь?» - орала гора.
Действительно, окружающие ошарашенно косились, а потом стыдливо отводили взгляд, будто им неинтересно.
Макс застыл в оцепенении. Руки и ноги каменные, в горле застряло что-то твердое, в голове ни единой мысли. Только острый обнаженный ужас.
«Чего расселся? Вали отсюда, торчок!» – не унималась гора. Мужик подходил все ближе, руками-щупальцами бил по плечам, бессовестно врываясь в личное пространство.
«Простите, я не заметил, что пел», - выдавил Макс.
Казалось, что если мужик хотя бы раз моргнет, его разорвет раздувающаяся изнутри злоба. Он заорал, что есть мочи: «Не заметил?! Понарожают дебилов, потом их слушай нормальным людям!» Он резко схватил руку в сером пальто и потащил практически бездыханное тело в сторону выхода.
Мир загудел и затрясся. «Прибывает электропоезд на второй путь».
«Вот, это и есть мой шанс».
Гора медленно волочила бедного Макса. Судя по всему, ей нужно было ехать в другую сторону. Резкое движение руки, рывок в сторону спасительной двери. Как в голливудском фильме через секунду после приземления поезд тронулся. Ошарашенный мужик остался стоять с пальто в руке.
«Жаль, конечно. Когда-то я потратил на него ползарплаты», - произнес Максим и привычно забился в угол.
Часть 2
Макс сидел на полу комнаты, уткнувшись в белую стену. Свой собственный мир без стыда и страха. Только здесь он мог быть самим собой. В наушниках долбило техно, которое заставляло мозги выворачиваться наизнанку. И вот он уже летел над пыльным Нью-Йорком. Внизу переливались огни зданий, машин и чужих мобильных телефонов. Впереди – бескрайний горизонт.
Когда он только переехал в эту маленькую комнату на окраине города, казалось, что теперь жизнь в его власти. Никому ничего не нужно объяснять, оправдываться и подчиняться. 25 лет в однокомнатной квартире с престарелыми родителями – внушительный срок для того, чтобы захотеть жить отдельно даже в десяти квадратных метрах. А он был согласен на картонную коробку.
В маленькой пещере было по-мужски пусто: матрас, холодильник, компьютер, стол, старый комод и настольная лампа. Этого вполне хватало для нормального существования. Идеальный собственный мир: ни статуэток, ни маминого сервиза. В углу свалка грязных вещей, отправляющихся в стирку, в лучшем случае, раз в две недели. Безупречно.
В первую же ночёвку, чтобы не бояться засыпать в одиночестве, он врубил на полную старое кантри 60-х годов. Рэй Чарльз мягко затянул свою колыбельную. На душе стало спокойно и легко. Макс ровно двадцать минут летал над фермами и лугами, а потом его разбудил жестокий стук в дверь и громкий крик соседей по лестничной клетке. «Боже, храни наушники». Дальше своей головы он больше не улетал.
**
«Кто и зачем придумал выходные?» Макс медленно топал в сторону серой пятиэтажки с трещиной во всю стену. Наверное, он бы никогда не выходил из комнаты, если бы не две существенные причины: работа и восьмилетний Даня. Работа, чтобы были деньги. А маленький племянник – единственный человек, ради которого хотелось оставаться в этой реальности.
Каждую субботу весь день он проводил в квартире сестры, пока та со своим мужем-дебилом уходила в неизвестном направлении. По правде сказать, ему было плевать, куда именно.
«Дядя Макс», - вылетел ему навстречу Данил и крепко обнял за правую ногу.
«Привет, дружок!»
Две серые тени, не удосужившись даже сказать «привет», проползли в сторону двери и исчезли, как будто их никогда не было.
Макс с Даней сидели на холодном обшарпанном полу и собирали паззл, состоящий и тысячи деталей. Последние несколько месяцев они именно так проводили свои вечера, поскольку раз в две недели непонимающая сестра решала прибраться в детской и нещадно разрушала плоды субботних трудов. Но они не отчаивались, а просто начинали заново.
На самом деле, темное холодное помещение было больше похоже на комнату в психбольнице. Безнадега выглядит именно так. Грязные засаленные шторы, кусками оторванные обои, на стенах как попало висят Данины рисунки, а если провести рукой по ободранному полу, она станет колючей и похожей на ежа. Здесь хотелось сходить с ума или умирать, но уж точно не превращаться во взрослого человека. А Даня рос замечательным добрым парнем, не похожим ни на кого из безликого семейства. Как будто не было ни пугающе дурной комнаты, которую приходилось называть домом, ни вечно кричащей матери с амебным отцом.
Макс всегда удивлялся этому. Как можно оставаться нормальным и не втягиваться в это мерзкую зыбучую трясину? «Возможно, потому, что это ребенок», - подумал он, пытаясь прикрепить кусок паззла, который никак не подходил. Но нет, озлобленные дети есть, Макс их видел. Они ленивые, агрессивные, завистливые – зеркало своих узколобых родителей. А напротив сидит парень, уже в сто первый раз собирает мозаику из тысячи кусков и продолжает улыбаться. «Нет, Даня не такой. Но почему?»
Максим не знал, с чего начать разговор. Просто молчать с этим маленьким человеком было уже хорошо. Он соединил двенадцать кусков, из которых получилось маленькое облако, и аккуратно положил в левый верхний угол будущей картины.
«Как у мамы дела?» - осторожно начал разговор Макс.
«Да никак. Работу найти не может, сидит все время на кухне и смотрит в окно. На папу сегодня накричала», - без эмоций сказал Данил.
«А в школе как?»
Даня вздохнул. «Никак. Уроков много. Дерусь с пацанами. Наверное, я им не нравлюсь. Мама ругается, но мне все равно»
Макс очень внимательно посмотрел на племянника.
«Дань, а почему тебе все равно? Это же мама».
«А потому что, когда она кричит, меня здесь уже нет?»
«То есть?» - он отложил мозаику и придвинулся ближе.
«Ну, я как бы улетаю. Выключаю уши и представляю, что проснулся в деревне у бабушки, или что гуляю около реки. А потом включаюсь, а мама уже не кричит. Я так часто делаю. Мне так лучше, - Даня задумался. – Дядя Макс, понимаешь, вот закрыли меня в туалете для девочек, все вокруг смеются. А я взял и улетел бегать в парк. И сразу не страшно».
Макс наконец понял, чем они с Даней так похожи.
«Послушай, но они ведь видят, что ты «улетаешь». Они же смеются над тобой? Ты понимаешь, почему? А если тебе, ну, не знаю, спеть захочется во время полета, что ты будешь делать?»
«Спою».
«Но все же будут на тебя смотреть?!» - не унимался Макс.
«Пускай смотрят. Я же на них смотрю».
Металлическая дверь в коридоре с грохотом хлопнула. Стены задребезжали, тени проплыли в кухню.
«Родители пришли», - не отрываясь от мозаики произнес Даня.
Макс вышел из подъезда и медленно двинулся по темноте в сторону своей пещеры. Ему казалось, что на улице нет ни одного живого существа. Он прошел через детскую площадку и тихонько запел. Ему впервые было плевать, что о нем подумают окружающие, если они вообще есть. В голове крутилась Данина фраза: «Пускай смотрят. Я же на них смотрю».
Часть 3
Поток людей, похожих друг на друга, выплюнул Макса наружу. День сурка. Понедельник – очень тяжелый день. Ты только все закончил, и снова нужно начинать сначала. Он пикнул кнопкой, спустился. Внешне точно такой же человек, как и пять дней назад. Но внутри другой. Совсем другой.
Он вышел на сцену, встал прямо посреди платформы, закрыл глаза и «улетел». Ни страха, ни боли, ни людей, никого вокруг. В плеере заиграла знакомая мелодия. «Birds flying high you know how I feel…» - он начал топать левой ногой в такт музыке. «Sun in the sky you know how I feel», - пальцы на ладонях зашевелились и легли на воображаемые клавиши. «Reeds drifting on by you know how I feel…», - глубокий вдох. «It's a new dawn it's a new day it's a new life for me… And I feeling good». Заиграли саксофоны, и Макс медленно «поплыл» от одного края платформы к другому под мягкий голос солиста группы Muse.
Под подошвами туфель завибрировал мраморный пол, но это не мешало, а даже наоборот, добавляло его концертной деятельности еще больше реалистичности. Он расслабил ладони, поднял их вверх и запел, потому что был повод. Макс думал две ночи и с сегодняшнего дня решил быть самим собой везде, а не сливаться с толпой одинаковых статуй. Удивительно, как одна фраза может перевернуть жизнь человека.
Он нехотя с трудом приоткрыл глаза. Все тело в дырках. «Просверлили, пока пялились. Вам лишь бы неодобрительно смотреть», - шепнул скрипучий незнакомый голос в голове. Макс медленно вдохнул. Мужик в углу неторопливо почесывал зад, девушка в огромных ботинках методично пинала стену. Выдох. Маленький Даня тихо прошептал: «Пускай смотрят. Я же на них смотрю».
Глаза снова захлопнулись. Мэттью Беллами с надрывом выводил последний куплет. Шаг, шаг, поворот. Максим врезался в проходящие мимо маникены, но продолжал танцевать. Еще шаг. Музыка закончилась. Он вернулся в чужую реальность мертвых людей, поклонился и под отупелые взгляды публики вошел в вагон только что прибывшего поезда.
**
«Работа не должна приносить удовольствие, она должна приносить деньги», - именно эта фраза заставляла его отрывать голову от подушки и тащиться в гнилой офис у черта на рогах. Да, модерирование комментариев желчных людей – не предел мечтаний. Но жизнь, она вообще не такая, как кажется в детстве. Никто не отправит тебя в космос или на большую сцену по щелчку пальцев. Нужно стараться, тогда, возможно, что-нибудь получится. Или нет. Не хочешь стараться – топай в душную коробку с престарелым компьютером, и читает о том, как какой-то Олег кроет матом производителя утюгов. Все очень просто.
Макс никогда не хотел стать известным актером или успешным бизнесменом. Пределом его мечтаний было – остаться наедине с самим собой. Чтобы не обед по расписанию и уборка по пятницам, а свалка грязных вещей и ни одной мытой кружки. И весь день смотреть в потолок. Но и тут реальность подвела. Оказалось, что еда не сама появляется в холодильнике. А еще раз в месяц за деньгами приходит сторчавшийся хозяин комнаты. В общем, так Макс и пошел работать модератором. Непыльное дело: разгребать одну гору дерьма и знать, что с утра эта куча будет в два раза больше. Платили стабильно мало, но на жизнь этого хватало.
Он сидел в неудобном кресле с девяти до пяти, изредка прерываясь на перекуры и еду. Это было то время, когда он был как все: тупым бревном без единой мысли в голове. Ни музыки, ни смысла, ничего. Но ни один неадекватный дурак не мог прорваться на сайт, поэтому Макса хвалили.
Ровно в два часа дня он вышел на улицу, закурил и вставил в уши старые замотанные канцелярские скотчем наушники. «Улетать» стало легко. Как будто где-то на руке появилась невидимая кнопка, которая одним нажатием переносила его в реальность собственных мыслей.
Макса всегда манил космос. Он не понимал, как другие живут и не находят времени задуматься, в каком уникальном мире мы живем. Вокруг рождаются и умирают люди, а на миллионы миллиардов световых лет нас окружает только черная вакуумная безразмерная вселенная. Это, как минимум, завораживает. Он представил, как летит вперед мимо галактик и огромных планет, своими глазами увидел, как звезды гаснут и превращаются в черные дыры.
«С вами все хорошо?»
Кто-то сильно тряс его за плечи, за канат перетягивая в человеческую реальность. Рядом стояла приятная девушка в оранжевом пальто.
«Все хорошо, я спрашиваю?»
Макс вынырнул, чтобы ответить. «Да, все в порядке. Я просто музыку слушаю…»
«…И машете руками…» - не унималась незнакомка.
«Машу, - он оглянулся по сторонам и понял, что уже ушел на пару километров от работы. – Я же никого не трогаю».
Девушка зачем-то продолжала его трясти. «Но люди же смотрят. Перестаньте, пожалуйста, иначе вас заберут».
Макс сделал удивленное лицо: «Куда заберут? Я же никому не мешаю. Просто танцую».
«В психушку или в полицию. Смотря, кто быстрее приедет», - оранжевое облако смотрело непонимающе-беспокойным взглядом.
Разговаривать бесполезно. Внутри себя он понимал, что прав. Он же не делает ничего преступного. Просто слушает музыку в толпе незнакомцев. За это не посадят. «Пускай забирают. Я расскажу им, что они неправы, и меня отпустят. Люди – не дураки». Макс закрыл глаза и снова улетел.
Веки распахнулись, два человека в белых халатах под руки тащили его в машину.
Часть 4
С самого детства ему внушали, что психушка – страшное место, куда лучше не попадать. Там мучают людей, делают ненормальных из нормальных. Никто по своей воле там н окажется.
Лампы включились ровно в шесть утра и прожгли веки до самого мозга. Он лежал, привязанный к кровати, и смотрел в белый потолок. Больше в запертой комнате не было никого. Его вывозили поесть, водили в туалет, просили выпить три таблетки в день и больше не трогали. Не так уж и страшно. Даже наоборот. Если бы еще тогда, десять лет назад, ему сказали, что можно остаться наедине с собой, просто придя в ближайшую психиатрическую клинику, он бы так и сделал.
**
«Максим Александрович, как вы себя сегодня чувствуете?» - доктор задал вопрос, не отрываясь от листка бумаги.
Макс задумался. За последние три дня чувства немного притупились, но мозг продолжал функционировать в том же режиме.
«Все хорошо. Мне у вас очень нравится. Только музыки не хватает».
Врач удивленно поднял глаза. «А почему вам у нас нравится?»
«Спокойно, никто не трогает, ничего не нужно делать. Я наконец-то на своем месте».
«Вы говорите, музыки не хватает. Наушники свои хотите?»
Он оживился. «Да, было бы неплохо».
Доктор махнул рукой, и один из санитаров принес те самые перемотанные старым скотчем маленькие черные наушники. Макс осторожно взял их и привычным движением засунул в уши. По спине растекся теплый голос Адреано Челентано. Все, можно идти в свою комнату и летать до тех пор, пока не захочется спать.
«Максим Александрович? Максим… - доктор сидел на корточках напротив его лица. – Что ты слышишь?»
Макс улыбнулся, вытащил один наушник, и аккуратно воткнул в ухо этого странного похожего на дерево человека. Время застыло. Врач пару минут вдумчиво слушал, а потом осторожно поднял конец провода.
«Максим, нет тут плеера. Понимаешь, нет. И никакой музыки тоже нет. Ты слушаешь пустоту».
Адреано затих. Макс замер. Он недоверчиво вытащил оставшийся наушник, а потом снова поставил его на место. Ничего.
Еще пару минут он сидел в оцепенении, осознавая степень своего безумия, затем посмотрел на деревянного человека и аккуратно свернул наушники. Адриано Челентано вновь потек по венам к самому сердцу. Облегчение ударило теплой волной.
«Максим, в наушниках ничего нет. Ты сам это придумал».
«Доктор, - он протянул свернутый провод в теплые руки удивленного врача. – Они мне больше не нужны. Все, что нужно, уже записано в моей голове». Макс умиротворенно закрыл глаза и «улетел» как никогда счастливым.
Он очнулся в своей палате, когда за маленьким решетчатым окном уже стемнело. На душе было тепло, в голове раскачивалось кантри.
**
Через две недели привыкшего к идеальной жизни Макса выписали. По весне, таких, как он, было очень много, а мест в одиночных палатах – всего двадцать штук.
Работы больше не было, и «пещеры» тоже. Хорошо, что на улице стало тепло и сухо, поэтому ночевать можно было на любой попавшейся лавочке.
Его дважды забирала полиция, и четыре раза – в родную психушку. Но через день и те, и другие выпускали. Еще через два месяца все они знали, кто такой Максим. Он ходил по паркам, в переходах метро, махал руками на главной площади города.
**
Макс летел в неизвестном направлении. Тишина больше никогда его не окружала. Статуи завороженно пялились, всем было интересно. Он очень внимательно смотрел на каждую из них, останавливался на мгновение, и снова летел к звездам. В голове и на улице звучало: «Районы-кварталы, жилые массивы. Я ухожу, ухожу красиво…» Из ушей торчали старые перемотанные скотчем наушники.