Всё это - иллюзия жуткого отражения. Безумство! Которое нам было запрещено понять. Но мы поняли и, как роковой факт, - обезумели сами.
Двое покуривали за огромным зданием театра и в пол голоса вели разговор:
- Оч-чень рекомендуют-с! - Важно раздувая дымом ноздри изрёк один из них. Так важно и многозначительно выглядел он весь в этот момент, будто подводил жирную черту под фактом.
- А вы уже были? - Поправляя съехавшие на острую переносицу очки тоненько поинтересовался другой.
- Нет конечно-с. Но по первоисточникам всегда...
- По первоисточникам? - Пугливо перебил очкарик и тут же зажал ладошками свой тонкий рот.
- Вы должны меня знать, уважаемый. Я всегда за достоверностью-с. - Важный пошевелился всей своей тучной фигурой и кивнул. - Думается - пора.
***
Конферансье имел какой-то извиняющийся вид. Его фигурка одиноким камышиком покачивалась на сцене. Но когда он заговорил, то тут же преобразился в уверенного человека и даже как-то вырос:
- Дамы и господа! Рады приветствовать Вас на нашей долгожданной премьере! Вас ждёт увлекательнейшая история любви и предательства по документальным событиям эпохи! В исполнении мэтров, под аккомпанемент отца музыки...
Важный сидел в первом ряду и повернувшись в пол головы периферией заметил очкарика. Тот улыбаясь покорно кивнул, мол: "Вы правы, уже чувствую произведённый эффект и мощь!" Важный был удовлетворён и дальше не считал нужным слушать, а мельком бросил взгляд на ложу и стал размышлять о восседавшем там Главном. "Обязательно нужно будет обсудить на службе-с. Ишь ты! Весь выводок приволок. Как бы малый в соплях не разорался. То-то будет феерия!" - Важный улыбнулся своим низким мыслям.
***
Свет угас, дабы вновь зажечься аккуратным кругом на сцене в ожидании первого участника постановки. Лица в зале замерли и всем своим видом были готовы внимать.
- Абум! Артагы! Я актёр и точка! Всё в пустую и вы идиоты! Пригопоко! Бурмыны! - истерически раздалось где-то во мраке и в блин света выплыл абсолютно голый мужчина. Его двухметровая, покрытая кусками шерсти фигура белела кожей и грозила острыми рёбрами. Длинные грязные волосы свисали паклями и скрывали лицо, скорее всего тоже очень волосатое. Срам был во всей красе представлен публике.
Послышались ахи, ропот негодования, кто-то выкрикнул: "Ей плохо, помогите!" Тем временем явление на сцене заговорило:
- Я актёр и буду играть! Я актёр! Я актёр! Я актёр! Я актёр! Яактёр!Яактёр!Яак... - голос был полон обиженной истерикой. Тонким скрежетом он будто ставил точку. Било по ушам невыносимо и казалось от этого голоса глаза зудели где-то изнутри.
Вопли превратились в поток и умолкать не собирались. Шум в зале рос и напряжение чувствовалось в воздухе. Важному казалось ещё чуть-чуть и начнётся. Умалишённого на сцене стало даже жаль. С ложи донеслось громовым басом:
- Безобразие! Хватит! Здесь дети!
- Яактёр! - предел был совсем близок.
- Да какой ты к чертям актёр, собака?! - совсем взревели с ложи, - Прочь!
Но умалишённый не унимался. Никто не спешил его увести со сцены. Так же, как никто не встал и не кинул в него хотя бы помидора. Публика лишь роптала, а некоторые и вовсе молчали. Очкарик, как ему показалось, впал в некое подобие беспамятства. Будто вокруг него надули пузырь и лишь где-то издалека слышалось приглушённое: "Яактёр!"
Так прошли первые десять лет.
***
Истерика царящая в зале сошла на нет уже как года два. Некоторые были убиты, некоторые покалечены, кто-то потерял рассудок и иногда выкрикивал нечленораздельное: "Умантёрррррр!!!" Важный лишь сидел и свирепым взглядом буравил сцену где нескончаемо завывал этот нелюдь. Глаза давно налились кровью и обросли чёрными мешками. Первые крошки зубов иногда слетали от кипящего внутри гнева. Очкарик где-то позади пускал слюни и как-то раз прошептал Важному на ухо кошмар, который он всячески отрицал. В это верить не хотелось, но уверенность и по собачьи преданные глаза Очкарика пугали какой-то задетой внутри струной. Это была струна сомнения. А сказал ополоумевший бедолага два слова: "Он актёр!"
***
На юбилейный третий десяток Важный уже смирился с выкриками, которые когда-то, будто в другой жизни, казались чем-то нечленораздельным. Тем более один из вопиющих орал буквально под ухом, блистая разбитыми в мелкой потасовке линзами очков: "Он актёр!"
***
Пятидесятилетие стало переломным для Важного. В знак протеста или чего-то более мрачного, о чём не хотелось думать, - Главный повесился всей семьёй прямо в ложе. Пять теней теперь качались там и источали запах. К нему Важный привык ещё давно, к запаху. Не это ломало его душу. Он понимал, что всё идёт к катастрофе. Что где то там, ближе к небесам театра, качалась его последняя надежда. Главный хранил рассудок до конца. В него летели обломки сидений, какие-то тряпки и башмаки, но он продолжал грозно реветь: "Если эта собака актёр, то я Помазанник! Взываю! Одумайтесь!" И так до самого конца, пока однажды из ложи не донеслось как выстрел: "На бис!" И тогда у Главного всё решилось...
***
Приближался день столетия этого адского выступления. Важный всё так же сверлил сцену своими красными глазами. Весь он источал тревогу. Даже Очкарик, из-за соседства с ним, кричал последнее время тише, а иногда и вовсе делал огромные паузы. Которые вообщем-то его утомляли и он продолжал. Но чувствуя что-то яркое и страшное - всё чаще молчал.
Важный оставил попытки спора много лет назад. Весь зал в страшной судороге кривлялся подражая голосу своего кумира. "Актёр! Актёр!" - доносилось отовсюду. И их инфернальный дирижёр командовал им со сцены: "Яактёр!" Между рядов бегали раздетые дети и тонкими голосами кричали пугающе похоже: "Яактёр! Нетяактёр!" Важный пугался такого и блуждал взглядом по изученному потолку. Он пытался освободиться давно и когда-то у него вышло. Свобода струилась по венам и гнев ушёл в сторону, уступив место решимости. В потолке Важный видел звёзды и холодную бездну космоса. Она давно манила его.
Важный встал и хрустнул онемевшим телом. Двенадцать тяжёлых шагов и вот он на сцене. Шум копошащихся в зале тварей стал тише, но это не имело значения. Значение имела лишь огромная ладонь Важного, которая сомкнулась на хрупкой шее умалишённого погонщика. Музыкой прозвучали его ломающиеся кости. Ладонь напряглась сильнее и вся рука пришла в движение подкинув обмякшую фигуру в воздух. Несколько круговых движений и голова отделилась от бледной плётки, которая некогда была телом.
Держа голову за липкие волосы, Важный протянул её безобразной мордой в зал. Мёртвая тишина простояла недолго. В начале женские ахи, потом грубые мужские выкрики полные неразборчивой ругани. А потом началась казнь.
***
Важного связали прямо на сцене. Он им не мешал, хотя понимал, что может убить если не каждого, то огромную часть обступивших его сумасшедших.
- Актёра! Он талант и... актёр! Актёра! - выкрикнула в лицо Важному какая-то старуха брезгливо плюнув, и тут же будто испугавшись чего-то отскочила с виноватым взглядом.
- Актёра! - доносилось отовсюду, - Актёра! Его Самого! Талантище!
Установленный столб был крепок, верёвки держали плотно. Но Важный давно смотрел на свои звёзды и был готов. Его не надо было держать, он сделал своё дело. Годы войны с мыслью. Годы работы разрушения стены, за которой скрывалось одно единственное слово.
Сложенный костёр у столба подожгли мгновенно, не успело последнее поленье найти себе место. Фигура Важного, объятого пламенем и видимо давно мёртвого, ибо он не издал не звука, была огромна. Она будто застилала всё и продолжала расти. Крики утихли, но не надолго. Скоро всё здание превратится в уголь вместе с его обитателями, так как портьера уже прихватила пламя и понесла его дальше...