Настя сильно картавила и над ней нет-нет, да и посмеивались одноклассники. Нет, она не плакала, злилась молча и сама себе дала слово, научиться проговаривать её, эту «не любимую, вреднющую букву ЭР». Но как она не пыталась, ничего не получалось и от этого хотелось плакать, а нельзя:
- Да, плакать нельзя, да и стыдно, ведь я же большая уже, - вылепляя «не любимую букву» из пластилина. - Ну и кто же тебя плидумал, такую вледную, не послушную, и... и,... нет, класивую всё же. Да надо её учиться выговаливать, а то так и будут меня длазнить «калтавкой».
На лето маме дали путёвку в городской санаторий для больных деток с опорно двигательным аппаратом. Настя там не любила находиться:
- Мам, скучно здесь и спать заставляют днём, и детки все какие-то такие... ну как тебе сказать, скучные, не интелесные,... а, зацикленные... ну, такие будто бы идущие по клугу... Ну как бы цикл опледелённый плошли и опять по нему, я об этом вылажении читала в какой-то книжке... не помню только в какой. Не хочу я туда, лучше в пионелский лагерь, там интелесно.
- Нет, доча, пойдёшь, надо ножки лечить, не маленькая, должна понимать. Ты же от Евпатории отказалась, другого санатория пока нет. Один месяц и ты вернёшься домой, да и я приезжать в выходной буду.
- Ой, ну хотя бы книжки мне плиноси, истолические и плитом, ломаны, а не лассказы и не лазные там пьесы. Так же нитки мулине, иголки и плостые каландаши с ластиком, точилкой, и альбомом. Хоть этим буду заниматься, чтобы от тоски не помилать.
Мама посмотрела на дочь и, качая головой, сказала:
- Деловая! Сколько бываешь в санаториях, так подружек и не нашла и в кого ты у меня такая?
Да, ни подруг, ни тем более друзей в санаториях, у Насти не было. Она постоянно была одна, то читая запоем книги, то вышивая простым или болгарским крестиком, то рисуя натюрморты или пейзажи простым карандашом.
И вот однажды Настю осенило:
- Надо, во что бы то ни стало, научиться говолить ЭЛ, плосто лычать... Да, лычать пока не получится эта... плотивная буква. Только надо куда-нибудь сплятаться да. Только вот куда?
Место Настя нашла - туалет, ведь там были кабинки и двери закрывались на щеколду. Войдя в туалет, осмотрела кабинки - никого, прошла в самую дальнюю, что у закрашенного на три четверти белой краской окна, закрыла на щеколду дверь и, не поднимая крышку унитаза, села на него и … приготовилась... Чего? Ну, конечно же, учиться рычать, ведь в рыке и звучит, эта противна, не выговариваемая буква «Р-Р-Р».
О Боже ж ты мой, с полчаса просидела на унитазе Настюха, пытаясь рыкнуть, но всё было тщетно. Рык не получался. Она даже не слышала того, что происходило в туалетной комнате, а там... Тётя Оля - санитарка, войдя в туалетную комнату набрать воды для мытья полов в коридоре, пока дети спали во время тихого часа, и на пороге остолбенела от доносившего из какой-то кабинки непонятного детского толи стона, толи плача. Отойдя от шока минутного, она прошлась по всем кабинкам - никого, лишь последняя оказалась закрытой, и именно оттуда раздавалось что-то непонятное:
- Что это?- задала сама себе вопрос женщина, - кто это там и что с ребёнком случилось? - Кто там? – уже вслух – Что с тобой? Открой дверь...
Но из-за двери продолжались доноситься непонятные звуки и дверь никто не открывал:
- Господи, да что же там с ребёнком случилось? – умоляюще шептала санитарка, дёргая дверь. - Да открой же ты дверь, солнышко, - уже чуть ли не со слезами просила тётя Оля, - открой, пожалуйста... - но никто дверь не открывал и не замолкал, непонятые звуки раздавались всё громче и громче.- Надо кого-то позвать - выбегая в коридор.
- Ой, как хорошо, что я вас обоих встретила, - по коридору шли главврач санатория и слесарь сантехник с тросом на плече и ящичком с инструментами в руке.
- Ольга Петровна, в девчачьем туалете, кто-то закрылся в кабинке, и оттуда раздаются непонятные звуки. Я и дёргала дверь, и звала ребёнка, но... - вытирая катившиеся слёзы рукавом халата.
- Успокойтесь, пожалуйста, - в ответ сказала Ольга Петровна, - сейчас разберёмся.
Войдя в туалетную комнату взрослые, услышав непонятные звуки, подбежали к двери и стали стучать...
А Настюха, почувствовав, что у неё нет - нет, да и проскальзывает звук «ЭР», закрыв пальчиками ушки, ещё громче стала... ну по её мнению, рычать... И уж когда слесарь взломал дверь, этот звук, наконец - то прорвался:
- Ура! – со слезами на глазах прокричала девочка, - ура, я теперь не картавка! Я умею рычать!
Какое же счастье, выговаривать эту не любимую букву! Какое счастье, что теперь никто и никогда не будет над ней смеяться и обзывать картавкой!
- Ольга Петровна, я научилась рычать! - говорила Настя, выделяя совсем недавно нелюбимый звук, - научилась, сама, - а слёзы лились ручьём.
Что делать с этим ребёнком? Наказывать, что всех на ноги поставила? Ну, конечно же, нет.
- Молодец, Настенька! Я думаю, мама твоя будет очень рада за тебя, – подойдя поближе, вытерла рекой катившиеся слёзки, - пошли, тихий час уже закончился, только мордочку слёзную надо умыть. - Настя умылась, вытерлась полотенцем, что дала ей улыбающаяся тётя Оля и с сияющей улыбкой вышла в коридор.