20 июля генерал-губернатор Тверской, Новгородский, Ярославский принц Г. Ольденбургский предписывает гражданскому губернатору Л.С. Кологривову создать Комитет тверской военной силы, куда вошли избранный тверским дворянством командующим генерал-лейтенант Тыртов, тверской губернский предводитель дворянства действительный статский советник Шишкин, управляющий канцелярией генерал-губернатора статский советник Гинц, тверской городской глава, а также уездные предводители дворянства, кои присутствовали в комитете по случаю нахождения их в Твери. Уже на следующий день проходит первое заседание созданного комитета о рассмотрении плана организации ополчения. По единогласному решению тверское дворянство постановило «собрать во всех помещичьих имениях с каждых 500 душ мужского пола, в число которых одного конного, что должно составить 12366 пеших и 665 конных ратников. Из которых сформировать шесть казачьих полков: пять пеших и один конный. Конный казачий полк делился на сотни: в коих числились сотенный начальник, два обер-офицера, 12 урядников, 120 казаков и один писарь».
В состав каждого пешего казачьего полка входило четыре батальона, состоящие из четырех сотен. В каждой сотне полагался: сотенный начальник, два обер-офицера, 11 урядников и один писарь. Полки, батальонные сотни назывались по номерам.
Полковые начальники назначались из генерал-майоров, полковников и подполковников (кандидатуры лично утверждались Александром I). Батальонные командиры – генералом, командующим ополчением, а сотенные начальники и все обер-офицеры – полковыми командирами.
Штаб- и обер-офицерам Тверского ополчения положены мундиры общеармейские, а тем, которые имели мундиры при отставке, предоставлено право носить их. Одежда нижних чинов состояла из русского кафтана с кушаком и шароваров из серого крестьянского сукна, русской рубашки с косым воротом, платка на шее, фуражки и сапог. Кафтаны полагались такой ширины, чтобы можно было под ними надевать овчинные полушубки, которые в теплое время носились скатанными сверх ранца, подобно шинелям. Каждый казак носил на фуражке медный крест и под ним вензелевое имя государя и надпись «За Веру и Царя». Поклажа в ранцах и конных чемоданах состояла из одной рубашки, двух штанов, рукавиц, двух портянок, суконных онучей, запасной пары сапог и запаса сухарей на трое суток. Что касается вооружения, то дворянство смогло снабдить своих ополченцев только пиками. Проект положения о тверском ополчении был 23 июля представлен на утверждения Александру I генерал-губернатором Тверской, Новгородской, Ярославской губерний принцем Г. Ольденбургским.
31 июля российский император приказывает Сенату создать особый Комитет по делам ополчений:
«Для сосредоточения и совокупного соображения всех дел, до вновь образуемого внутреннего ополчения, относящихся, признав нужным учредить при лице нашем особый комитет, повелеваем присутствовать в комитете сем генералу от артиллерии графу Аракчееву, министру полиции генерал-лейтенанту Балашову и государственному секретарю вице-адмиралу Шишкову».
Император Александр I утвердил положение о составе Тверской военной силы только 8 августа 1812 года.
На фоне патриотического рвения имущей части России, то есть дворянства и купечества, которые обещали государю «животы свои и все свое достояние на алтарь Отечества» – основная часть этого достояния – крепостные крестьяне, не имели даже права голоса. Они с покорным смирением, без пылких речей готовились к тяжелым испытаниям войны. В Бежецком уезде, в деревнях и селах, далеких от театра военных действий, наполеоновские войны отражались только количеством рекрутских наборов. Эту повинность в России несли только два сословия: крестьяне и мещане. Дворянство и духовенство было от нее освобождено. Купцы взамен рекрутов вносили деньги по стоимости зачетной квитанции. Для великой империи сложившаяся обстановка в 1812 г. требовала получения резервов, без которых регулярной армии трудно было устоять под натиском более многочисленных наполеоновских войск. Рекрутская повинность ограничивала возможность создания массовой армии, но в то время это был единственный способ увеличения вооруженных сил.
Несмотря на провозглашенное «единение сословий вокруг престола» для отпора врага дворяне продолжали считать русский народ своим имуществом, т.е. продолжали продавать как скот, секли насмерть, физически и морально калечили. Помещики, отдавая в солдаты здоровых работников, даже не пытались облегчить участь семей, оставшихся без кормильца. Государственные налоги выросли более чем в два раза и, чтобы не разориться, владельцы крепостных рабов ужесточали условия их труда. Рекрутские наборы и барское насилие вызывало возмущение среди крестьян. Так в 1812 г. в соседнем Вышневолоцком уезде из-за этого произошло тридцать крестьянских волнений.
«Ничего так не раздирает души, – пишет Ф. Вигель, – как зрелище обыкновенных рекрутских наборов: отовсюду слышны стон и вой. Мирные поселяне, от самого рождения привычкою прикованные к земле, не имея других желаний, кроме хорошего урожая; повышение, слава суть для них слова для них непонятные; вдруг отрывают их от всего родного, привычного; они трудолюбивые и не знают боязни, но неведомое ужасает их; все ближние их заживо хоронят».
Действительно, в русском фольклорном рекрутском обряде имелись элементы, сходные с похоронными ритуалами. Проводы рекрута носили в те времена чисто погребальный характер. Война прочно ассоциировалась в России со смертью. Даже тогда, когда правительство вынуждено было обратиться к исключительной мере – созыву ополчения из народа, рекрутские наборы продолжались. Александр I утвердил (12.09.1812) новые облегченные для приема рекрут правила: допустили к приему людей, имеющих телесные пороки и недостатки, «кои не могут служить препятствием маршировать, носить амуницию, владеть и действовать ружьем». В армию стали брать тех, кого раньше браковали сразу: редковолосых, разноглазых, косых, с бельмами, заик и косноязычных, не имеющих 6-8 боковых зубов, «лишь бы только в целости были передние, для скусывания патронов необходимые», с недостатками пальцев на руках и ногах, «не препятствующими заряжать и действовать ружьем». Не брали лишь душевнобольных (глупость, безумие, задумчивость) и имеющих внутренние болезни (водянка, сухотка, чахотка).
Осенью 1812 г. формировался значительный резерв для русской армии. Его основу составили 181000 рекрут 83-го набора, а также те, кто не поступил в полки из 82-го. Но окончательное формирование пополнения для задействованных в войне полков было закончено только в марте 1813 года.
В положении «О составе Тверской силы» от 8 августа 1812 года «об образе приема людей по уездным городам» сказано:
«82. Прием людей возлагается на уездных предводителей и городничих в городах, куда люди должны быть представлены из своих мест.
83. Люди принимаются не смотря на рост, только бы они были здоровы и не калеки, не старее 50 и не моложе 17 лет; для осмотру их не раздевать».
То есть было приказано производить быстрый «благоснисходительный» прием ратников и амуниций. Было приказано исключить экономических государственных и удельных крестьян из набора в ополчение. 23 июля 1812 г. начальник 1-го округа ополчения Ф.В. Ростопчин докладывает в Особый Комитет министру полиции А.Д. Балашову:
«Увольнение казенных крестьян наравне с помещичьими произвело дурное действие, кое по времени может иметь дурные следствия. Люди, определенные на защиту отечества будут все помещичьи. В них, естественно родится зависть к казенным крестьянами и вместе с сим ненависть к господам».
В Бежецком уезде за набор ополчения и его снабжение отвечали уездный предводитель дворянства и городничий. Качественный состав ратников из крепостных во многом зависел от уездного начальства, которое иногда, чтобы отличиться за быстрое исполнение распоряжений вышестоящего начальства «ни амуниции, ни людей не браковали, а принимали от владельцев все, что те представляли». Понятно, что при таком отношении к делу некоторые ополченские батальоны были укомплектованы не годными для службы людьми. Помещики в первую очередь пытались избавиться от работников: старых, болезненных, пьющих, склонных к побегам и со значительными физическими недостатками, иногда даже с уродством. Отправляя своего русского крепостного раба на войну, спасать Россию, а заодно жизнь хозяина и его семьи, его дом и добро, сам помещик (спаситель Отечества), жертвуя свое имущество, не делал большой разницы между своим человеком и скотом. Это видно по сохранившимся документам:
«2-го сентября. Сообщение старосты помещика Весьегонского уезда, А.Н. Толубьева о пожертвовании в ополчение крестьянина деревни Ольховка Николая Григорьева.
2-го сентября. Рапорт весьегонского уездного предводителя дворянства в Комитет тверской военной силы о пожертвовании в ополчение князем Мещерским 25 негодных лошадей».
Правительство серьезно опасалось за верность крестьян в центральных и внутренних губерниях России, но именно «низы» показали самый настоящий бескорыстный патриотизм.
С.Н. Глинка писал:
«…В селах и деревнях отцы, матери и жены благословляли сынов и мужей на оборону земли Русской. Поступивших в ополчение называли жертвенниками, т.е. ратниками, пожертвованными Отечеству не обыкновенным набором, но увлечением душевным».
Среди народа еще свежа была память об обманутых милиционерах 1807 г., не вернувшихся в свои семьи после войны, но русские крестьяне поднимались против захватчиков и были готовы умереть «за белого царя и Пресвятую Богородицу». Многие вступавшие в ополчение после победы над врагом надеялись получить свободу от государя.
В штаб-квартире графа А.А. Аракчеева находят, что «ненадобно людям скудоумным не знать, не отгадывать великие планы военных действий». Правительственные «Известия», выходившие с начала войны через каждые 2-3 дня, после взятия врагом Смоленска вовсе не публикуются. Неприятельские войска приближались, и слухи о чрезвычайных успехах французов, а также долгое отсутствие каких бы то ни было сведений и указаний от российского правительства даже на уровне уездных администраций порождали тревогу. Иерей Петр Томаницкий, рукоположенный священником во Входо-Иерусалимскую церковь близ Углича в 1812 г., совершая литургию, был так испуган ложной вестью о приближении к Угличу французов, что с ним случились припадки падучей болезни. Отец Петр после болезни стал нести ради Христа подвиг юродства, а затем и блаженного старчества.
Жители Тверской губернии имели серьезные опасения, что, приближаясь к Москве, Наполеон непременно прикажет захватить резиденцию губернаторства в городе Твери. За несколько дней до формирования ополчения сюда из Дриссы пришло Высочайшее повеление приготовить в губернской столице и Ржеве для армии: муки 58000, овса 75500 и круп 5480 четвертей. Губернское начальство, собрав большие запасы провианта и фуража, извещенное об отступлении русской армии к Смоленску, тоже посчитало возможным вторжение неприятеля на тверскую землю. Не имея возможности быстро вывезти запасы, был отдан приказ, чтобы скирды хлеба, находившиеся на Гжадской дороге, обложить порохом и другими горючими веществами и при появлении французов все сжечь. 24 июля генерал-губернатор принц Г. Ольденбургский, опасаясь за судьбу супруги и будущего ребенка, отвез Великую княгиню Екатерину Павловну в Ярославль. Один современник всех этих событий так это описывает:
«24-го июля с полдень часу в 7-ом Ее Императорское Высочество Екатерина Павловна и с супругом изволили отсюда выехать в Ярославль с колокольным звоном. По случившимся здесь таковым причинам народ пришел в немалое смущение о быстроте неприятеля и начал мало-помалу выезжать. С начала августа начали отправляться отсюда большей частью дворянские экипажи; водой больше на полубарках и больших лодках за недостатком в Волге воды, также купецкие и обывательские».
Тверь стала городом прифронтовым. Со всех уездов сюда прибывали для формирования казачьих полков выбранные крестьяне. Сюда же направлялись добровольцы в Егерский батальон Екатерины Павловны, а также солдаты гарнизонных команд и рекруты для пополнения отряда А.С. Жемчужникова.
26 июля под Вязьму, навстречу врагу первыми выступили ополченцы Бельского и Сычевского уездов, а в Белом создано «внутреннее охранное войско», состоявшее из 600 конников. Тверской гражданский губернатор Л.С. Кологривов специально пояснял, что вооруженные обыватели, «само по себе разумеется, защищают только себя от нападений, возвращают из домов их похищенное и преграждают пути к их разорению». «Охранными» сычевские кордоны были в обоих значениях этого слова, т.к. охраняли губернию не только от неприятеля, но также от мародеров, изменников и лиц, распространявших «вредные» слухи. С началом отступления неприятеля эти кордоны были направлены к Смоленскому тракту, где приняли участие в боевых действиях вместе с казаками М.Г. Чернозубова 8-го.
В те тревожные дни стал известен подвиг смоленского крестьянина Семена Силаева. Под страхом смерти французы пытались заставить его провести их 3000-й отряд к городу Белому. Но новый Сусанин даже под дулами вражеских ружей твердил, что дорога туда непроходима и солдаты погибнут в болотах. Силаев знал, что к городу легко пройти, и регулярных русских войск там нет. В конце концов французы поверили ему и ушли в другую строну. Этот подвиг простого русского крестьянина сегодня, к сожалению, забыт.
В исследовании А. К. Кабанова «Ополчения 1812 года» сказано:
«Все общественные классы были вынуждены идти на войну – крестьяне помещичьи, как подданные своих хозяев, крестьяне государственные в силу того, что на них всею тяжестью ложились рекрутские наборы, чиновники и дворяне "по выбору и назначению"».
В Бежецком уезде набирали в ополчение не только ратников, но и офицеров. Порядок набора был следующим: на дворянском собрании постановляли общее положение – дворянин не может отказываться от службы. Затем уездный предводитель составлял списки «дворянам, прибывающим в поместьях своих и находящимся при должностях по выборам». В этих списках указывался возраст дворянина, состояние здоровья и желание или нежелание служить. В дальнейшем командир ополчения по этим документам выбирал будущих офицеров и назначал на определенные должности.
Начальником Тверской военной силы был избран большинством баллов новоторжский помещик Я.И. Тыртов. 31 июля его кандидатура была одобрена Александром I. Дежурным генералом утвержден вышневолоцкий помещик генерал-майор Ф.Д. Синицын, командирами казачьих полков назначены: 1-го – кашинский помещик М.А. Баклановский, 2-го – вышневолоцкий помещик В.И. Загряжский, 3-го – ржевский помещик полковник Д.Л. Долгополов, 4-го – новоторжский помещик действительный статский советник А.М. Полторацкий, 5-го – кашинский помещик статский советник А.А. Шаховский и конного полка – осташковский помещик Н.М. Балтин.
Полки формируются в Твери, но полковые командиры рапортуют своему начальнику, что многие офицеры не явились к месту сбора. На 9 августа из уездов в ополчение поступили 634 дворянина: Тверской – 34, Новоторжский – 35, Вышневолоцкий – 105, Осташковский – 56, Ржевский – 58, Зубцовский – 54, Бежецкий – 57, Корчевский – 57, Калязинский – 36, Кашинский – 61, Старицкий – 54.
Судя по документам, при формировании полков придерживались уездно-территориального принципа. Так, в 1-й пеший Казачий полк Тверского ополчения набирали крестьян из Бежецкого, Кашинского, Кимрского и Калязинского уездов. Командиром полка назначен бывший предводитель Тверского губернского дворянства отставной генерал-майор Михаил Алексеевич Баклановский. Он родился 30 октября 1760 г., в военную службу был записан в 1772 г. рядовым в Лейб-гвардии Измайловский полк, явившись 1 января 1778 г. в строй, был произведен в прапорщики. 1 января 1779 г. с производством в капитаны Баклановский был переведен в Нашебургский пехотный полк, а с 10 декабря 1787 г. служил в Тобольском пехотном полку. В 1779-1781 гг. Баклановский сражался в Польше против конфедератов, в 1783 г. участвовал в Крымском походе и подавлении восстания татар. В 1789-1790-х гг. находился в походе против шведов в Финляндии и за отличие был произведен в премьер-майоры, а в 1794 г. сражался против повстанцев Костюшко. В 1797 г. получил чин подполковника. 1 июля 1798 г. был назначен командиром Тобольского мушкетерского полка и 27 октября этого же года произведен в полковники. В 1799 г. Баклановский вместе с Тобольским полком участвовал в десантной высадке в Голландии. 7 февраля 1800 г. Михаил Алексеевич был произведен в генерал-майоры и назначен шефом Украинского мушкетерского полка, и на этой должности находился до 16 августа 1804 г., после чего был уволен в отпуск с зачислением по армии. 6 ноября 1807 г. вышел в отставку по болезни и был выбран начальником земской милиции Кашинского уезда Тверской губернии. Во время войны в Восточной Пруссии он командовал бригадой, которая находилась в Вильно. За службу был награжден орденами Св. Георгия 4 ст., Св. Анны 2 ст. и Св. Иоанна Иерусалимского.
Командиры требовали явиться в полки манкирующих офицеров, назначенных в ополчение «не делая никаких отговорок по нынешнем обстоятельствам и большому недостатку в полках военной силы чиновников». И даже несмотря на эти приказы помещики трудно поднимались с насиженных мест.
Была и другая причина нехватки офицерских кадров. С началом войны часть тверских отставных офицеров вновь поступила в действующую армию. На войну шли даже те, кто был уволен за ранами, например, бежецкий помещик, отставной подполковник Михаил Алексеевич Дивов, участник двух кампаний против Наполеона. В сражении при селении Гарашин 14 декабря 1806 г. ранен пулей в левую ногу выше колена с повреждением кости. В 1811 г. вышел в отставку по состоянию здоровья. Вернулся в строй 22 ноября 1812 г. с прежним чином в 1-й морской полк. Отличился при осаде Данцига, за что награжден орденами Св. Анны 2 ст. и 4 ст., Св. Владимира 4 ст.
Правительство было вынуждено привлечь на службу в ополчение даже чиновников и людей свободных состояний, с обязательным условием согласия их начальников, а также «допустить всех чиновников, обвиненных в маловажных преступлениях к вступлению в ополчение, хотя бы следствие над ними не окончилось, с тем лишь ограничением, если для окончания следствия не нужно на месте присутствие подсудимого». Учителей, университетских деятелей, слушателей и студентов высших учебных заведений в ополчение старались не брать.
В августе дворяне и казаки из крестьян собирались в Тверь. Рядовые ополченцы были совершенно неподготовленными к тяготам солдатской службы, т.е. физически не выдерживали резких перемен в образе жизни, заболевали, умирали и даже по пути к сборному пункту делали побеги. Офицеры из помещиков, смотря на достаток, отправляясь на войну, брали с собой прислугу, а также верховых лошадей и повозки для багажа. В записках Анны Ильиничны Золотухиной (1812 г.), свидетельницы тех далеких событий, которые были напечатаны в «Русской старине» в 1889-90-х гг., говорится:
«Ополчение 1812 г. было настоящим воинством от земли, от русской крепостной земли того времени: офицеры-дворяне, кто в ополченском кафтане, кто в старом, вынутом из сундука мундире, с трудом налезающем на раздавшуюся за время отставки фигуру хозяина, кто в каком-то смешанном полувоенном, полуохотничьем одеянии; ратники – крепостные, далеко не всегда в предписанном ополченском снаряжении, сохранившие весь свой сермяжный и зачастую вовсе убогий вид… Этот невоенный облик крепостной русской деревни особенно явно хранили на себе отряды ополчения на первых порах после сформирования, пока приходилось им стоять еще в родной губернии, квартируя то в той, то в другой усадьбе. Здесь все было по-домашнему: за офицерами при ополчении следовали их жены, приезжали гости, устраивалась партия в карты, и бивуачное времяпровождение сбивалось на какой-то необычный военный пикник».
С 1811 г. инспектором в Тверской врачебной управе был назначен саксонский лекарь, а в 1812 г. уже российский подданный, удостоенный дворянского звания Карл Готлиб Шнабель (1774-1845). Родной дядя будущего великого композитора Роберта Шумана пользовался благосклонностью при дворе генерал-губернатора принца Г. Ольденбургского. Высочайшим указом Шнабелю было поручено курировать больницы, находившиеся в ведении Приказа общественного призрения, а также «пользовать больных придворного штата». С нашествием наполеоновской армии в Россию Карл Шнабель принимал участие в формировании Тверского ополчения, т.е. производил осмотр и отвечал за здоровье ополченцев, а также устраивал для них лазареты.
К сожалению, по большей части медики того времени, которых даже в действующей армии недоставало, этой рутинной работой себя не утруждали. Осмотр ратников делали бегло, формально, описывая лишь внешние приметы. Как это происходило, можно представить по сохранившейся «Таблице физического состояния ополченцев» по Нижегородской губернии за 1812 год. (Отечественная война и русское общество. Т. 5. Издание т-ва И.Д. Сытина, 1912 г. С. 56-57). Внешний осмотр происходил по правилам общего положения по ополчению: возраст, рост, общие условия, неправильности и болезни головы, черепа, состояние умственных способностей, волосы, глаза, слух, речь, зубы, руки (пальцы на них), ноги (пальцы на них), туловище, грудь, плечи, живот. По записям лекарей о состоянии здоровья казака окончательное решение выносили главный врач, а также начальник ополчения. Сохранились их резолюции: «за старостью негоден» – годен, «слаб и мал» – способен, годен, «весь болезненный» – здоров, годен, «малоумен и сердца припадки» – здоров, годен, «за малоумием к службе совсем неспособен» – должно испытать, по испытании оказался годен, «глух и глуп» – не глух и не глуп, способен, «левый глаз внутри поврежден, а правый слаб, неспособен» – здоров, годен, «левая рука худо владеет, притом болен животом, притом придурковатый» – ничем не болен, годен, «возом раздавило грудь и виду слабого, неспособен» – всем здоров и грудь высокая, «от ушибу бревном поврежден в корпусе, неспособен» – по приеме бежал и пойман за семь верст, здоров, способен.
Подобного документа по Тверской губернии не сохранилось, но скорее всего он мало отличался от представленного. Еще находясь на стадии формирования Тверское ополчение начало нести первые потери: слабые и больные ратники умирали как по пути к месту сбора, так и по прибытии в Тверь. Хоронили их в братских могилах на Смоленском православном кладбище. Теперь на этом месте располагается школа №22 города Твери, здание Тверского индустриально-экономического колледжа и спортивная площадка, которая непосредственно была устроена на могилах наших далеких предков.
Продолжение следует...
Графическая работа «Август 1812 г. Тверские семинаристы записываются добровольцами в егерский батальон великой княгини Екатерины Павловны» художника Л.Н. Константинова