Машина ждала меня во дворе. Я оделся и ушел, сказав тетке, что есть важные
дела. Не стал посвящать старушку в подробности. Будет волноваться и подливать
себе в рюмку водки. Впрочем, волнение за меня стало нормой с тех пор, как я
приехал, а рюмка еще раньше.
Мы ехали через город, по шоссе сквозь поля и далекий лес, чернеющий неровной
полосой у края. На заброшенных полях снег уже не таял, лежал белыми островками
на пригорках, стелился по низинам. Я сел на заднее сидение, лица водителя
не было видно. К тому же он в капюшоне. За всю дорогу мы не сказали ни
слова. Лучше я стану смотреть на проносящиеся снежные края. Вспомнил Леху,
его тревогу в каждом движении и фразе. Он боялся за себя, на меня откровенно
наплевать. А я не боялся, мы делаем выбор в жизни того или иного поступка, а
боимся его призраков.
Свернули на проселочную дорогу километров в двадцати от города, а потом она
пошла сквозь лес, в котором уже собрались осенние сумерки и сырость листвы под
снегом. Она делала резкий поворот и уходила влево. В том месте стояли
две машины. Из черного Мерса вылез сам Борис. Он опять протянул мне руку для
пожатия. Мозолистая рука работяги. Борис
спросил, готов ли я к работе. Я не был готов, но не признаваться же в своих
слабостях. Тем более, в последний раз, когда я не был готов, меня уволили.
Из второй машины вылезли двое, выволокли третью фигуру. У мужика были связаны
руки за спиной, голова болталась, и волосы мокрыми прядями повисли на лицо.
Я стоял и смотрел. Мне не стало жутко, больно или противно. Я чувствовал себя
тем самым наблюдающим оком, свидетелем ильичевской реальности. Пока не решил,
что делать с информацией, копящейся во мне, как лава в вулкане. Журналисту легче
всего применить знания. Но я просто наблюдал за тем, как из бедняги
пытались выколотить долг, запугать, унизить. Они знали, все рано или поздно
ломаются от нечеловеческой боли и страха. Всем надо спасать себя и близких.
Борис только говорил, работали с клиентом другие. Мне внезапно захотелось
узнать, что приключится внутри меня, если я приму участие в шоу. Борис на мою
дикую просьбу только развел широко руки, добро пожаловать, как говорится.
Нет, это даже не азарт или игра. Здесь все глубже, потому что высвобождалась
огромная энергия. Она била ключом, щемила в верху живота, как змея, ползающая
телом по мне. Я истощился, выдохся полностью. Мои руки были в крови человека.
Это ужасно, но и принесло некое облегчение. Облегчение моего сознания.
Я превратился в машину по искалечиванию, терминатора. И в тоже время я
подумал, вытирая снегом кровь, что я крошечный винтик, способный воткнуться
в тело сенсации. Я журналист, просто накопитель информации, помогающий мне
подняться. А как же душа или мораль, правила жизни? Да нет этих качеств ни у
кого. У журналистов они вообще превратились в рудиментарный орган.
Борис вручил мне поощрительную сумму, вполне аппетитную. За такие деньги в
газете я работал месяц, а то и сверхурочно. Конечно вряд ли они пахли кровью
жертвы, скорее открытием чего-то нового, более сильного, чем пьянство с
мужиками в баре и обезьянник в участке. Борис похлопал одобрительно по плечу,
сказал, что не ошибся во мне, уехал, а меня так же доставили в город.
Я знал, все только начинается, будут новые разборки, и в них я приму
непосредственное участие. Устал страшно, словно выжили соки из организма. Я не
пошел домой, а бродил среди серых зданий заводской общаги, погруженных в сонный
туман, как в фантастическом фильме. Так легче пережить.
Мне вдруг страшно захотелось увидеть Алю, но ничего не рассказывать, а просто
помолчать рядом с ней. Тогда я спустился к реке и постучал в ее дверь.
Она открыла сразу, ждала что ли меня? В легком халатике и босиком. Удивленно
смотрела на мою грязную куртку. Даже на спрашивала, зачем я здесь.
- Муж дома?
Она молча покачала головой, пропуская меня в дом. Там было светло, чисто, в
печке потрескивали дрова.
- Устал?
- Да.
- Хочешь есть?
- Нет.
Аля больше не задавала вопросов, просто села за стол напротив меня, положила
острый подбородок на руку, смотрела пристально мне в глаза, будто пыталась
найти там совесть, которой у меня не оказалось. Муж на работе, на такой, с
которой приезжают не каждый вечер, а когда вздумается. Отец в рюмочной с
вывеской "Бар". Все встало на свои места. Я очень хотел, чтобы этот жуткий
вечер закончился именно так, с Алей.
Продолжение - http://www.proza.ru/2017/04/08/108