Пропер был лучшего мнения о людях, пока не стал вместе с ними жить.
Пропер никогда не называл себя самым чистым существом, хоть и состоял из моющего средства и образа мужика-педофила под приходом от того же средства. Но когда ты гадишь и не убираешь там, где ходят те, с кем ты живёшь, зная, что этот чувак здесь тоже живёт и обитает, думал Пропер, -- это свинство.
Всё начинается с простых крошек на столе, которые, казалось бы, убираются сразу же, как они случайно упадут. Заканчивается же смайликами из мазков дерьма на фаянсовом друге, которые не удосужились **нуть ёршиком. Видимо, один Пропер думал, что каждый человек, не выросший в тропиках, априори должен убирать за собой всё то "крупное", где он наследил, в своём-то доме. Ну хотя бы нажать на кнопку смыва. Но огромные коричневые смайлики, ярко выделявшиеся своей структурой и цветовой гаммой на голубоватом фоне, грустно улыбались на все его тягостные думы.
Пропер не улыбался в ответ.
Пропер мог понять, что людям по*** на то, что их окружает бардак и загнивающие, сваренные две недели назад, овощи, пролитый "кетчунез" на липком полу, покрытый пятнами от пива. Сложнее, в плане осознания, Проперу давалось молоко, вынесенное три месяца назад на балкон, и с тех пор ставшее неприкасаемым, будто оно было выдоено из священной коровы, окроплённой десятью священнослужителями где-то под Сергиевым Посадом.
-- В своей комнате ты можешь делать всё что, сука, угодно, -- негодовал Пропер,-- хоть обдрочись на Каспийский Груз и Оксимирона, главное чтобы это всё не играло слишком громко, не доходило до других комнат, понимаешь?!
Пропер уже и не помнил, когда у них выросли пятачки вместо носов.
И конечно люди хрюкнули ему в ответ.
Но Пропер помнил момент, когда они начали хрюкать вместо того, чтобы членораздельно говорить. Они тогда попытались сказать Проперу, что нужно убираться в этой квартире. Но Пропер был всего лишь средством, и чтобы в этой квартире убраться, стоило взять Пропера, ведро с тёплой водой и тряпку.
Стоило.
Однажды днём, когда ничего плохого не случилось в доме, Пропер ушёл. Перед выходом, он, наполненный грустью и печалью, материализовался в белобрысого мужичка-педофила с серьгой в ухе. И ушёл он в ближайший магазин. Сразу же направился в отдел бытовой химии. Увидел ту самую оранжевую упаковку.
Не заметил, как был уже дома. Не заметил, как уже задушил голыми руками всех людей с пятачками. Не заметил, как наполнил энергией грусти, печали и смерти оранжевую упаковку. И вдруг она превратилась в натуральную розовую свинюшку. Она была в сто крат симпатичнее тех свиней вместе взятых, даже если вспоминать те времена, когда они были живы и без пятачков.
Пропер присел на корточки. Свинюшка оцепенела от страха. Ничего подобного она раньше не наблюдала.
-- Как тебя зовут, милая?
-- Д-д-д...д-д...Дося.
-- Дося... -- Пропер улыбнулся, -- красивое имя. Послушай, Дося. Сейчас я посажу тебя на цепь. Когда проголодаешься, просто начни кушать их, - он показал на бездыханные тела, - хорошо? Если всё сделаешь правильно и быстро, ты будешь всю жизнь крутиться только в самом чистом стиральном барабане на свете...
-- Но!..
Пропер резко, но нежно приложил свой палец к рыльцу Доси.
-- И никаких "но", моя хрюшечка.