Мой путь к этому был очень долгим, витиеватым и тернистым. Я родился в Москве в 1966 году. Мама, Корюхина Зоя Сергеевна — уроженка Рязанской области, папа, Переверзин Иван Иванович, родом из далекого села Алтайского края. Детство и юность я провел в безмятежном неведении о существовании национального вопроса, абсолютно не задумываясь об этом, хотя носил звание титульной нации большинства. В более зрелом возрасте придя к справедливому выводу, что у подлецов, мерзавцев и негодяев национальности не существует, с удивлением обнаружил, что в абсолютном выражении по количеству мерзостей и пакостей, в том числе и самим себе, равных представителям титульной нации у нас нет…
Играют два мальчика, один из них — сын моего друга. Играют долго и хорошо общаются. Вдруг старший из них доверительно сообщает сыну моего друга: «Знаешь, а я евреев ненавижу». На что последний с гордостью отвечает: «Знаешь, а я как раз и есть еврей». Дружба, слава богу, на этом пока не закончилась.
С национальным вопросом я столкнулся практически сразу после своего ареста. Я помню первые допросы, когда следователь далеко не русской национальности, буквально брызгал слюной и истошно вопил: «Иваныч! Ты же русский! Что тебе эти Борисовичи, эти евреи?» Тогда мне это казалось каким-то кошмарным сном. Но позже сон стал явью, когда на мне дали 11 лет колонии строгого режима. Потом был этап в колонию расположенную в поселке Мелехово Владимирской области. Там есть церковь, построенная на деньги заключенных и названная в честь канонизированного Александра Невского, надо сказать личность весьма сомнительную. Через эту церковь в колонию поступала православная религиозная литература и фильмы, которые, очевидно в воспитательных целях, демонстрировались в клубе заключенным для их вступления на путь истинный. Однажды появился фильм «Россия — нож в спину», создатель которого впоследствии был осужден именно за этот фильм по ст. «282» (Разжигание межнациональной розни). Этот фильм показывали несколько раз, но потом, не без моего участия, сняли из проката. Но он успел принести свои плоды, так как идеи, изложенные в фильме, попали на благодатную почву. Не могу не процитировать некоторые выдержки из фильма: «Состояние Абрамовича каждую минуту увеличивается на 5000 тысяч долларов США, в то же время каждую минуту в России умирает один россиянин. Значит, смерть каждого россиянина приносит Абрамовичу 5000 долларов….» Таких «логических» умозаключений фильм содержит бесконечное множество, на чем, собственно говоря, и основан. Не буду пересказывать все реплики заключенных после просмотра этого фильма, но поверьте, некоторые особо агрессивно настроенные зеки, осужденные, кстати говоря, за разбои и убийства, неожиданно осознав первопричину своих «бед», предполагали продолжить свою деятельность после освобождения исключительно избирательно по национальному признаку, о чем и публично заявляли.
В эту колонию я прибыл 2 августа 2007 и после 4-х месячного карантина был переведен в самый режимный 3-й отряд, где содержали осужденных с большими сроками заключения, лиц, склонных к побегу. Сюда же переводили из других отрядов в наказание за какие то проступки. Публика своеобразная и серьезная. Кого здесь только не было. И маньяки, убийцы, насильники, бандиты, разбойники. Всего 120 человек. Я выживал, общался с не всегда приятными людьми, дружил. Многим помогал писать надзорные жалобы по приговорам, делился нехитрыми, но важными для зека вещами — чаем, сигаретами, конфетами, что по Правилам внутреннего распорядка является нарушением режима. Как правило, в колонии люди объединяются в «семьи» по нескольку человек, часто по национальному признаку. Одному не выжить. Таджики живут с таджиками, узбеки с узбеками. Вместе особняком держатся кавказцы. Чеченцы и дагестанцы особенно дружны и их многие побаиваются. Они не такие, как мы и это пугает и настораживает. Ты не знаешь что от них ожидать.
Москвичей не любят все . Евреев тоже. Всегда удобно во всех своих несчастьях обвинить кого-то другого. Ты всегда находишься с этими людьми в одном помещении, в одном бараке, слышишь их комментарии, бесконечные разговоры. Однажды я не выдержал и вежливо спросил одного воинствующего антисемита: «Скажи мне, пожалуйста, а что тебе конкретно сделали евреи?». Человек на несколько минут впадает в ступор, долго думает и выдает следующую фразу: «А они владеют всем золотом мира!»…Видимо, он считал, что этим золотом должен был владеть он, почему он и затаил обиду. Людей с подобным мировоззрением, людей, желающих сбросить атомную бомбу на Москву, чтобы жизнь во Владимирской области стала лучше, в местах лишения свободы находится гораздо больше, чем за ее пределами.
Сложилось так, что я еще в карантине подружился с одним зеком, у которого общий тюремный стаж тогда составлял 29 лет. Андрей Зуев. Он на год старше меня, сидит с 15 лет, на свободе был меньше года. У него никого и ничего нет. Он и сейчас находится в другой колонии для рецидивистов, где сидеть ему еще 6 лет. Тогда наша дружба вызывала недоумение у многих. Отмечу, что она продолжается и сейчас. Еще у нас в отряде жил человек, исповедующий ислам, Умед Чориев. Он был осужден на 15 лет за разбой и убийство. Он не отрицал, что совершил убийство, и возмущался только тем, что ему дали такой срок за «какую-то еврейку». Мы общались, я давал ему книги и журналы, надеясь, что это сделает его лучше. Однажды он попросил меня достать ему Коран, что я сделал, попросив своих родственников прислать его среди прочей литературы, высылаемой мне регулярно. И вот однажды между Андреем и Умедом вспыхнул конфликт. Мне только успели сказать: «Зуй с Умедом пошли в сушилку на разговор». Я бегом туда. Успеваю их разнять. Следом влетают дневальные — зеки, официально работающие на администрацию. Они и сообщают тюремщикам о произошедшей драке, после чего следует разбор полетов, допросы, изолятор. Позже выяснится, что Умед написал на нас докладную, где сообщал, что я и Зуев планировали напиться водки и вырезать пол-отряда. А он, герой эдакий, решил этому помешать. Прошло немного времени, всех выпустили из ШИЗО, ажиотаж вокруг этой истории немного угас, и все вернулось на круги своя. С Умедом мы естественно общаться перестали, делая вид, что его не существует. Жизнь продолжалась И вот наступает кульминационный момент. Ко мне подходит один осужденный спортсмен, с которым я был в приятельских отношениях. Видимо чувствуя неловкость ситуации, несколько растерянно он мне говорит: «Умед просил передать, скажи, мол, Иванычу, что он хороший еврей…» Я не сразу понял, о чем идет речь. Но секунду спустя я осознал, что таких комплиментов мне не делали за всю мою жизнь. Так я стал хорошим евреем, чем очень горжусь.