Дверь

               
          ДВЕРЬ.
К моменту моего появления в многоквартирном доме, возведенном еще при Хрущеве в низине улицы Ленина, входная дверь перестала возвращаться на место, отчего аккуратные жильцы-пенсионеры, не желая прилагать лишних усилий (а нужно было всего лишь оттянуть личинку), оставляли доступ в подъезд свободным. Что в летнее время воспринималось вполне логичным – какой смысл запирать дверь, если три отполированные пальцами кнопки на кодовом замке все равно выдавали секретную комбинацию. Однако свободный вход в общий дом устраивал не всех соседей, а некоторых, видимо, огорчал, и они воздействовали на замок силой. Со временем личинка от грубого обращения совсем "разбаловалась", и хлопки дверью, раз от раза, становились безжалостней. С особой злостью к «тупому железу» относился мужик, с рассвета шатающийся за пивом в ларек. Опохмелившись, дядя выходил покурить, и мне от дыма его папирос приходилось прикрывать форточку.
«Дверь надо закрывать!» – срывался он, как цепной пес, на соседей.
«Но ты же здесь стоишь», – огрызнулся как-то на замечание молодой парень и толкнул дверь так, что вновь отскочила штукатурка.
Когда пришли агитировать за новую дверь, сдавать деньги согласились не все соседи. Я же был «за» двумя руками, и на радостях готов был внести лишнюю тысячу за какого-нибудь пенсионера.
Домофон – вещь, безусловно, удобная. А в то время, которое я описываю, это удобство приравнивалось, судя по рекламным объявлениям в газетах, к таким предметам «роскоши» как домашний телефон.
«Откройте дверь, пожалуйста», – начали вскоре надоедать мне разносчики бесплатных газет, когда я снимал новенькую белую трубку.
«Мама, пусти, это я, твой сын», – периодически зависал под моим окном неряшливый бородатый музыкант.
«Приходи трезвым», - молвил из домофона милый, как у радиосказочницы, голос.
«Мама открой дверь, мне стакан чая только», – продолжал ныть «блудный» сын.
«Трезвым приходи», – резала его без ножа старушка.
« Мама, пусти, ведь я родной сын, кровь твоя», – умолял уже он.
«Пущу, когда придешь трезвым», – отвечала затворница.
«Ну мразь, гадюка! – менял тактику незваный гость. – Открой, я тебя прошу, ведь я твой сын, единственный…»
«Я сказала тебе, приходи трезвый», – выдвигала заведомо невыполнимое условие пенсионерка.
«Чтоб ты сдохла, тварь…» – негодовал убитый горем музыкант, покидая «подмостки». Однако на следующий день, как часовой, снова стоял под дверью.