* * *
Свидетельство о браке № 3773
Московско-Нарвский РайЗАГС I3/X 1927 г. Ленинград, Советский п.11
Выдано в том, что Гардин Владимир Ростиславович и Булах Татьяна Дмитриевна вступили в брак, о чем в книге записей актов гражданского состояния о браке за 1927 год 13 числа октября месяца произведена соответствующая запись.
Фамилии после брака: его - Гардин, ее - Гардина.
Заведующий - Делопроизводитель -
Свидетельство, в отличие от нынешних разрисованных, с водяными знаками и общесоюзным порядковым номером отпечатано черным газетным шрифтом на обычной желтоватой бумажке размером, как сказано в типографской маркировке - 723/26 - 450 х 100. В каких это единицах измерения, понять ныне трудно. По-теперешнему это 193 х 137 миллиметров. Очень интересно, что под печатью ЗАГСа приклеена гербовая марка в I рубль золотом, как написано на ней по-русски, -украински, -белорусски, -грузински, арабской вязью и непонятными ныне знаками. На марке изображен трудящийся в желтой навыпуск робе и сдвинутом на затылок картузе. В правой руке он держит якорь размером для крупного катера, а под другой его подмышкой - похожий на увеличенный футбольный мяч герб страны с шестью лентами республик. Позади трудящегося дымит черный пассажирский пароходик. Марка соответствовала стоимости гражданского обряда и, по-видимому, утверждала, что брак - это надежный якорь для рабочего человека, охраняемый близким его сердцу государством. Кроме того, она намекала на свадебное путешествие.
Я беседую со свидетельницей церковного брака Гардиных.
Это восьмидесятичетырехлетняя Ксения Платоновна - моя двоюродная тетка Ксеня, та самая Ксюшка, пускавшая пузыри в Оредеж вместе с Таней Булах восемьдесят лет назад и ездившая с ней на запятках саней почти семьдесят лет назад. Я хорошо ее помню с начала тридцатых годов, когда в бывшем "доме собственников" № 60 по бывшей Бассейной, а ныне Некрасова улице наши двери в коридор огромной коммунальной квартиры были соседними. Была она тогда крепкой и подтянутой тетей Ксенией в короткой белой юбке и голубой футболке, частенько - с теннисной ракеткой в руках. От нее только и слышны были разговоры о Налимовой - её тогдашней напарнице на корте, ставшей вместе с ней чемпионкой страны. Ксения потом, все-таки, осталась на уровне Ленинграда - ей мешала в спорте невозможная к прерыванию работа, она была педагогом.
К концу тридцатых годов, когда мама стала меня приучать к музыке, я каждый день на пару часов допускался в комнату тети Ксении к роялю. Одинокое мое сидение за инструментом, не прерываемое никем из-за занятости всех днем на работе, частенько переходило от гамм и арпеджио, не говоря уж о более позднем "танце гномов" Грига, к чтению валявшихся на рояле книжек. Здесь я, не понимая и половины, прочел "капитальный ремонт" Леонида Соболева, возможно именно отсюда начался мой военно-морской путь. Ксения Платоновна сохранила спортивный вид и до последнего из тысяча девятьсот восьмидесятых годов. И осталась такой же, правда в меру, по-перцевски язвительной, такой же интересующейся новинками литературы и спортивными делами. И прекрасно помнящей все, что было недавно, что было давно. Пока она была и одним из немногих читателей первой повести задуманной мною хроники. Послушаем же ее воспоминания о тринадцатом октября 1927 года.
"Мы с Таней очень дружили и постоянно встречались в детстве и самой ранней юности. Потом же мы оставались только любящими друг друга двоюродными сестрами, пошедшими совершенно разными путями в жизни. И встречались редко, компании у нас стали разные, интересы - тоже. Меня совершенно не интересовали Танины артисты, а ее никогда не тянуло к спортсменам. Так что вместе мы бывали от случая к случаю, обычно - из-за каких-нибудь важных семейных событий. Печально, что это были, как правило, грустные события, собиравшие остатки всей нашей когда-то большой семьи. Поэтому я была озабочена, и не ожидала ничего хорошего, придя однажды домой и найдя записку от Тани, в которой она просила меня придти по определенному адресу в определенный час. Больше ничего в записке не было.
По указанному адресу на нынешней улице Жуковского между нынешними улицами Восстания и Маяковского я пришла со спортивной точностью. У входа в дом стоял красавец инженер Эристов - давнишний Танин знакомый, постоянно в нее влюбленный и даже согласившийся три года назад быть шафером на перечеркнутом в день свадьбы венчании Тани с Азей "Беркаи". Рядом с ним стоял с детства хилый Танин сосед с Греческого проспекта Адя Розен. Оба они ждали приезда Тани. Только от них я узнала, что она должна приехать из ЗАГСа. Имени жениха они не знали.
Понемногу подходили наши молодые родственники: Маруся Глухарева с мужем, дядя Митя с Еленой Викентьевной, тетя Тоня со Славой. Подъехал на извозчике дядя Саша. Никто ничего не мог уточнить, приглашения у всех были одинаковыми с моим. Так что все были одеты по-обычному, никто не принес цветов. Наконец, подошла жившая ближе всех тетя Оля. От нее мы и узнали, что Таня выходит замуж за режиссера кино Гардина. Кроме этих данных она больше ничего не сказала. Эристов и Розен добавили, что Таня в записках просила их быть шаферами, поскольку у жениха в Ленинграде нет знакомых. В жилом же доме, около которого мы ждали новобрачных, в верхнем этаже была домашняя церковь. В ней и должно было проходить венчание. Кстати, несколько лет назад я заметила, что над этим домом так и сохранился небольшой купол, правда, без креста. Не знаю, был ли крест и при венчании на десятом году революции.
Через полчаса после назначенного срока на извозчике приехала Таня. Ее сопровождал мужчина невысокого роста, на мой взгляд - старикашка. Он бойко выскочил на тротуар и дал Тане опереться на его руку. Его позу я совсем недавно видела на экране кинотеатра. Больше всего меня огорчили его тонкие ноги в молодежных обтягивающих брюках, из которых выпирал сверху кругленький животик. Молча поклонившись всем собравшимся, жених повел Таню в парадный подъезд. За ним, под руководством уже опытного Эристова двинулись оба шафера. Тетя Оля, которая уже видела Гардина и сумела немножко к нему привыкнуть, с непроницаемым видом проследовала за ними. Потянулись к подъезду и остальные.
Я огорчилась еще раз, увидев жениха уже на лестнице. Шляпу он по-театральному держал в руках, а из-под реденьких седоватых, зачесанных набок волос проглядывала изрядная лысина.
Венчание, хоть и в домашней церкви, прошло по всем правилам. Стоял алтарь и подсвечники с многими свечами, на стенах висели иконы. Священник был в яркой блистающей рясе. Шаферы держали над головами новобрачных венцы и ходили за священником и новобрачными по кругу. Пел церковный хор. Я так и не узнала, да в то время меня и не интересовало, была ли эта церковь постоянно действующей или режиссер Гардин сумел сделать блестящую постановку венчания. Но верующие тетя Оля, дядя Саша, Елена Викентьевна и уважавшие верующих дядя Митя и тетя Тоня крестились искренне. Таня же и Гардин крестились, как на сцене. А я и остальная молодежь просто смотрели на это представление. Зачем оно было сделано, я так и не понимаю. Неужели только для Тани и тети Оли? И к чему обязывало это таинство, копировавшее известную картину "Неравный брак"?
Я улучила минуту, собрала всю смелость и спросила Таню, как она смогла выйти замуж за человека, годящегося ей в отцы.
А Таня ответила, что все недостатки Гардина она видит и знает, но она его любит. И больше таких вопросов я ей не задавала, хотя сама к Гардину с приязнью никогда не относилась.
Я могла понять стремление Тани выйти замуж. Она была очень одинока в своей семье. Смена страстной любви истериками и ненавистью у тети Оли, постоянные издевки Глеба и полное непонимание ими Таниных забот, Таниной работы. Конечно, ей нужна была близкая душа, нужна была новая семья. Ее очень любил Эристов и несколько лет предлагал выйти за него замуж. Потом он уехал в Москву и дружил с Таней до самой смерти. Был он хорошим инженером и достиг высокого положения. Но души, видимо, у них были разные, о замужестве с ним Таня даже и не думала. Еще больше ее любил первый, ненастоящий муж Азя Беркович. Он был Тане очень по душе. И достиг, уехав за границу, очень многого. Но Таню оторвал от Ази своим антисионизмом и антисемитизмом Глеб. А потом женился и оставил Таню один на один с тетей Олей. Тут она и вышла за Гардина.
Таня очень любила своего отца. И после его смерти, наверное, интуитивно искала мужчину более взрослого, чем она сама, и доброго, как ее отец. Поэтому так долго ее тянуло к Роману Яковлевичу Галебскому. Поэтому, вероятно, она и вышла за Гардина.
Сам же Владимир Ростиславович своих старческих недостатков не замечал и считал себя привлекательным мужчиной. И совсем юная красавица-жена не охлаждала его пыл. Он и за мной пытался ухаживать, только получил такой ответ, что больше уже не решался."