Короткая запись, сделанная в канун Сочельника 2008 в ходе разговора с пациентом. Орфография "доктора Дорна" сохранена без изменений.
С некоторых пор полюбил дежурить в больнице в ночь на Новый год.
Иллюзия того, что эту невидимую финишную ленточку рвешь сам, а не в толпе и суете праздничного стола.
А может, чувствую себя нужным только в эту ночь, когда все, считая себя неуязвимыми от выпитого и от традиционного ожидания чуда, дразнят судьбу и слепо рискуют? Хотя, какое чудо может быть в нашем захолустье? Какая судьба?
А может нравится, сдав дежурство (сомнамбулически веселый сменщик, натянув халат, заваливается на диван), идти по пустым и стылым улицам, разглядывая еще тлеющие следы народного гуляния. Никого, ни музыки, ни смеха. Скрип промерзших деревьев и сухой, дробный шелест ветвей над головой. И веришь, что светлое, с тусклым, спрятавшимся за домами, солнцем утро, и есть Новый год. Чистый лист.
Запись истории, которую я (врач Девиатов А.П.)озаглавил как "Знак леса".
Прошлым вечером позвонил коллега, Михаил Львович. Звал помочь оперировать. Пожилой рабочий с соседней лесопильни промучался болями в животе более суток и, когда его привезли к нам в приемный покой, был уже совсем плох.
Михаил Львович, врач опытный. Наблюдать, как превосходно он оперирует, настоящее удовольствие для профессионала. Прошло лишь полчаса, как была обнажена брюшная полость, а капсула поджелудочной железы была рассечена несколькими разрезами, и налажен дренаж. Еще минута - другая, и больного сняли с операционного стола.
Но мастерство врача не всегда определяет исход лечения. Вот и в ту ночь, судьба бедняги, лежащего в центре белой ярко освещенной палаты, решалась явно не на Земле. Я внутренне молился, чтобы намерение перелить жидкость, которая вливалась в него литрами, было в согласии с представлениями Всевышнего о спасении несчастного.
Сбросив перчатки и освободившись от фартуков, мы с моим коллегой устроились неподалеку от кровати, чтобы наблюдать за состоянием оперированного.
- Судьба иногда делает любопытный поворот, - заметил Михаил Львович, - было время, я тратил много сил и душевной энергии на возрождение нашего леса.
Я был несколько озадачен: Михаил Львович, человек замкнутый, никогда до этого не ведший откровенных бесед. Леса и вправду богатейшие окружали раньше наш городок. Мой собеседник продолжал:
- Признаюсь честно, я всегда тяготился нашей профессией. Помните, в начале девяностых я даже оставил практику и занялся любимым делом?
Он подошел к пациенту. Присел, помял между пальцами пластик свисающей дренажной трубки, осмотрел оценивающе скопившуюся в стеклянной банке жидкость.
- В то время казалось, что я могу сберечь березовые и дубовые рощи, вернуть птиц и животных в леса, наполнить реки и разбудить в людях чувство благодарности матушке-природе.
Он снова устроился на круглом металлическом табурете.
- Я вложил свои скромные средства в это дело. Тогдашний лесник горячо откликнулся на мое предложение. Было прекрасно! Высадили несколько просек, очистили глухую безымянную, лесную речушку. Мы чертовски уставали! До обморока! Но именно тогда ко мне пришел душевный покой и радость.
Он улыбнулся своим воспоминаниям и продолжил:
- Потом лес стали растаскивать, вырубать гектарами. Лесник первым смекнул об опасности. Но я уговорил его остаться.
Михаил Львович замолчал. Мой товарищ был печален, и я только догадывался, коль грустны были его мысли.
- Во время операции вы посетовали, что нам мешали обширные спайки в брюшной полости. Помните?
Я кивнул, подивившись странному переходу от воспоминаний к хирургическим перипетиям, и заметил:
-Боюсь, как бы они не стали причиной осложнений.
Он тоже закивал и продолжил:
- У меня сожгли квартиру, а лесник получил заряд картечи в живот. Это было лет…десять назад. Меня с ожогами увезли в область, а он здесь едва Богу душу не отдал! Какой-то мальчишка, стажер сумел его прооперировать и тем самым спас ему жизнь. Честь и хвала! А вот сегодня довелось и мне руку приложить!
Михаил Львович прошелся по палате. В белой, застиранной хирургической паре, высокий и худой он был похож на птицу. Не припомню только на какую.
Лесник умер через два часа. Михаил Львович, постояв над ним, ушел в ординаторскую. Там он налил себе стакан коньяку и молча выпил. Потом налил еще, стекленея глазами, выпил и остался сидеть неподвижно.
Я написал эпикриз и отправил тело на ледник. Потом осмотрел женщину с затянувшимся приступом стенокардии и назначил ей морфию. В приемном покое зашил резаную рану и вернулся в ординаторскую. Я нашел Михаила Львовича в туалетной комнате: его тяжело рвало. Уложив его на диван, я дал горячего сладкого чаю и укутал одеялом.