Предыдущая - ГЛАВА-11. Нас оставалось только трое...
Инстинкт продолжения рода. Компенсация за утраченное
имущество. Ощущение безнаказанности
См.: http://www.proza.ru/2017/04/09/192
ГЛАВА 12. Девятьсот четвёртый счёт. О механизме
компенсации за утраченное имущество
В мае 86-го Государственный Банк СССР открыл
специальный счёт для пожертвований на ликвидацию
последствий аварии. В народе и в масс-медиа его
знали как «девятьсот четвёртый счёт». Перечисления
шли от юридических и физических лиц. Но первые
(предприятия, организации и т.п.) в основном
принадлежали государству, и всё сводилось
к перекладыванию денег из одного державного
кармана в другой, такой же державный.
Иное дело – физические лица, то есть обычные
(и необычные) люди. Они-то отдавали государству
свои кровные. Совершенно неискушённые задавали
наивные вопросы вроде: «А на что конкретно
потрачены именно мои деньги?» Как тут объяснишь,
что узнать это практически невозможно? Приходилось
прибегать к доходчивым аналогиям. Мне больше
всего нравился пример с котлом, в который множество
людей ссыпает гречневую крупу, а затем из неё
варится каша на большую ораву. Вот и определите,
спрашивал я, кому из едоков чья гречка досталась.
Таким образом, всё становилось предельно ясно,
и вопрос снимался.
В предыдущей главе я упомянул о компенсации
за оставленное имущество (чаще звучало «за утраченное
имущество»). Я не участвовал в разработке механизма
выплаты и могу судить о нём только «снизу»,
как рядовой чиновник.
Прежде всего, о вывозе мебели и прочего нажитого
добра речь не шла вообще. Во-первых, накладно.
Как по деньгам, так и по времени. Во-вторых, наверняка
немалая часть имущества по завязку насытилась
шитиками. Спрашивается, зачем людей подвергать
дополнительному риску? И отвечается: незачем.
Вот и решили выплачивать фиксированную денежную
сумму на семью по количеству её членов. Размеры
возмещений определялись по простой методике:
- семья из 1 чел. – 4000 рублей;
- семья из 2 чел. – 7000 рублей (4000 + 3000);
- семья из 3 чел. – 8500 рублей (4000 + 3000 + 1500);
- семья из четырёх человек – 10 000 рублей (4000 + 3000 + 1500 + 1500);
- … … …
На этом и остановимся: каждому следующему члену
семьи перепадали те же 1500 рублей.
Приверженцам формально-математического подхода
могу предложить следующую формулу:
- семья из N человек – X рублей (4000 + 3000 + [N-2] * 1500) – при N > 2.
Была ли в официальных документах эта алгебра,
не столь важно. Главное – формула работала,
как её ни записывай.
Сказать, что компенсация породила множество
недоразумений – всё равно, что промолчать. Мало
кто понимал, почему за основу брались именно четыре,
три и полторы тысячи. Многие ошибочно полагали,
что первые 4000 рублей принадлежат мужу,
следующие 3000 – жене, ну и на детей, бабушек
и дедушек – по 1500.
Порой женщины спрашивали: «Почему это мужу
четыре тысячи, а мне – только три?» А ещё –
«Почему на тёщу/свекровь только полторы?»
Объяснялось это просто, хотя и понималось не всегда
легко: сумма компенсации начисляется в целом
НА СЕМЬЮ, а не каждому её члену в отдельности,
и принадлежит всем в равных долях.
Люди быстро смекнули, как можно увеличить размер
компенсации. Рассмотрим типичный, пример.
Семья: муж, жена и ребёнок. На эту «ячейку общества»
причитается 8500 рублей.
Помните, да? – 4000 + 3000 + 1500.
Но если супруги в разводе, то компенсация
выплачивается на две семьи:
1.) бывший муж – 4000;
2.) бывшая жена с дитём – 7000 (т.е. 4000+3000).
Итого – 11 000.
А не 8500, как для семьи из трёх человек.
И ладно, если бывшие супруги в самом деле разведены
как по душе, так и по документам. Тут без вопросов.
Но вот приходит ко мне на приём некий гражданин
и спрашивает, можно ли получить компенсацию
отдельно от бывшей жены. С ней он, правда, на момент
аварии жил в одной квартире. В жизни ведь всякое
бывает. Я ему:
- Если вы с ней в разводе, то у вас должно быть
свидетельство о расторжении брака.
- Мы не успели, собирались, но тут авария…
- А лицевые счета разделены?
- Тоже не успели. В ЖЭК звонили, а нам сказали
зайти после майских. Но тут авария, сами понимаете…
- Ну да, понимаю. А хотя бы подали на развод?
- Да вот… собирались…
- Но тут авария… – подсказываю ему. Он улавливает
сарказм и отводит взгляд.
Минут через десять – аналогичный случай. Затем ещё,
и ещё… Прям какая-то эпидемия «семейного полураспада»!
Ладно, говорю, соберите письменные показания
свидетелей, готовых нотариально подтвердить, что вы
с супругой жили порознь, имущество поделили - и тем
обрекаю их на бюрократические мытарства. Выслушав
столь жёсткие требования, некоторые даже дорогу
к нам забывали. Остальные – их большинство – вскоре
возвращались, только уже с пакетом собранных
документов.
Далеко не в каждом случае мы решали в пользу
заявителей. Даже если муж напишет, что жена ему
в наглую изменяла, а та – что законный супруг ежедневно
её истязал (прости, господи!), ещё не факт, что их
раздельные заявления мы не состыкуем. Тогда, кстати,
и появилась форма начальственной резолюции –
«состыковать». То есть заявления, написанные
жильцами одной и той же квартиры, сводятся воедино,
и компенсация выплачивается всем проживающим,
как одной семье. Ведь пусть и богатеньким было
советское государство, но не настолько, чтобы нарушать
заповедь известного орденоносца – «Экономика должна
быть экономной» [20].
Некоторые из припятчан считали нас, «сидящих
на заявлениях», чуть ли не вершителями судеб.
Странно, что кому-то могла прийти в голову мысль,
будто мы можем ему/ей отказать в приёме заявления.
Принимали-то от всех, а уж как рассматривали и что
решали – сие было не в нашей компетенции.
Кое-кто пытался с нашей помощью «ускорить» процесс.
Мы же объясняли, что от нас ничего не зависит, и
отвергали всяческие подношения как неуместные,
да притом и незаконные.
Но однажды... Посетитель заполнил бланк и оставил
его вместе с пакетом. На вопрос «Что это?» – бросил
на ходу: «Это вам» – и быстренько ретировался.
Мы даже опомниться не успели. В пакете оказались
бутылка водки, шмат сала и батон. И едва я подумал,
что надо бы вернуть презент (брать-то не положено),
как напарник меня опередил: схватив пакет, выбежал
за клиентом, но того уж и след простыл…
В тот день обеденный перерыв мы провели не в столовке,
а на рабочем месте. Но никому об этом не рассказывали.
30 августа горисполком, горфинотдел, горстрах,
горкомы комсомола и партии перебазировались
из Полесского в Ирпень (километрах в 20 от Киева).
Именно в этом симпатичном городке нам обещались
квартиры в новом, тогда ещё строившемся, доме на 3-го
Интернационала. И вновь мы оккупировали полэтажа,
только теперь уже Ирпенской городской администрации.
Последующие события и эпизоды относятся
к «ирпенскому» периоду, длившемуся до расформирования
городских админструктур, то есть до июня 87-го.
Не всех устраивали фиксированные размеры
компенсации. Да и немудрено. У многих припятчан
назначенная сумма далеко не покрывала стоимость
оставленного добра. Недовольным предлагалось
составить списки с указанием цен на серванты, диваны,
телевизоры и прочие элементы нормального быта.
Когда же количество заявок набирало некую критическую
массу, в назначенный день и час в Припять специальным
автобусом выезжали хозяева квартир и члены комиссии
по оценке утраченного имущества. В комиссию входили:
представитель горисполкома, товаровед, экономист
по ценам, а также сотрудник горфинотдела.
Меня эта участь тоже не обошла.
Посетить мёртвый город ещё раз – удовольствие
сомнительное. Но работа есть работа. Здесь эмоции
молчат, как музы во время канонады.
Одна из поездок выпала аккурат на мой день рождения,
в конце декабря. До отъезда я никому ничего не сказал,
но уже по дороге ненароком проболтался. И когда
по завершении работы мы организовали стол (естественно,
для профилактики от шитиков!), несколько тостов
прозвучало и в мою скромную честь.
Впервые в жизни я принимал поздравления в городе,
которого больше не существовало. И потом, в тот день,
кроме нас, в Припяти не было ни единого человека,
так что на моей днюхе погулял «весь город». Тоже впервые
в жизни. Как же такой день можно забыть?
Одна из квартирных хозяек, чьи «мебеля» мы оценили
несколько выше, чем она сама же указала в описи,
подарила мне портрет Владимира Высоцкого и
машинописный сборник его песен. На выезде
радиационный контроль, на котором я, впрочем,
не настаивал, аномалий на «Высоцком» не обнаружил.
Похоже, в тот день радиация проявила ко мне
исключительную милость.
Пил столько, сколько наливали. И не хмелел, пребывая
в шоке от увиденного за день. Да и было от чего!
Немым укором жилые здания смотрели на нас сотнями
тёмных оконных глазниц, которым никогда не суждено
излучать свет и тепло домашнего уюта. Чуть ли не
в каждой третьей квартире входная дверь взломана.
Да как взломана! Грубо, надругательски! Наверняка,
топором или «кошкой». Вещи разбросаны, на месте
люстр – оборванные провода и торчащие из потолков
крюки. Вывернутые ящики сервантов не оставляли
сомнений относительно цели грабителей.
Ходили слухи, будто припятских мародёров
расстреливали на месте. Но я не могу ни подтвердить
это, ни опровергнуть.
В одной из квартир обращал на себя внимание детский
уголок, явно девичий, судя по мишкам и куклам.
Казалось, мама только-только позвала дочку, чтобы
угостить конфеткой (а вот и фантик, на полу в прихожей),
и дитя вот-вот прибежит обратно, продолжить
прерванную игру. Особенно «живой» выглядела кукла
«Наташа», точная копия подаренной моей сестре
на первый детский юбилей. Эта лялечка ни в какую
не хотела верить в произошедшее, а её взгляд излучал
беспечность и детскую смешливость, от чего
становилось особенно жутко…
В другой квартире я заметил на пианино стопку
нотной литературы – этюды Черни, «Лунная соната»,
«Турецкий марш» - типичный репертуар учащегося
музыкальной школы. Сопровождавшие группу
молодые сержанты милиции надумали забацать
«Собачий вальс» в четыре руки… (расстроенный
инструмент едва успел выдать «па-ба-бам – пам-пам»)…
но их музицирование прервал умоляюще-отчаянный
окрик хозяйки квартиры:
- Не трогайте, прошу вас! Закройте пианино! Пусть всё
останется, как есть.
Сержанты уважили просьбу, с трудом скрывая
смущение, будто влезли в чужую тайну, а теперь
не знают, как её забыть.
А хмель меня пробил уже на подъезде к дому,
в форме нервного расстройства от пережитого,
на грани истерики. Так далось мне очередное
посещение мёртвого города. Любимая утешала
меня, как могла, давала успокоительные. Как ни странно,
тот вечер я помню очень подробно. Придя в норму,
я за чашкой чая поведал Тане об увиденном. А вот
«спасибо за понимание» сказал только утром.
Но ведь не забыл…
Проживавшим в общежитиях холостякам и одиноким
поначалу выплачивали по 4000 рублей. Равно как и тем
«бобылям», что занимали отдельные квартиры. Через
месяц-два кому-то «наверху» такая щедрость показалась
неуместной. Да и вправду: разве можно имущество
даже однокомнатной квартиры (стенка, ковёр,
телевизор, холодильник и прочее) сравнить с чемоданом
барахла, запихнутого под так называемое
«койко-место»? И решило начальство, что
общаговцам разумнее выплачивать лишь за
фактически утраченное имущество. Для этого
претендентам на компенсацию надлежало составить
списки утраченных штанов, лифчиков, маек и прочего
с указанием цен. С тех же, кто успел получить четыре
«куска» по старым правилам, возврата денег
не требовали – ведь закон обратной силы не имеет.
Вот тут-то и началось. Прежде всего – поток
возмущений: «а почему ей четыре тысячи,
а мне – по списку?» И потом, чего только не вносили
в эти злосчастные списки! И дублёнки, и «пыжики»,
и костюмы-тройки, и туфли из крокодильей кожи, и, и, и…
Но самым забавным оказалось то, что чуть ли не каждый
проживавший в общежитии имел в собственности
импортный магнитофон. Притом обязательно либо
«Шарп», либо «Сони». На то время – верх крутизны!
Как тут не вспомнить знаменитого киношного
стоматолога – Шпака [21]? Думаю, если бы ему
пришлось составлять подобный перечень, то в него
попали бы: «Три магнитофона, три телевизора,
куртка замшевая!… три!».
Мы разговаривали чуть ли не с каждым «шпаком».
И, если в списке значился дорогущий магнитофон,
спрашивали у «владельца»: где приобрёл, за сколько,
не сохранился ли чек (впрочем, кто их тогда сохранял?),
как включается, как записывается и т.п. После
собеседований списки якобы утраченного имущества
становились короче, а для государства – дешевле.
Жаловались на нас, ох, как жаловались! Иногда
и справедливо, что греха таить. Писали в различные
инстанции. Хорошо запомнилась телеграмма-молния:
«Москва. Кремль. Горбачёву. Прошу помочь
с получением компенсации за утраченное имущество.
(фамилия отправителя)». На телеграмме – с десяток
резолюций по нисходящей: от секретаря ЦК
до председателя горисполкома. Всё, как положено.
Всем отвечали. Не все остались довольны. А где вы
такое видели, чтобы довольными оставались ВСЕ?
Примечания к Главе 12:
[20] - Высказывание Леонида Брежнева (1906-1982),
генерального секретаря ЦК КПСС с 1964 по 1982 гг.
Леонид Ильич обожал футбол, хоккей, автомобили,
а ещё – ордена и медали, коими награждал себя
по поводу и без повода. Большое возмущение среди
ветеранов Второй Мировой вызвало вручение
«нашему Ильичу» Ордена Победы, коего, согласно
положению об этой награде, удостаивались только
высшие военначальники, а сам-то он во время войны
носил звёзды обычного полковника. Немало иронии
вызывали высказывания и поступки Брежнева.
Однако к его максиме «экономика должна быть
экономной» придраться трудно, особенно
в теперешние времена.
[21] - Из художественного фильма Леонида Гайдая
«Иван Васильевич меняет профессию» (Мосфильм, 1973 г.)
Продолжение - ГЛАВА 13. Компенсационные курьёзы.
Запорожец – не машина… Жёлтая карточка. Беспроцентные ссуды
См.: http://www.proza.ru/2017/04/10/200