Какой недоумок первым брякнул, что коммунизм – утопия? Марксу следовало бы оторвать негодяю язык и шаловливые ручки, чтобы гадости не болтал и бумагу не марал. Нужно было морально убить урода, предъявив ему древние рукописи.
Итак, в 372 году чужой эры случился недород у сенонов. Вызывают в курултай главных друидов галльские старейшины. «Курултай» в переводе с французского – Госдума. В повестке дня – один с половиной вопрос: кто виноват и что делать?
Друиды пожевали мухоморов, стукнули посохами о твердь земную и главный друид Марат заявил:
– Половину рабов надо пустить на консервы, тогда выживем. Другую половину засолить.
Председатель думы магог Вольт возмутился крайне:
– Консерватор! Только о тушенке думаешь! Мы в каком веке живем, мракобес!? Эпоха просвещения и гуманизма подступает к нашим границам! Эй, гридни, гоните жрецов в жо..! (В этом месте рукопись подтерта)
Друиды грохнули посохами и хором заявили:
– Придет время вонючее, вспомяните наши слова, да поздно будет!
Вольт показал вослед друидам неприличный жест, и провозгласил начало прений. Сначала взопрел лучший охотник Хам Урка:
– Что-то креативное в словах жрецов есть. Эти коробейники только жрать да сра.. (здесь клочок рукописи вырван) могут!
Коробейниками галлы называли древних римлян, потому что в городе Короб жили они до того, как в рабство попали.
– Может быть, их следует отправить на ПМЖ? – нерешительно включился в дебаты старый полководец Голь.
– И усугубим международные отношения, – почесал в темени венетским обычаем магог Вольт. – Только соседи наши к строительству социализма приступили, понимаешь…
– С коробейниками мы у себя социализм никогда не построим, – пригорюнился гог Торез. – Я вообще не понимаю, кто у нас рабы, мы или эти подонки?
– Гнать их на хрен! – решительно рявкнул Хам Урка.
– Хрен они уже весь сожрали, – пустил скупую галльскую слезу не самый лучший охотник Сим Муркад, – и редьку приговорили.
Короче, выдали римским подонкам, то бишь, коробейникам сухие пайки на неделю и выпроводили за ворота Сены Галльской с добрым напутствием:
– Чума вам в короб!
По дороге домой гордые коробейники тырили в деревнях и городах все что плохо лежало, стояло и ходило. Вернулись они на родное пепелище и немедля устроили возле озера Велабр вече, называвшееся в те времена хуралом. В переводе на русский язык – комиции. В повестке дня – один вопрос: что делать?
Женщины затребовали храм. Могучий Валерий отверг домогательство:
– Цыц, бабы! Без богов гоили пятнадцать лет и не сдохли. Идите-ка лучше по грибы, не мешайте думать. Невольники! Тьфу, зараза! Квириты! Зима на носу. На улице курить зябко. Надоть первым делом курию строить.
– Подь ты в ср… (в рукописи лакуна), – посоветовал ему гог Гортензий. – Чтобы нас не дразнили «рабы из Коробы», чтобы забыть о позорном рабстве, надо переименовать город. Предлагаю назвать его Семигорьем. Кто «за»?
Большинством голосов утвердили новое имя города. Заодно и реку переименовали. Проголосовали еще раз за то, чтобы на рабские годы набросить пелену забвения. Как бы и не было их вовсе.
Могучий Валерий вернулся из места, в которое его послали, опять напустился на женщин:
– Бабам надо запретить ношение украшений! Запретить пелену! Считать день освобождения из рабства праздничным!
Большинство мужей приняли предложение по всем пунктам, только гог Гортензий воздержался.
– Надо нам избрать сотню старейшин в сенат, – продолжил развивать тему Валерий. – Предлагаю прежние кандидатуры…
– Иди ты в пим дырявый! – возмутился семигорский народ. – От каждого рода – по старцу!
С того дня в сенате курили триста отцов города, а потом и больше. Но это случилось при диктаторах, а пока…
Вырыли семигорцы землянки, сколотили длинный стол; сообща трудились и воевали. Старики рыбу удили, старушки с младенцами водились, девицы по соседним деревням побирались, пацаны воровали, мужики охотились и стены чинили. И пока к социализму с элементами рабства не перешли, жили бедно, но дружно и счастливо.
Пролетело двадцать лет незаметно. Жизнь наладилась, выросли детишки, и кулачки у них начали чесаться.
К магогу Вольту пришли жалобные письма соседей семигорцев, от латинов и сабинов, от вольков и тусков. Почесал он в затылке фракийским манером и повелел собираться ополчению в поход.
– Зря коробейников в банки не закатали!
Пришли галлы к проклятому городу, а стены уже все капитально отремонтированы, и сверху магог Валерий амфорой грозит непрошеным гостям. Главное, ворота все насмерть заперты. Не то, что в старину, при жрецах-магнатах – тогда нараспашку стояли.
– На приступ! – орет совсем старый полководец Голь.
– Бемц! – раскололась амфора на его шлеме, и резко запахло амброзией.
– Мне недосуг с подонками драться, – заявил Сим Муркад, зажав нос, – мне на Олимпиаду пора.
– Вольков от Игрищ отстранили, пусть они воюют, – поддержал его Хам Урка, стряхивая амброзию с лука. – Медонием злоупотреблять умеют…
Убрались лучшие бойцы в Грецию, и все войско сенонское домой подалось, нахлебавшись позора и гов.. (кофием залито это место).
Семигорцы спели победную песню, спалили на Марсовом алтаре плененного Тореза, неосторожно справлявшего нужду на Марсовом поле, и окончательно распоясались.
Социализм к ним пришел, когда одна глупая невеста на свадьбе надела железную гайку на палец, а гости промолчали. И понеслось…
В летописях отмечен интересный факт. Вождь семигорцев магог Сципион пустил социалистическую слезу, увидев как его бойцы охапками тащат на корабли женщин и добро из разгромленного Карфагена. Он понял, что Семигорью приходит большой пи.… (в летописи лист испорчен плесенью).
Пришел капитализм с рабовладельческим лицом, потом притащилась гордыня, городу дали новое имя, и жители стали называться римскими подонками. О чем нам не преминул сообщить в своих сочинениях демагог Цицерон. В переводе когномен его читается: Бзд.. (в этом месте рукопись обожжена). Кстати, оппоненты первым подонком обзывали его, потому что он пробился в лидеры олигархов и занимался оптимизацией. И так рьяно на этом поприще преуспел, что народу в стране почти не осталось и пришлось опять возвращаться к царизму.