Умеешь, имеешь силы прокормить себя – живи, не умеешь, нет сил – умри. Это простой закон. Простой и понятный. Жестокий? - наверное. Однако это закон природы, то есть не придуманный людьми, Богом, либо людьми за Бога, а как бы рожденный сам из себя. Весь животный мир живет так, да что там животный… – мир всех вещей, предметов и явлений вообще существует таким образом. Как-то не приходит в голову мысль о несправедливости, когда свеча или брошенные в печь поленья в конце концов догорают, прогорают, гаснут и ветер разметает пепел. Жалко, темно, холодно? – да, но логично и справедливо. Справедливо скорее не то слово, правильнее – законно. Вообще понятие справедливо-несправедливо – понятие чисто человеческое, сиречь ущербное, к закону природы не имеющее никакого касательства.
Как приятно, как уютно сердцу глядеть на детей. Как просты, как невинны их мечты и хотения, как неподдельна их радость, как искренни их слезы. Вот одна набухла, повисла огромной прозрачной жемчужиной на дрожащих ресницах и… тут же, в мгновение растворилась без следа, рассыпалась серебристым смехом над сияющим миром. Зачем так? Почему из каждого такого святого, чистого создания обязательно вырастет нечто не святое, не чистое? Закон? Да нет, это уже не закон, эта как раз та самая человеческая справедливость-несправедливость, зачем-то придуманная, вложенная Богом в самое неудачное из Своих творений.
Первая оплошность Божья (если не считать, разумеется, самого сотворения человека) произошла как раз там, в Эдемском саду. Истребить Адама с Евой надо было сразу же по свершении грехопадения их, а не гнать умножать порок на землю. Из отеческой любви? Или, может, пожалел Он их? – вряд ли. Помня все последующие издевательства Его и казни над человечеством, жалость и уж тем более любовь не Его епархия. Рассуждая умом ущербным, человеческим – это было тривиальное тщеславие. Признать творение Свое ошибкой просто значило бы для Него упасть в глазах Собственной непогрешимости.
Так или иначе, на земле Каин убил Авеля и пошло-поехало плодиться да размножаться людское непотребство. Непотребство это становилось все очевиднее и очевиднее, огромнее и огромнее, и настал наконец второй шанс исправить ошибку. Но Он почему-то посчитал Ноя исключением (или это опять было тщеславие). У Ноя же, уже среди трех его сыновей был и Хам, и все начало повторяться. Когда же Создатель увидел, что хлопотно убивать всех, Он решил снова выделить одного праведника и, не истребляя остальных, от него запустить как бы чистую, свежую ветвь гнилого древа человеческого. Авраам задачу свою исполнил, колена заложил, однако уже внук третьего патриарха Иакова по имени Онан, «когда входил к жене брата своего, изливал семя на землю, чтобы не дать семени брату своему» (Быт. 38:9), за что правда заслужил смертную кару от Господа, но грех рукоблудия тем не умер. Впрочем, это был пожалуй самый невинный из грехов. Были и другие и много, и сколь быстро ни плодилось бы человечество, грехи его плодились вместе с ним и вперед него, погаными грибами, зеленой плесенью расползаясь по всему многострадальному дереву, проникая под кору, в ствол, в самую его сердцевину до самых корней его.
Создатель мой на другие ли миры отвлекшись, или просто почивши от трудов праведных в очередной седьмой день Свой, но без внимательного пригляду Его пошло-покатилось на земле все как-то самотеком, вкривь да вкось. Моисеи, Аароны, Давиды, Соломоны, греки, арабы, китайцы, негры, алеуты – черт ногу сломит. Стали писать законы, и всяк на свой лад прав и справедлив, да только греху от тех законов ни холодно, ни жарко, а как-то уютно, тепло и сыро было на земле. Обернулся спросонья, увидел, ахнул! Человечество надо было как-то спасать от него же самого! Потопом уже не управишься – не Ноевы времена, не десяток, не сотня тысяч – уж к миллиарду на круг… Сына единородного послать? – да. Идея с Христом хоть и была творческой, оригинальной, но опять что-то пошло не так. Не спас Сын Человеческий, не унял, не образумил, но лишь из Него самого таких правил-законов справедливости понаделали-понаткали, что кровью человеческой во имя Спасителя умылась не токмо Европа с Азией, но и Америки, и Австралия с Океанией, и даже у черта на рогах Фиджи.
С грохотом и звоном, со свистом катится теперь под гору творение Господне. Катится, летит уж почти не касаясь земли и не видно ему спасения ни в справедливом законе, ни в слезинке ребенка, ни в смехе его. Но лишь какой-то глупою очередной надеждою - Откровение Иоанна о 144-х тысячах искупленных. Ну вот опять! Тогда Ной, потом Авраам, теперь, гляди, 144 000… Неужели не очевидно, что и эти 144 несут уже в себе, пусть где-то глубоко в генетическом коде своем от самого Адама и 144 тысячи грехов, и каждый возродится и умножится, сколь не тряси, не опаляй и не промывай планету, ибо каждый из них есть творение, ковчег Божий – человек? Возродится, расплодится, раздышится на опустошенной земле, напишет новые справедливые законы – и пошел плясать на гробах старую пляску про счастье на земле! Не умнее ли, не справедливее разве взять да и прихлопнуть всех до единого? Забыв о тщеславии признать ошибку, да и прикончить всё непотребство это разом! Разве это не справедливее, не честнее, не законнее? Как-то не приходит в голову мысль о несправедливости, когда свеча или брошенные в печь поленья в конце концов догорают, прогорают, гаснут и ветер разметает пепел. Жалко, темно, холодно…, но справедливо.
***
Справедливо, Господи… Только вот… За стеною кабинета философа доморощенного щебечет веселым своим щебетом внучка его, серебряными колокольцами рассыпается по дому смех ее и умом кажется, сердцем видится – нет на свете ничего справедливее ее жизни… Вот тут и аминь.