Над пурпурной бледностью низких «западных» холмов садилось солнце — далёкий, приплюснутый диск цвета унылого золота. Внезапно, словно от шипящей спички, от него отскочила вспышка, похожая на протуберанец.
В действительности это произошло на девяносто миллионов миль ближе. Не протуберанец — Земля. Она взорвалась.
Земля погибла неделю назад. Аникстер ещё вспоминал о ней и её обитателях, но уже не так много, как раньше. Чем-то эта идиотская полная самоаннигиляция не располагала копаться в прошлом. Был рак — вырезали. Словно и не существовал вовсе, думал он.
Из сада пришла Майк. Щёки её рдели от марсианской вечерней прохлады, глаза сияли, на губах играла улыбка.
— Идём, Гарри! Я тебе кое-что покажу. — Она взяла Аникстера за руку и потащила из хижины в огород. — Гляди! Гляди вон туда! Зёрна фасоли всё-таки всходят!
И правда, подумал Аникстер. Торчат из-под земли, будто лезвия ножей. Вдоль пушистых стебельков поочерёдно расположены маленькие почки завязи, но это не зелёная фасоль. Зелёной фасоли больше нет.
— И баклажаны. — Майк поманила его нагнуться.
Аникстер стал разглядывать пухлые фиолетовые овоиды.
Не баклажаны. Уже нечто иное... нечто из чуждой почвы. Нечто безымянное, марсианское, но из семян баклажана.
Радостная Майк тащила его по огороду.
Овощи разных видов, все похожи на земных предшественников, но каждый уже другой. Чуждая химия Марса сказалась на чистоте сортов, новый мир внёс поправки в форму, цвет, запах. Один Петерсон знает, каковы они теперь на вкус... Не так давно биолог носился тут, что-то выщипывал, собирал образцы для анализа и очень просил ничего не трогать, пока не отчитается о результатах.
Зелёный горошек оказался розовым.
Аникстер отвернулся.
Майк, видимо, поняла по лицу, что ему не по себе.
— Знаю, Гарри, Марс всё меняет, но ничего, привыкнем, — прикоснулась она к его руке. — Мы-то по крайней мере те же. Даже если у наших правнуков появится вторая голова и так далее, в душе они всё равно будут людьми, совсем как мы, а это главное. А значит, от Земли хоть что-то да останется...
Аникстер вяло покачал головой:
— А что, зая, если... Если в итоге все эти овощи попросту начнут казаться нормальными... Если нам понравится их вкус, и все наши мерки... — Он замолк, подыскивая слова.
Озадаченно улыбнувшись, Майк стиснула ему руку.
— Приветики, Анни!
А, Руперт из Айовы, перегнулся через ограду и посасывает длинную щепку. Бог ты мой, да если б не звездолёт поблизости, то все эти палатки, забавные деревянные хижины и уходящий вдаль канал заставили бы поверить, что мы до сих пор где-нибудь на Среднем Западе.
— Однако мой огород покрасивше будет, — ухмыльнулся Руперт и махнул большой ладонью себе за спину.
Майк с Аникстером подошли к забору взглянуть. Вообще-то это был не совсем забор, а часть ограждения из центральной шахты корабля. Его разобрали, чтобы в долине и тут, на холме, огородить маленькие делянки экспериментальных агрокультур. Разные удобрения, разные бактериальные добавки в воду... Где будет расти лучше? Часть ограждения из центральной шахты корабля... больше оно в этом качестве не понадобится. Разве что кто-нибудь по новой откроет атом.
Огород Руперта действительно был красивее.
Дувелл, тот самый Дувелл — знаменитый философ, всё спланировал и построил корабль, на котором они прилетели. А когда ядерная война докатилась до Скалистых гор, и его чада, все в сборе, ждали отправки на взлётной площадке за Лос-Анджелесом, он в последний момент заявил:
— Возьмите с собой какие-нибудь пустячки, они скрасят вам жизнь. Немного места выделить можно.
Затем корабль в клубах огня рванул вверх и над Тихим океаном устремился прочь от Земли. Сорок человек... немалый груз чистым весом. Тонны продовольствия, микрофильмы с книгами, музыка, кое-что из техники — всё тщательно отобранное. И пустячки. Среди пустячков: две кошки, две собаки, тропическая рыбка Питерсона, канарейка, тайно пронесённая на борт мышь Дам-Дереда и всевозможные мелкие безделушки — милые сердцу прихоти, личные вещицы. Семена кое-каких цветов, последние — Руперта.
— Взгляните-ка на это! — гордо позвал он.
«Этим» оказался куст розы, усыпанный кроваво-красными цветами, в сравнении с которыми ржавая почва казалась бледной. Надо же! Самый что ни на есть настоящий куст роз, подумал Аникстер. Ничего не изменилось, не мутировало, не извратилось. Обычный розовый куст. Поднырнув под хромированные перила ограды, они с Майк опустились возле него на колени.
— Он прекрасно себя чувствует, — похвастал Руперт. — Взгляните... единственные цветы на Марсе. На этой сраной планете, похоже, собственных нет.
— Да, — согласился Аникстер.
Нежно обхватив розу, он втянул аромат. Ладонь задела шип, но тот её не проткнул, а просто уколол. Глубоко под кожей зачесалось.
— Опять эта птеромышь! — Майк показала вверх.
Над головой, оглашая воздух по-вороньи пронзительными криками, сновало чёрное перепончатокрылое существо.
Садилось солнце — то самое приплюснутое, красное солнце. Готовя путь вечеру, похолодал и усилился ветер. Ряды растений — человеческие посевы, зашелестев странными листьями, потянулись в багровеющее небо.
— Куст вырос так быстро, — сообщил Руперт. — Даже страшно... просто вымахал! А ведь я посадил его всего неделю назад. В тот же день, когда Земля... Я и другие цветы посадил, но проявил себя только этот. Остальные... — Он грустно показал глазами на бурую кучку недавно выдернутых сухих ростков.
Майк нагнулась и дёрнула за веточку.
— Можно Руперт?
— Э-э... — Руперт повёл рукой, и тут же её уронил, — ну да, конечно.
Майк отщипнула бутон и, воткнув себе в волосы, сделала пируэт с подскоком. Аникстер с Рупертом стояли рядом и тихо улыбались. Аникстер глянул ей за плечо. Из космического корабля на холм, к огородам, поднимался Дувелл.
Внезапно остановившись, Майк склонила голову на плечо.
— Эй, Руперт! — Она подошла к ним. — Давай сорвём эти розы и подарим девчонкам по цветку. Здесь, похоже, хватит на каждую.
— Твою мать! — Рупер шагнул к кусту. — Ни за что в жизни, ишь ты... покуситься на мою красу и гордость!
— Но, — с воодушевлением продолжала Майк, — в таком случае, когда цветы завянут, мы все могли бы стать, будто пчёлки, и получить тысячу розовых кустов. Не забудь! Здесь, скорее всего, нет насекомых, и твою красу опылять некому.
Руперт призадумался, его длинное лицо помрачнело.
— Опылять срезанные цветы? Не вижу смысла, Майк. Но... ладно, даже не знаю... — он уставился на костяшки пальцев, — в конце концов куст всё-таки многолетний. Наши женщины наверное порадуются, да?
— Они ведь женщины, Айова, и изголодались по всяким приятным мелочам вроде цветка в волосах.
— Отличная мысль! — незаметно подойдя, захлопал в ладоши Дувелл. — И чудесное представление, дорогая. Я счастлив, что нам удалось принести в наш новый дом очарование балета. — Он нагнулся над розовым кустом, и ветерок взметнул ему длинные седые волосы. — Да чего там долго думать, давайте их сорвём!
Осторожно, один за другим, они отделили цветы от стеблей и сложили в сброшенную ради такого дела куртку Аникстера. Всего набралось двадцать шесть ярких и благоуханных роз.
— Вот девчонки удивятся! — радовалась Майк, лаская пальцами бархатные лепестки. — Это чтобы, вы, мужчины, думали не только об исследованиях, анализе погоды и...
— Майк!!! — душераздирающе вскрикнул Аникстер. Его полный ужаса взгляд был прикован к её волосам. — Твоя роза!
Майк метнулась рукой к голове. Роза исчезла. По щеке осыпалось немного пыли, что-то раскрошенное, чёрное и волокнистое. Её глаза округлились.
— Ч-что такое?
— Вот срань, — раздался голос Питерсона. — Зря вы их посрывали.
Долговязый биолог перемахнул через ограду и, дымя трубкой, подошёл.
— Это что-то в воздухе... пока не определил. На некоторые растения воздействует, на другие нет. Рано или поздно я выясню. А пока будьте осторожны и перед тем, как что-то срывать, убедитесь, что у вас есть семена.
— Боже! — ахнул Руперт.
Другие розы тоже утратили своё красное великолепие. Ссохлись, превратившись в чёрно-серые струпья, покрытые резкой сетью вен, которая делала их омерзительными.
Руперт потрясённо перевёл взгляд на сам куст. Тот съёжился и, хлопьями опал на землю, и у их ног внезапно осталась лишь крошечная кучка чёрного пепла.
— Брр! — отшатнувшись, содрогнулась Майк и стала отряхивать волосы и щёку.
Аникстер взглянул на Руперта. Айовец плакал, как плачут мужчины — губы поджаты, прикрытые веками глаза блестят от непролитых слёз.
— Мне жаль, — вздохнул Анникстер и, встряхнув куртку, надел.
— Откуда тебе было знать? Но... — Руперт мазнул ладонью по щеке, — цветов больше нет. Видишь ли, я цветы люблю... точнее, любил.
Майк что-то произнесла, и Дувелл слегка повернулся на голос. Его старое лицо мастерски скрывало чувства. Она что-то подобрала с земли и теперь предлагала их вниманию. Это была маленькая, нескладная гроздь пурпурно-чёрных ягод на толстом, покрытом зазубринами стебле. Уродливая.
— Взгляните, это ведь... почти цветок. Разве нет?
Втыкать находку в волосы она не стала. Та всё равно не удержалась бы на голове. Майк просто стояла и, закусив губу, пихала носком «баклажан».
Дувелл переглянулся с Аникстером. Мгновение они смотрели друг на друга, потом переключились на Руперта, а тот скользнул по штуке в руках Майк и уставился на точку в пустом небе, почти у самого обода далёкого солнца, садившегося на марсианском горизонте.
В памяти Аникстера всплыли слова: «... Даже если у наших правнуков появится вторая голова и так далее, в душе они всё равно будут людьми, совсем как мы, а это главное...» «А что, зая, если... Если в итоге все эти овощи попросту начнут казаться нормальными... Если нам понравится вкус, и все наши мерки...» и то, что осталось невысказанным: «А мы действительно спасли землян? Даже, если брать души? Марс силён, а нас мало. Во что превратят нас столетия? Что мы будем считать прекрасным, а что уродливым? Правильным или неправильным? Может, для нас это тоже изменится? Надо спросить Дувелла».
Но теперь знание во всей своей неопровержимости свалилось на Аникстера. Он понял и, почувствовав себя совсем больным, закрыл глаза.
— Цветок! — донеслось горькое восклицание Руперта. — И ты называешь этот ужас цветком!
Красное солнце опустилось уже по плечи. Холм, долина у подножья, лагерь и молчаливый корабль постепенно тонули в сумерках чужого мира.
— Ещё нет, Руперт, — изрёк Дувелл, — но однажды он им станет. Станет.
1952
Sort of Like a Flower
By Jerome Bixby
THE SUN had been setting over the purple gray of those low hills to the "west"—a far, squat disc of lonely gold. And the flash, like the spitting of a match, had seemed to leap from that sinking sun, to jag out like a prominence. In reality, it had been some ninety million miles closer. Not a prominence, but Earth—blowing up.
Earth had been dead for a week now. Annixter thought some about it and all its people, but not as much as before. There's something about utter, idiotic self-annihilation that doesn't lend itself to retrospective searchings. Cancer, cut out. As if it had never existed at all, thought Annixter.
Mike came in from the garden. She was ruddy from the Mars evening cool; her blue eyes shone as she smiled at him.
"Come on and see, Harry!" She took Annixter's hand and led him out of their hut to the garden. "Look! Look there —those string bean things are really coming up!"
They were. Like upthrust knife-blades, with little budding pods ranging alternately along the fuzzy stalks. But not green beans, -thought Annixter.
There aren't any more green beans. "And the eggplants—" Mike went on. She beckoned her man to a bending position, from which he studied the plump purple ovoids. Not eggplants. Something else now — coming up from strange soil. Something nameless, by Mars, out of eggplant seeds.
Mike led him happily on through the garden. Different kinds of vegetables, all resembling their Earthly antecedents, but each no longer of a strain. Bastardized by Mars' alien chemistry, made new in shape and color and odor by the new world. How they tasted, only Peterson knew—the biologist had been picking and fussing around recently, gathering specimens for analysis, imploring that no one touch the stuff until he reported on it.
The peas were pink. Annixter turned away.
Mike saw the queer look on his face, and her hand went to his arm. "I know . . . Mars changes things. But we'll get used to it, Harry. At least, _we're_ the same. Even if our great-grandchildren have two heads or whatever, they'll be human beings inside, just like us, and that's all that counts. So Earth isn't really gone—"
Annixter shook his head slowly. "I wonder, hon. I . . . when that stuff finally begins to _look_ good to us—if we like the taste—all our criteria—" He stopped, thinking.
Mike smiled puzzledly, squeezing his arm.
"Hiya, Anny!"
It was Rupert, the Iowan, leaning over the fence, sucking at a long sliver of wood. My God, thought Annixter; if it weren't for that spaceship sitting over there, the tents and funny wood huts and that canal running off into the distance—I'd swear I was somewhere out in the Midwest.
"My garden's purtier'n yours," grinned Rupert. He waved a big hand behind him. Mike and Annixter moved to the fence to see. It wasn't a fence exactly, but part of the spaceship's central guide rail, disassembled and used here on the hill and in the valley below to bound the small plots of experimental agriculture—different fertilizers, different bacteria used in the water—to see what grew best where. Part of the spaceship's central guide rail — it wouldn't be needed any more as such. Not until someone rediscovered the atom.
Rupert's garden _was_ prettier. Captain Dewell—Dewell, the famous philosopher—had made the plans, he'd built the ship. And when the H-War reached the Rockies, when he'd gathered his brood for the take-off from outside L. A. — "Bring along some trifles," he'd said at the last moment; "it'll make you feel better, and there's a little room to spare."
Blasting up, out over the Pacific and away from it. Forty people, heavy in their nets. Tons of supplies; microfilms of books, music; some machinery; all carefully amassed. And the trifles. Among the trifles: two cats, two dogs, Peterson's tropical fish, a canary, a DamDered stowaway mouse, every kind of little thing—whims, personal things. Some flower seeds. Rupert's.
"Look at that!" said Rupert with pride.
"That" was a rosebush, full flowered, its blood-red blossoms shaming the rust of the soil beneath them. It's an honest-to-God rosebush, thought Annixter, surprised. No change, no mutation or deformation. A plain, simple rosebush. He and Mike ducked under the chrome rail and knelt beside it.
"It's doing fine," Rupert was saying. "Take a look—only flowers on Mars. Damned pl^et doesn't seem to have any of its own."
"No," Annixter said, "it doesn't."
Tenderly, he cupped a rose in his hand and inhaled its fragrance. A thorn touched his palm, not pricking it, just a sharp pressure that made the skin itch deep inside.
"There's one of those bat things again!" Mike pointed overhead. A black, spatulate-winged creature tacking back and forth in the upper air, its shrill, crowlike cry drifting down.
The sun—that same squat, red sun was setting. The wind chilled and came faster, breaking path for evening. The rows of growing things, humanity's crops, rustled their strange leaves and twitched them at the reddening sky.
"It came up so fast," Rupert said. "It's frightening—just shot up! Planted it only a week ago. On the day that Earth ... I planted the other flower seeds too. Only this one showed. The rest—" he looked regretfully at the little pile of withered brown shoots he had just dug up.
Mike stooped and tweaked a stem. "May I, Rupert?"
"I—" Rupert moved a hand, dropped it— "well, yes—of course."
She snapped off the bloom and put it in her hair. Then she pirouetted and skipped while Annixter and Rupert stood by, smiling a little. Annixter's eyes, falling beyond her form for a moment, saw Dewell come out of the spaceship and turn up the hill toward the garden space.
Mike stopped suddenly, her head cocking to one side. "Say, Rupert—" she came back to where the two men stood — "let's pick all these roses and give one to each of the girls! There's just about enough to go around!"
"Oh, hell," Rupert stepped over to the bush. "Not on your life—my pride and joy!"
"But," Mike went on enthusiastically, "then, when they fade, we could all make like bees and have a thousand rosebushes! Don't forget, there're maybe no insects to pollenate your pride and joy!
Rupert considered this, his long face sober. "Pollenate cut flowers, Mike? There's no future in it. But—well, I don't know—" he studied his knuckles— "after all, it _is_ a perennial. I guess they'd get a kick out of it, wouldn't they?"
"They're women, Iowa. They're starved for a little something — like flowers to wear in their hair."
"Good idea!" applauded Dewell, who had reached them unnoticed. "And a lovely performance, my dear. I'm glad we managed to bring the charm of ballet to our new home." The breeze tossed his thick, white hair as he bent over the rosebush. "By all means, let us pick them!"
Carefully, one by one, they removed the blossoms from their stems, putting them into Annixter's jacket which he shed for that purpose. There were twenty-six of them, all deeply colored and fragrant.
"Won't the girls be surprised!" Mike said. She caressed the velvety petals with the hollow of her palm. "Give you men something to think about besides exploring and weather analyses and—
"_Mike!_" Annixter's cry was crisp and chill, his horrified gaze upon her hair ... "_Your rose!_"
Her hand sped to the rose. It wasn't there. Some gray dust, a crumbling of black fibrous matter spilled down her cheek. Her eyes grew wide and round. "What—happened?"
"Freak," came Peterson's voice. "You shouldn't've picked them."
The lanky biologist hipped himself over the fence, came up to them trailing smoke from his pipe. "Something in the air—haven't pinned it down yet. Affects some of our plants, doesn't others. I'll lick it. Meantime, got to be careful. Got to make sure we have seeds before we start picking anything."
Rupert said, "Oh."
The other roses lost their red beauty. They turned to leprous gray and black; the stark veinwork of desiccation made them hideous.
Rupert turned his stricken gaze to the bush itself. Curling, flaking off, suddenly a tiny black-ashen snowfall at their feet.
"Ugh!" Mike shuddered and stepped back, brushing at her hair and cheek.
Annixter looked at Rupert. The Iowan was weeping, as a man weeps, with lips closed, eyes narrowed and bright. .
"I'm sorry," Annixter said. He shook the stuff off his jacket and put it on.
"You couldn't know. But—" Rupert brushed his hand lightly over his cheeks — "no more flowers. You see, I love flowers ... I loved flowers."
Dewell, his old face skilfully blank, turned slightly as Mike said something. She had stooped to the ground a little distance off, and now she held to their gaze the thing she had picked up — a small, ungainly cluster of black and purple berries on a thick, serrated stalk. It was ugly.
"Look," she said, "it's—sort of like a flower. Isn't it?" She didn't put it in her hair. It wouldn't have stayed, anyway. She stood there, biting her lip, shoving her toe at an "eggplant."
Dewell caught Annixter's eyes. They looked at each other for a moment, then at Rupert who stood looking at the thing Mike held, then at a point, empty in the sky, vaguely near the rim of the distant sun that sank behind Mars' horizon.
Annixter remembered: "_Even if our great-grandchildren have two heads or ivhatever, they'll be human beings inside, just like us, and that's all that counts". . . "J wonder, hon ., . when that stuff finally begins to look good, to us — all our criteria —_" and what he had left unsaid: "_Have we really saved Earth-kind? Even inside? Mars is potent, and we are few. What will the centuries make of us? What ivill we think beauti ful? Right? Wrong? Ugly? Won't it all ... change too ? I must ask Dewell about this._"
But now—suddenly, surely—Annixter knew. He knew, and felt sick. He closed his eyes.
"Flower!" came Rupert's bitter voice. "You call that horror a flower!"
The sun's red shoulder disappeared. The alien night began to darken the hill, the valley below, the encampment and silent spaceship.
"Not now, Rupert," Dewell said finally. "But it will be. It will be."