За тем полустанком

               
                А вдруг устроена в природе
                Совсем иная череда
                И не отсюда мы уходим,
                А возвращаемся туда?

                Игорь Губерман
         

     Этого страшного, неумолимого и безысходного момента он ждал ровно три месяца. День в день! Ждал каждый миг наяву и в кошмарных, не приносящих забвения полуснах, обмирая при любом реальном или подсознательном шорохе и стуке. Слух с той роковой минуты, когда надзиратель сунул ему в кормушку серенький листок с отказом в помиловании, обострился неимоверно. Богдан слышал даже жужжание мухи в тупиковом коридоре отделения смертников, хотя был отгорожен от него двумя толстенными стальными дверями.
     Утверждают, будто в последнее мгновение земного бытия перед глазами человека проходит вся его жизнь. Богдану смотреть было нечего, понеже за три месяца одиночного существования в каменном коробе, куда не пробивалось и лучика дневного света, он миллион раз прокрутил в голове недолгую свою биографию.
     …Черная, без единой звездочки, осенняя ночь над полустанком Рахлеево, еще более жуткая в свете бездымного столба пламени, охватившего их домик из просмоленных старых шпал, и он, пятилетний ребенок, босой, полураздетый, чудом выскочивший в последний момент из лопнувшего от дикого жара крохотного окошка. Мама и папа выбраться не сумели…
     Он бежал по шпалам заштатной одноколейки, не понимая, куда и зачем, пока не упал напротив покосившейся, вросшей боком в землю, будки путевого  обходчика.
     …Детдом, институт, годичный долг Родине в «непобедимой и легендарной».
Катастрофическое землетрясение в Спитаке. Богдану, временному лейтенанту железнодорожных войск, приказывают доставлять гробы к очагу землетрясения и заниматься похоронами. Приказывают делать это срочно, поскольку десятки тысяч тел  погибших начинают разлагаться, крысы и другие грызуны пируют на трупах и могут разнести холеру, чуму, другие страшные болезни по стране. В целях нераспространения велено взводу Богдана также посыпать трупы известкой с хлоркой и закапывать в братских могилах, буде не сыщутся родственники и не возьмут на себя индивидуальные похороны.
     …Трагедия случилась в одном из полуразрушенных сел неподалеку от Спитака. Родственники запросили трупик ребенка, дабы похоронить по обычаю предков на местном кладбище. Хотя погост тоже был разворочен дьявольской силой, таившейся до поры в недрах земли, и в огромных, раззявленных трещинах торчали там и сям полусгнившие гробы и пожелтевшие человеческие кости, Богдан не возражал. Солдаты уложили останки девочки в небольшой гроб и, следуя инструкции, принялись заполнять его известью. Ополоумевший с горя отец ребенка завыл звериным воем, кинулся к развалинам своего дома. Мгновение спустя выскочил с автоматом в руках и в упор саданул длинной очередью по безоружным солдатам похоронной команды Богдана. Рухнувшими снопами свалились четверо. Остальные не успели еще среагировать и броситься либо бежать, либо хотя бы упасть на землю. Единственный, имеющий штатное офицерское оружие, Богдан выхватил из кобуры пистолет, передернул затвор. Метил убийце в плечо, угодил в голову. И сам стал убийцей!
     Именно так его охарактеризовали средства массовой информации. Хотя до смены политического строя и развала Советского Союза оставалось чуть более трех лет, гласность, спущенная с цепи хронического и поголовного позитива, уже вовсю шагала по державе. Журналисты, аккредитованные в зоне землетрясения, и наши, и западные, принялись в унисон творить из Богдана изверга рода человеческого и, собственно говоря, предопределили его судьбу.
     Смотрящий в общей камере следственного изолятора, авторитетный вор-рецидивист Жора Пушок доходчиво пояснил Богдану его ситуацию:
     -Ты, командир, попал в непонятки. Все правильно сделал, как положено мужику.
     Тот бедолага четверых положил? Мог бы и остальных, если б ты его не хлопнул. Так что на эту тему не парься… Тебе о другом надо думать. Короче, расклад таков: коммуноиды, считай, обосрались. Им уже недолго осталось в куражах ходить, и они это гузлом чуют. А ты им козью рогу сотворил – нацмена мочканул. «Вышака» они тебе обеспечат и по всем газетам раструбят о торжестве справедливости. Будь готов, короче, как юный пионер в борделе.
     Пушок будто в воду глядел. Система соблюла все ею же придуманные формальности.
     После объявления «высшей меры» его перевели из общей в одиночную камеру, но пока он ждал ответа на кассационную жалобу, затем на прошение о помиловании, ежедневно выводили на получасовую прогулку во внутренний дворик тюрьмы. А три месяца назад лишили и свежего воздуха. Переодели в полосатую робу, спустили в подвал, в короб три на два без окошка. И словно выключили из жизни.
     …Они шли. Богдан уловил еще даже не шаги исполнителя и конвоиров, а легкий цокоток собачьих когтей по выложенному кафелем коридору. Все так! Тюрьма спала; самое время для вершения гуманного советского правосудия. Они приближались неторопливо, дабы не сбить дыхание перед серьезным и важным делом. Их учили не суетиться, делать работу размеренно, строго в соответствии с инструкцией, чтобы исполняемый не впадал в истерику и до роковой секунды еще на что-то надеялся.
     Щелкнул замок внешней двери камеры. Богдан не надеялся. Чудес не бывает. Именно такая программа девятнадцать лет назад поселилась в его неокрепшем детском разуме. Поселилась и заполонила его мозг, когда бежал босиком по стылым железнодорожным шпалам, разбивая в кровь ступни и раззявив в немом крике рот.
     Объятый замогильным ужасом, Богдан вжался в стену напротив двери, которая уже медленно, нереально медленно принялась выползать  из камеры. Вжался и вдруг начал растворяться в бетоне! Легко, подобно нагретому лезвию ножа, входящему в сливочное масло…

               
              Х              Х              Х

     Вообще-то ее родовое имя насчитывало триста семьдесят букв, в основном согласных, и являлось, по сути, кодовой матрицей, в которой были заключены все знания ее цивилизации. Если нынешнее человечество, по меткому выражению Альберта Эйнштейна, за всю свою историю освоило едва ли один процент вселенских знаний, то человечество, частью которого была Ева, знало и пользовалось девяноста девятью процентами абсолютного знания.
     Около четырех миллиардов лет назад ее народ достиг предела технического прогресса и…паника охватила всю цивилизацию. Люди изобрели антигравитацию, вечный двигатель, физику темпорального поля мог применять на практике стар и млад, Млечный путь был исхожен вдоль и поперек. Тупик.
     И тогда с ними заговорила сама Земля, сущность разумная и по-матерински добрая и всепрощающая. А кто еще позаботится о своих детях, не даст им пропасть, как не Мать? Именно она, Мать-Земля, освободила их сознание от непосильного груза догм и привычек, ставших частью разума каждого человека. Именно она указала иной путь дальнейшего развития и совершенствования, который на современном нашем языке можно условно назвать атомарным.
     Познав дотоле непознаваемое, люди отблагодарили Землю. Они вернули ей все, что взяли, распылив на атомы свой материальный мир. Каждый человек, по желанию оставаясь субъектом из плоти и крови, одновременно превратился в чистое сознание. Попросту говоря, обрел бессмертие. Люди получили в свое вневременное распоряжение все, что легенды и мифы приписывают богам.
     В общем, предтечи нынешнего человечества прибрали за собой Землю настолько идеально, что следов от их пребывания практически никаких не осталось, коли не считать смутные догадки и томление отдельных великих умов, и рассеялись по мирозданию. Земля отдохнула, набралась сил и вновь обратилась к Творцу за великой милостью. Он никогда не отказывал, и на планете появились новые Адам и Ева.
Наша Ева не была первородной, то бишь сотворенной из ребра Адама. Она осознала свое появление на свет за три миллиарда лет до библейской тезки. Каким образом?
     Да таким же, как и любой человек: от папы и мамы. Но появилась она, обладая уже всеми знаниями своей цивилизации, и никогда не задумывалась над тайной собственного возникновения. Она прекрасно знала биологию животных и человека, как и любых других существ во Вселенной, представляла себе, что такое соитие и зачатие, но сама ни разу не испытывала этого на практике. Ей это было ни к чему.
И все бы хорошо и благолепно, однако достигшее совершенства прачеловечество не чувствовало себя удовлетворенным, не говоря уже о счастье. Как ни странно, абсолютная свобода и всемогущество, бессмертие – начали приедаться, а недостающий процент вселенского знания категорически не давался в руки. Цивилизация перестала быть общностью. Каждый сам занимался поисками недостающего звена, и никому не было дела до других.
     Одиночество и невыразимая скука в конце концов доконали Еву, и она воплотилась на земле в момент начала распада великой державы. Конечно, и здесь для нее не существовало ничего нового, паче того, интересного, понеже нагляделась она великого множества распадов, концов или рождений тоталитарных режимов, планетных и галактических вождей и вождишек, представлявших самые разнообразные, порой причудливые формы жизни, но хоть чем-то следовало все-таки заняться. Закиснуть  напрочь ведь можно в своем всемогуществе.

             Х                Х               Х

     Сколько времени Богдан пребывал в прострации, понять он не мог. У смертников существовала одна привилегия: им не устраивали подъема. Можно было валяться на жестких нарах вплоть до раздачи утренней баланды, не открывая глаз. Отсчет времени для приговоренных ежедневно начинался с момента подачи в кормушку пластиковой миски с перловой размазней и суточной пайки черного хлеба.
     Кошмар, привидевшийся ему нынешней ночью, был настолько реальным, что затылок над основанием черепа сверлила горячая, прямо-таки адская боль. Жора Пушок, в своей неправедной жизни заставший еще показательные гулаговские расстрелы  на Колыме, просветил Богдана, будто пулю исполняемому вгоняют как раз туда, под основание черепа, снизу-вверх, дабы не тратить вторую на добивание.
     Но боль сама по себе означала главное: он еще жив, его еще не исполнили. Выходит, в любом раскладе судьба подарила хотя бы однодневную отсрочку… Да уж, а глаза-то все-таки придется открыть. Что это за тепло такое сухое в волглой из-за отсутствия вентиляции камере? Откуда оно вдруг? И дурманящий аромат цветущей бузины назойливо лезет в ноздри. Что за хрень? Никак «крыша поехала»?
     Богдан с трудом разлепил веки. От тюремной баланды, в которой не присутствовало и грана витаминов, глаза гноились и после сна склеивались довольно-таки основательно. Взгляд не уперся в мрачный серый потолок, а рванулся ввысь, сквозь кроны разлапистых сосен, и потерялся в малиновом то ли закате, то ли рассвете.
     Шок! Похлеще того, испытанного в момент оглашения плешивым судьей  приговора военного трибунала. Богдан дернулся всем телом и, не успев ничего осознать, провалился в долгое, спасительное для него забытье.
Повторно он начал приходить в себя все от той же горячей боли в затылке. Повернулся на бок, оперся на локоть, сел. Огляделся. Оказалось, затылком он упирался в какой-то ребристый пенек, еле заметный в ковровой зеленой поросли.
     Подумал: «Ну точно, съехал с катушек!» И сразу стало легче: фантастическая, немыслимая реальность перестала шокировать, начала восприниматься вполне адекватно, ежели принять на веру возможность перехода из ада в рай.
     Дышалось легко, ненасытно, всеми без исключения клеточками организма и фибрами души. Стройные, смолистые сосны, свободные от веток на полтора-два человеческих роста, полого спускались к изумрудному озеру, бликующему в свете умытого безветренного утра. Интересно девки пляшут по четыре штуки в ряд; лесное озеро просто обязано по всем понятиям зарасти камышом и осокой, а оно до самого уреза воды куталось ровными, будто причесанными кустиками черной бузины. А вокруг категорически ошалевшего Богдана там и сям янтарно желтели россыпи маслят.
     Единственный раз в своей пока еще невеликой жизни Богдан поел жареной с маслятами, да на беконном сале, картошечки. Случился сей факт наутро после жестокого и несправедливого пожара, отнявшего у мальца папу и маму. Добрая пышная тетенька – жена путевого обходчика, нашедшего Богдана на заиндевелых шпалах – выставила ему на стол полную сковородку сказочного кушанья. Он даже на миг забыл о своем горе, поглощая угощение. Потом, в детдоме, в институте, армии  вкус  той  картошки с маслятами параноидально преследовал его, заполняя в минуты грусти рот тягучей слюной. Собирался он как-нибудь съездить на родину, мечтал поблагодарить своих спасителей, чьи имена напрочь стерлись из детской памяти. Мечтал о той картошечке. Доводилось, конечно, хоть и нечасто, побаловаться жареной картошкой, но то было просто жаркое, не приносящее истинного удовольствия. Скорей, разочарование по несбыточной мечте.
     И вдруг в нос ударил тот самый запах той самой духмяной, на беконе, картошечки, щедро сдобренной толстенькими подъельничками. Не сушеными, затем вымоченными перед жаркой, как у тетеньки в будке путевого обходчика, а свежесобранными, не потерявшими еще природного аромата. Богдан очумело заозирался, опустил взгляд вниз. Прямо перед ним на чуть примятой травке стояла внушительная сковородка с горкой картошки, исходившей умопомрачительной вкуснотищи парком. По левую руку на расписном рушнике лежала деревянная ложка и краюха ноздреватого самопечного ржаного хлеба!

               Х          Х              Х

     Ева могла стать кем угодно и на какой угодно срок. Любой материальный объект во Вселенной поддавался копированию, поскольку обладал изначально вложенной в него памятью. Ева свободно считывала данную память, трансформировала себя в нее и превращалась по желанию в дерево, в монстра, ручеек или морскую волну, в старуху или красну девицу. В общем, в кого –либо или во что заблагорассудится. Звезды и планеты без крайней нужды с ней и ее соплеменниками не общались, но пользоваться накопленной информацией разрешали. Эта информация, в частности, позволяла творить чудеса, колдовство – все то, чего так жаждут разумные существа и что на поверку довольно-таки банально, однако недоступно в силу нехватки знаний. У Евы знаний было предостаточно.  Не составляло труда создать из атомов информационного поля пищу, одежду, жилье, хотя она предпочитала пребывать в состоянии и форме чистого сознания. Попросту, без какой-либо формы в нашем понимании. Пищей ей служила любая из энергий космоса, хотя ничто человеческое не являлось чуждым. Вот, сотворила парню картошку и у самой слюнки потекли.
     Почему она обратила внимание именно на этого генетического потомка? Ведь его цивилизации еще и в проекте не существовало, когда прачеловечество, казалось бы навсегда избавилось от таких душевных качеств как жалость, сострадание, справедливость. Потребность в означенных качествах отпала сама собой, ибо некого стало жалеть и некому сострадать. Иногда она пересекалась с кем-то из своих соплеменников, рассеянных по мирозданию, но никаких чувств, кроме равнодушия, к ним не испытывала. Откуда они возьмутся, чувства, коли и она, и они суть – самодостаточные существа? Нет зависти, нет ненависти и соперничества, значит, нет и противоположных качеств. Атрофировались. А может Творец надумал для какой-то надобности испытать ее? А чего, с Него станется…
     Когда она ощутила ужас, охвативший Богдана в последние минуты перед казнью, ей самой, закапсулированной навечно от любых мыслимых и немыслимых невзгод, вдруг на какое-то мгновенье стало страшно. И этого мгновенья хватило, дабы выдернуть парня из жестокой реальности его мира. Странно, означенный добрый поступок взбудоражил Еву, и душу заполнило чувство удовлетворения. Неведомое доселе и приятное чувство. Вернее сказать, эмоция. При всем своем могуществе она еще не осознавала главного: ее одиночеству приходит конец.

            Х           Х         Х

     Богдан справился с шоком просто. Решил, что он уже на том свете и отправил в рот первую ложку картошечки с грибками. Блин малиновый, какая вкуснотища! Особенно после жидкостно-реактивной баланды. Ежели тот свет исполняет желания и воплощает мечты, тогда нечего сожалеть о свете этом. Или уже том? Шарада, блин! Ладно, возникающие проблемы и прочие непонятки можно разруливать по мере их поступления, а пока, как говорится, «солдат спит, а служба идет».
     «Ничего себе, наворачивает!» - подумала Ева, наблюдая из астрала за Богданом. - «Психика у парня крепкая, позавидуешь…» А она ведь собралась вмешаться, подкорректировать малость нервишки спасенному сказочным образом узнику. Надо же, и без нее оклемался. Пора объявляться, а то ведь всю картошку без нее схарчит, а по-новой творить лень.
     -Приветик!
     Богдан опешил, не донеся очередную ложку до рта. Перед ним стояло видение, ну, скажем, лет около двадцати от роду. Обтерханные джинсы и приталенная курточка подчеркивали идеальную фигуру, иссиня-золотистые волосы мягкими волнами ниспадали на плечи и терялись где-то под коленками. А лицо! Его вообще невозможно описать без придыхания и потери пульса. На земле таких лиц не бывает.
     -Ты кто, ангел? – поперхнулся набежавшей слюной Богдан.
     -Барабашка!
     Не может быть! Ну, блин, ни дать, ни взять, какая-нибудь шпанистая детдомовская оторва с расцарапанными коленками и ехидной ухмылкой.
     Откуда Богдану знать, что одежку и определенный имидж Ева выудила из его подсознания. Внешность оставила свою, природную, поскольку из сумбура, крутящегося в голове у парня, получалось какое-то несуразное чучело на кривых ножках с вислой задницей, грушевидной формы головой и раздутыми, будто у жадного хомячка, розовыми щеками. Недисциплинированное у парня подсознание в отношении противоположного пола. Не нашел он, видимо, свой идеал среди детдомовских девчонок.
     -Поделишься картошечкой-то?
     -Подгребай. – Богдану вдруг стало легко и радостно. От первоначального ступора при виде неземной красоты не осталось и следа. – На, вот, ложку, метай!
     -У меня есть. – Ева раскрыла изящную ладошку, и в пальцах возникла золотая вилочка.
     Богдан собрался подивиться, но воспринял очередное крохотное чудо как данность. Тем более, что сам он вилкой пользоваться не любил: семь потов сойдет, пока насытишься. То ли дело ложка: зачерпнул, метнул – пузо благодарно заурчало…
     - Слушай, а блин малиновый – это вкусно?
     -Чего?. Откуда я знаю… Выражение это такое. Ну, вроде, чтобы не матом. Вообще-то, наверное, вкусно, если с малиновым сиропом.
     -А давай попробуем! – Ева озорно подмигнула, отодвинула подозрительно быстро опустевшую сковородку и на ее месте возникло расписное деревянное блюдо с внушительной горкой золотистых, пышащих жаром блинов, и глубокая плошка с густым малиновым сиропом.
     -Я где, в раю? – вытаращил глаза Богдан.
     -Чего захотел!
     -А как тебя все-таки зовут?
     -Ева.
     -Ну да. Тогда я, точно, Адам!
     -Перебьешься. Походи-ка еще маленько в Богданах.
     -Ладно, похожу… - поскромничал Богдан. – Ты мне только объясни, что за хрень вокруг меня творится?
     -Подрастешь, поймешь. Будь ты проще, сядь ты на пол, и люди к тебе потянутся… Давай блины точить!

             Х         Х            Х

        Богдана сморило после обильной калорийной  еды и пережитых волнений. Ева сотворила ему навес из еловых лап. Думала создать защитное энергетическое поле, но в последний момент передумала. Он ведь не на Каюке – планете в созвездии Ориона, удивительной по красоте и смертельно коварной. Там нельзя спать. Пока органическое существо из плоти и крови бодрствует, проявляет активность, ему ничто не угрожает. Но стоит хотя бы на мгновение перейти в пассивную стадию, то бишь, задремать, плотоядная атмосфера мигом скушает зазевавшегося. Без остатка и воспоминаний скушает.
     Богдан сладко посапывал во сне. Сосновый бор с его целебными ароматами кого хочешь убаюкает. Тем паче, такого парня, умудрившегося  на своем недолгом веку нахвататься всякого разного экстрима «по самое не хочу». Ой, бестолковая Арина! Ему же, наверное, жестко и вообще некомфортно на сухих иголках? Да и костюмчик  на нем - тот еще прикид!..
     Ева засуетилась подобно курушке-наседке. Первым делом прибралась после трапезы, отправив посуду в ее изначальное состояние, то бишь распылила ее на атомы. Затем подвесила спящего Богдана в воздухе, сняла с него арестантскую робу. Подумала маленько и растворила без остатка исподнее. Целомудренно потупив глаза, сотворила на парне модные льняные трусы с гульфиком. Правда, задом наперед и наизнанку.
     Поторопилась, как это там у него,.. блин малиновый! Ладно, сойдет…  Вытащила из памяти огромную деревянную кровать с пуховой периной, но оказалось, данное царское сооружение вмещается под зеленый живой навес лишь одним углом. Э, чего мудрить-то, годится и раскладушка. Перинку, однако, оставила, подогнав ее под соответствующий размер. Нежно опустила Богдана в мягкую постель, укрыла белоснежным меховым пледом и удовлетворенно откинулась в услужливо возникшем под ней кресле-качалке. И опять задумалась. Не о том, что было на ее миллионолетнем веку, а о том, как разрулить нынешнюю ситуацию, какое настоящее и будущее определить беззащитному парню. Да и надо ли оно ему?
     Вот попала! Не было у бабы забот, купила баба порося… Для начала следует порассуждать, кто она такая? Богиня? Держи карман шире! Сгусток плазмы, суперкомпьютер, бездонное вместилище информации, или все-таки человек?
     Ева тяжко вздохнула. Генетически она с Богданом, зародышем истинной цивилизации, идентична, но уровень развития несопоставим. Хотя, блин малиновый, психика у зародыша на зависть крепенькая! Надо же, этот несуразный, сорный «блин малиновый» прилепился к ее вселенскому сознанию будто родной. И ничего . Не  скребет. А у нее-то, всемогущей и всевидящей, оказывается, с психикой проблемы. Как это так: она умеет управлять всем и вся, а с эмоциями справиться не может. Почему? Интересно, а сумеет ли она при случае заплакать?
     Ева повторно тяжко вздохнула и выбросила из головы неуютные мысли. Врюхалась, девка, или как там себя назвать, будто кур в ощип,  вот и крутись теперь. Только не заморачивайся.


              Х               Х                Х

     Богдан проснулся. Не сам. Разбудила божья коровка, усердно перебиравшая лапками на самом кончике носа, принадлежавшего, естественно, не ей. Собрав глаза в кучу, Богдан наблюдал за симпатичным насекомым, темно-бардовым в крапинку, терпеливо дожидаясь дальнейшего развития событий. Будучи подследственным, когда его еще выводили в прогулочный дворик, он однажды увидел такую божью коровку, залетевшую, или занесенную ветром с воли. Потом, в бетонной подвальной одиночке, та коровка превратилась в навязчивую идею. Такую же параноидальную, как лопух. Хотелось поесть лопушка. До такой жуткой степени хотелось, что даже слюна принимала зеленый оттенок.
     Божья коровка трижды расправляла крылышки и наконец улетела. Богдан привел глаза в нормальное положение и уставился на ослепительно красивую девчонку, задумчиво покачивавшуюся в бамбуковом кресле обочь его лежбища. Блин, хоть удавись, такого совершенства в реальности  быть не должно. Вот ежели в сказке, да и то слов не хватит, дабы описать оное феерическое зрелище. Аж жутко становится.
     Богдан на мгновение представил себе девчонку рядышком, на раскладушке и тестостероны всякие разные прямо-таки взбесились во всех без исключения клеточках организма.
     -А в лоб? О хлебе насущном думай! – девчонка ехидно прищурилась: - Костюмчик какой желаешь, потомок? Я тебе, кстати, в прабабки в сорок второй степени гожусь. – нравоучительно добавила Ева.
     - Не коси, – смущенно обронил Богдан. – Так долго даже звезды не живут.
     -Ух, деловой! Много ты знаешь…
     -Откуда ты, блин малиновый, взялась, такая продвинутая?
     -Из параллельной Вселенной. Не веришь?
     -Верю. В дурдоме покруче тебя пациенты встречаются…
     -А кто вас, сударь, из камеры вынул? Кто от расстрела спас! - взвилась Ева. И внутренне ахнула: никогда не замечала за собой неуравновешенности. – Провокатор хренов!
     Богдан разинул рот. И захлопнул. Крыть было нечем. Ну, врюхался! Из огня да в полымя.
     -Знаешь чего, волшебница? Неэтично так вот, в чужой голове-то ковыряться. Я ж тебе не Ерошка какой-нибудь ущербный. Худо-бедно, гомо сапиенс, гордость имею.
     -Ну, извини. Природа у меня такая… А ты мысли свои похабные поглубже запихивай. А то ведь они у тебя не столько в голове, сколько на морде лица написаны.
     -А чего я, чего?..
     -Ладно, проехали…- Ева выпорхнула из качалки: - Надо тебя, Богданчик, одеть. Вставай, а то размер не тот сотворю. Вот только не смущайся, пожалуйста. Отворачиваться не буду; надо визуально творить.- И звонко, переливчато рассмеялась.
      Богдан недоуменно приподнял правую бровь, глядя на Еву, потом перевел взгляд вниз, на себя, и прыснул в кулак. Хорош! Трусы наизнанку, да еще и задом наперед. Вот тебе и гордость рода человеческого…
     -Можешь сам отвернуться, - подначила его Ева: - Нецелованный, блин, солдатик.
     Богдан фыркнул, однако действительно отвернулся. Прах ее расшиби! Не баба, прямо инкуб какой-то немыслимый. Нецелованный, как же. В детдоме и особенно в институте накувыркался с однокашницами под самую завязку! Хотя,.. хотя перед этой загадочной  девчонкой чувствовал себя точно не целованным и бестолковым пацаненком. Тестостероны бродили, а разум приказывал: «Уймись! Не по Сеньке шапка.»
     -Правильный у тебя разум. Далеко пойдешь. Поворачивайся-ка, давай. – Ева прищурилась, прицокнула языком, оценивая содеянное ею.
     Богдан оглядел себя. Замшевые кроссовки, легкие, дымчатого оттенка, летние брюки, футболка голубого цвета. На груди картинка с каким-то субтильным, неестественным лохмачом при козлиной бороденке. Передернувшись от омерзения, Богдан потянулся скинуть с себя педерастическую обнову, но Ева его опередила.
     Мгновенно взору парня предстала светло-коричневая ковбойка с двумя нагрудными карманами и застежками-кнопками. Рубашка оказалась, как и весь наряд, впору. Сидела будто влитая, рельефно подчеркивая мускулатуру, размякшую за месяцы заточения, но еще не потерявшую вида, присущего молодости. И ничуть не стесняла движений. Точно такую же ковбойку он видел три года назад в каком-то вестерне, прорвавшемся на волне гласности и ускорения, сквозь «железный занавес» в многострадальную страну под названием СССР.
     -Все! – удовлетворенно констатировала Ева. – А будешь пялиться на меня, превращусь в  жабу. Глянешь, навеки импотентом останешься…

             Х            Х            Х

     Приняв происходящее за должное, понеже искать рациональное объяснение – голову напрочь сломать, Богдан задумался, как и посоветовала Ева, о хлебе насущном, то бишь, о ближайшем будущем. А оно, искомое будущее, выглядывало из густого тумана пока что не благообразным ликом, а голой задницей. Наверняка его уже ищут: чего-чего, а неотвратимость наказания в родной державе – самый приоритетный бренд. Государственная репрессивная машина в этом деле достигла абсолютного совершенства. Богдан еще не мог знать, что пройдет два-три года, страна развалится на куски и лоскутки, преступность захлестнет Россию, правоохранительные структуры сами явят миру пример рэкета и бандитизма, и никому не станет дела ни до него лично, ни до  законопослушных граждан вообще.
     Но Богдан пока пребывал в неведении относительно своей судьбы. Государство воспитало его в страхе. Оно, ничтоже сумнящеся, подвело его под расстрел. Подвело вопреки закону и здравому смыслу. И если бы не эта очаровательная ведьма, или колдунья, или волшебница, его молодой здоровый труп уже с наслаждением кушали бы черви.
     -Какой ты, Богданчик, дикий. Нормальный я человек. Такой же гомо сапиенс, как и ты. – Ева улыбнулась с еле заметной грустинкой в огромных бездонных глазах. – Коль я взялась с тобой нянчиться, то со временем все поймешь. А захочешь, так и научишься кое-чему из того, что известно мне.
Богдан вспыхнул.
     -Я тебе сосунок что ли?
     -Корытник.
     -Вот дам по шее, все углы описаешь…
     -Не дашь. И не хами, пожалуйста.
     -Это почему же?
     - По кочану… Смотри!
     Неуловимый миг и Ева с автоматом в руках сидит на башне огромного, неуместного в окружающей идиллической среде и от того еще более грозного танка с крупнокалиберной пушкой, пулеметами и двумя кассетными ракетными установками класса «земля-земля».
     От неожиданности Богдан шарахнулся в сторону. Возникло трусливое желание спрятаться под раскладушку. Переборов постыдный порыв, он покрутил пальцем у виска:
     - Кукла ты хренова! Пацанка! Чудней ничего придумать не могла?
     Снова неуловимый миг… танка как не бывало. Ева примерной девочкой, потупив глазки, стоит метрах в двух напротив Богдана, вместо автомата держа в руках резную братину с золотистым каким-то напитком, рапространяющим вокруг одуряющее аппетитный аромат.
     -Мир? – она протянула с поклоном старинную емкость Богдану. – Испей медовухи, добрый молодец.
     Богдан принял братину, основательно приложился. Затем церемониально подал емкость Еве.
     - Испей и ты, красна девица. Только не шути стрелялками. Так ведь и до поноса довести можно…
     -А давай я построю тебе дом прямо здесь. Как тебе тут?
Богдан огляделся. Дурочка она, что ли?
     -Сам такой! Никто, нигде и никогда отныне и во веки веков искать тебя не будет. Ты теперь над Миром! Поблагодарил бы ты меня, скромную девушку, Царицу Миров! Только и можешь, что хамить…
     - Я ж тебе слова худого не сказал. Не лезь в башку и напрягаться не будешь. Э-э, погоди-ка, так, говоришь, все-таки Царица Миров? А мне теперь ниц и кроссовки твои лизать? Я тебе не игрушка! Лучше уж сразу убей!
     -Какой же ты, Богданчик, капризуля. Говорю, нормальный я человек; тебе не нравится. Царица – дюже круто. Непоследовательный ты, Богданчик. Может, для вас это норма – сперва спасти, затем убить, - а мы, поверь, совсем по другому ведомству.
     -Тогда давай, объясни, кто ты, и кто  «вы»? – Богдана вдруг обдало внутренним жаром; казалось, еще чуть-чуть и он загорится дымным пламенем: - И так полным долбо… дураком себя осознаю, а ты до сих пор темнишь. Негоже, сударыня, издеваться над потомком. Не совсем уж мы дикие. Чай, в конце двадцатого века живем, о паранормальных явлениях и прочих НЛО наслышаны…
     -Сказала же, объясню! – Ева посмотрела поверх головы Богдана: - Пойдем в дом, там и поговорим серьезно.

               Х            Х             Х

     Ева поскромничала. Повернувшись на сто восемьдесят градусов, Богдан увидел не дом. Дворец! Куда там будущим «новым русским», нуворишам от сохи! Денег, вероятно, хватит, фантазии, хоть убейся - никогда! По определению.
Эта всемогущая и, ежели до конца верить, ископаемая девчонка обладала поистине сказочной фантазией и неистощимым кладезем идей. Плюс к тому же, как с удивлением, покопавшись в собственных ощущениях, обнаружил Богдан, она была своей в доску. Немножечко воображулистой, но своей. Такой именно, каких даже кобелистые мужики не тащат с первого взгляда в кусты, а искренне уважают и признают равными по жизни.
     -Ну спасибочки вам в тряпочку! Оценил-таки, благодетель. Нижайше вам признательна и трепещу от счастья.. – в Еву будто сладостный бесенок вселился: впервые за несколько тысяч веков ей захотелось естественного, нормального человеческого бытия. Видимо, пресытилась собственным всемогуществом. И в то же время приятно было наблюдать за реакцией Богдана на все чудеса, хотя для нее чудес  и не существовало. Всего-навсего элементарное и довольно-таки скучное занятие – извлекать из эйдетической памяти Земли и Вселенной все необходимое для существования. Не прилагая при этом никаких физических усилий.
     Богдан проигнорировал очередной взбрык Евы. Не до шпилек стало. Перешагнув порог, он попал в нереально прекрасный мир. Хрустальный пол в холле переливался в своей прозрачной белизне всеми цветами радуги, парадная лестница в глубине, ведущая не вверх, а куда-то в бесконечность, утопала в огромных, с колесо бронетранспортера, цветах однозначно неземного происхождения. Стены холла были вовсе не тем, что подразумевается стенами. Они состояли из лазоревой, пронизанной солнечными лучами воды, каким-то невероятным образом принявшей форму стен. А в этих стенах плавали, ползали, вертелись волчком немыслимые кошмарные создания, своим безобразием являвшие образец красоты и эстетического наслаждения. Своды холла, ежели их можно назвать сводами, источали ласковое тепло и завораживали переливчатой мелодией: словно звали отрешиться от всего бренного и воспарить над миром.
     Богдан застыл столбом, не в силах проявить ни малейшей реакции, а очнувшись, не нашел ничего лучшего, как ляпнуть затертое от повсеместного употребления:
     - Наши люди в булочную на такси не ездят…
     -Отстой…-хихикнула довольная произведенным впечатлением Ева, - Это мир моей планеты. Я его сама создала и иногда там живу.
     -Извращенка… - буркнул вконец ошарашенный Богдан. - Нам бы чего попроще… Комнетенку в коммуналке. С тараканами…
      -Не юродствуй, Богданчик! Привыкай к хорошему, становись человеком!
     -Извращенка и расистка! По-твоему, ты человек, а я амеба  одноклеточная? Не много ли на себя берете, Ваше загадочное величество?
     Ева промолчала. Легко, будто и не касаясь пола подошвами кроссовок, поплыла через холл к цветочной лестнице. Богдан понуро поплелся следом, не сразу заметив произошедшую метаморфозу. К лестнице приближалась уже не шантрапа в драных джинсухах, а всамделишная царица! На Еве немыслимо ярко горело и переливалось радужными волнами воздушное платье со шлейфом, а голову венчала натуральная корона из крохотных звездочек и планет. Не впаянных в металл, а находящихся в постоянном упорядоченном движении. Хорошо, Богдан получил детдомовскую закалку, а то ведь недолго и напрочь комплексом неполноценности изойти. Как поносом после употребления прокисших щей. Кстати, одеяние самого Богдана тоже претерпело радикальные изменения. На нем красовались изящные ботфорты, белые рейтузы и великолепный, расшитый драгоценными золотыми нитями камзол. Сказка, да и только!
     Как-то, в детдомовскую эпоху, довелось Богдану попасть в самодеятельные артисты и сыграть старуху в сказке о рыбаке и рыбке. Девчонки, блин, наотрез отказались от той вредоносной роли и пионерская группа, старостой которой подвизался бедолага Богдан, запросто могла бы со свистом вылететь из конкурса. Сулящего, между прочим, поездку по пушкинским местам в случае победы.
     Для сцены, где старуха становится царицей, у тети Клавы, детдомовской уборщицы, одолжили сатиновый халат, расшили его елочными бусами и вырезанными из цветной бумаги кружевами. Это было одним из условий конкурса: бутафорию изготовить силами группы. Все, в конечном итоге, прокатило как нельзя лучше. Победа досталась группе Богдана. Хотя, конечно, пацаны потом поерничали над ним всласть. Пришлось некоторым надавать по шеям, дабы успокоить не в меру ретивых.
     В общем, силами Евы сотворенная одежка – не чета синему халату тети Клавы. Вполне приличная одежка. В какой-то мере  даже льстящая самолюбию. С означенной здравой мыслью Богдан доплелся до первой ступеньки лестницы и чуть не наступил на шлейф Евиного царского платья. Сдвинувшись вправо и отступая на полшага, как и положено порядочному царедворцу, начал подниматься обочь фантастической красавицы, словно всю жизнь только тем и занимался, что совершенствовался в дворцовом протоколе.

                Х         Х                Х

     В глубине бесконечной, сверкающей хрустальными сполохами галереи их поджидало нечто, верней, некто чешуйчатый, огромный и основательно страхолюдный. Шесть лап, каждая с Богдана ростом, треугольная морда с висящими чуть не до пола брыльями, четыре пары выпученных глаз, свернутый в кольца голый розовый хвост, увенчанный на конце острым плоским шипом, похожим на мушкетерскую шпагу.
     - Это не он, а она, - отвечая на немой вопрос слегка струхнувшего Богдана, с ласковыми нотками в голосе произнесла Ева, - Ларга, представительница перевернутой Вселенной. Той самой, которая находится за черными дырами, как вы их называете. На самом деле никакие они не дыры.               
    Это ядра, верней, ядрышки, оставшиеся от сверхновых. Весит такое ядрышко миллионы тонн и в нем не работает ни один из известных законов физики.  Вам известных. – подчеркнула Ева, - Вот эти дыры и есть входы  в миры, откуда родом Ларга. По интеллекту равна нам.
     Богдан отвесил Ларге полупоклон, свидетельствуя свое почтение. В ответ страшилище разинуло пасть с трехрядными отточенными зубищами, и  Богдан замер, очарованный волшебной мелодией, зазвучавшей из зева, в который свободно мог въехать горбатый «запорожец».
     -Ты ей понравился. – хихикнула Ева. – Погоди, пригласит нас к себе в гости, на Сенжу, вот там-то ее подопечные жабы быстренько с тебя мужицкую спесь и заносчивость твою природную собьют.
     -Никак не пойму тебя! – взъерошился не на шутку Богдан, - Еще, блин, одна феминистка на нашу грешную планету. Какого хрена вам, бабам, неймется? И любят вас, и балуют, и войны из-за вас затевают, и всю тяжелую работу на себя берут. Какого хрена, я тебя спрашиваю? Плохи вам мужики – лезьте сами в шахты, корячьтесь на лесоповале, идите в говночисты!...
     -Фи, Богданчик! Ты же образованный человек, а в умонастроении твоем сплошной анахронизм.
     -Сама-то поняла, что сказала?
     -Отвянь.
     Страшенная сирена, шествующая впереди, обернулась и натурально подмигнула Богдану правой четверкой глаз, словно одобряя запущенную в Еву шпильку. Вообще-то, по здравому рассуждению, не такая уж она и страшная. Просто другая.
     -Сирены ваши – говнючки! Гусыни толстозадые. Благодари меня, потомок. Это я их, стервоз противных, навсегда убрала с Земли.
     -Ох, и лексикон у тебя, Ваше Величество! Хамка трамвайная…
    -Сам такой!
     Обменявшись любезностями, ведомые Ларгой, Ева и Богдан вступили…нет, не в зал, паче того, какое-либо вообще помещение. Они непременно должны были провалиться, ибо под ногами разверзлась пустота, но не провалились, а двинулись дальше. Верней, это Богдан двинулся, по инерции перебирая ногами, а Ева с Ларгой как бы поплыли в вертикальном положении, без каких-либо усилий. Вокруг, насколько хватало глаз, мерцали и переливались ледяным светом звезды. Ледяным и животворящим светом!
     В общем Богдан уже особо и не поражался следующим чередой чудесам. Не хронически же дикий, на самом деле. В свое время начитался фантастических романов и сказок, неосознанно пытаясь оградить себя от жестокой реальности, лишившей его родителей и дома. А в тех же книжках было все: параллельные миры, галактики, привидения, скатерти-самобранки, ковры-самолеты, шапки-невидимки, сапоги-скороходы, драконы, колдуны, ведьмы на помеле – все, на что способно человеческое воображение.
     Оставалась только самая малость – принять на веру, что все это существует в Евиной реальности, и не зацикливаться по данному поводу.
     -Молодец!- хихикнула Ева, - Возьми с полки пирожок.
     -Вообще-то не помешало бы,.. Ваше Реликтовое Превосходительство,
 – Богдана все чаще подмывало поскоморошествовать перед Евой, - В смысле, пожрать не помешает…
     -Проголодался, бедненький? Знаешь, Ларга, эти мои потомки на удивление прожорливы. Прямо шаране какие-то…
     -Похлебала бы ты баланды зековской, - содрогнулся от слишком еще яркого воспоминания Богдан, - по-другому бы запела…
     -Извини, не права. Прошу к столу. – царственным, едва уловимым жестом указала перед собой Ева.
     Есть выражение: «не успел глазом моргнуть». Богдану тоже не удалось  , как все трое оказались в беседке посреди оранжевого ландшафта. Чем-то похожего на английский парк из советского сериала о Шерлоке Холмсе и докторе Ватсоне. Какие они, настоящие английские парки, Богдан не имел представления, как и не мог знать, что знаменитый фильм снимался в Прибалтике. Тем не менее ЦПКиО трудящихся имени основоположника соцреализма, дорогого товарища и обличателя врагов народа А.М.Горького не шел ни в какое сравнение с ухоженными и чистыми парками тех же прибалтийских республик. Ни тебе сигаретных бычков где попало, ни пустых водочных и пивных бутылок под кустами, ни, тем паче, отходов жизнедеятельности организмов рядовых советских граждан.
     Оранжевый, без каких-либо оттенков и полутонов пейзаж  успокаивал, очищал мозг от бытовой шелухи, настраивал на философский лад. Все было оранжевым, как в той старой песенке грузинской девочки, которой партия и правительство указали перепеть буржуазного итальянского мальчика Робертино Лоретти, понеже все самое-пресамое долженствовало иметь место не на их загнивающем Западе, а  в нашем благословенном Советском Союзе.
     Стол в беседке ломился от яств. Балыки, сырокопченая колбаса, нежная, «со слезой» осетрина, золотистый, целиком запеченный молочный поросенок, малосольные, одуряющее пахучие огурчики, свежие помидоры, зелень, фрукты. Известными Богдану показались лишь яблоки да груши, остальное он не представлял на вкус. Как, впрочем, и все вышеперечисленное. Слышал, но не ел.
     -А шаране – это кто?
     В ответе не было слов. Не было вообще никакого ответа. В обозримом пространстве ни Евы, ни Ларги. Только тишина. Очередные шуточки богини. Про себя Богдан решил пока думать о Еве как о богине, а там видно будет. Хрен с ними, ее чудесами и заморочками. Надо пожрать!

              Х           Х           Х

     Насытившись, Богдан заскучал. Звать Еву не позволяло уязвленное самолюбие. Да и откуда ему знать, где ее в данный момент носит. Может, на помеле летает по Вселенной…
     -Умник, да?
     Ангельский Евин голосок прозвучал со всех сторон одновременно. Богдан заозирался, но в яви она не возникла.
     -Опять чудишь, старушка? Трубный глас несется из помойки?
     -Грубиян! Дала тебе возможность некрасиво пожрать, дабы не смущать своим присутствием твою тонкую натуру. Чавкал, небось, подобно шелудивому поросенку…
     -Ну вот что, подруга! Покормила – спасибо. Но дело-то вот какое. Кончай, блин, ходить вокруг да около. Кстати, явись-ка, давай, а то я сам с собою разговариваю. Могу ведь и с катушек съехать незаметно.
     Ева явилась. Снова в джинсовой косухе и дранных брючках, заправленных в лаковые, ручной работы сапожки на шпильке. Стиляга, блин, космополитка…
     Богдан залюбовался. До чего же хороша, стерва! Слов не подобрать. Рядом с таким совершенством невольно чувствуешь себя тлей. Что, между прочим, бесит неимоверно.
     -Не комплексуй, найденыш мой ненаглядный. Ты тоже вполне прилично выглядишь. Для зародыша, я имею в виду.
     Из ниоткуда последовал мелодичный голос Ларги:
     - Втюрилась, да? Не скромничай, самец идеальный! Мои сенжанские милашки от такого с ума бы посходили…
     Богдан потупил очи, потому и не заметил легкого румянца на лице Евы и ее натурального, неприкрытого смущения. Здрасте вам в тряпочку! Ларга, оказывается, не меньшая язва, чем ее двуногая подруга. Тот факт, что она умеет изъясняться на человеческом, паче того, живом русском языке, Богдана нисколько не удивил.
     Похоже, все бабы во Вселенной, как бы странно они ни выглядели, объединены главной чертой – умением вгонять мужиков в краску. Ни тебе перебрехать их, ни переспорить, короче говоря. Сей факт поражает насквозь.
     Многотонная симпатяга, то бишь, Ларга тоже объявилась во плоти. Ева, да и Богдан  рядом с ней выглядели довольно комично: мышки, которых родила гора.
     -Ты тоже так умеешь? В смысле, исчезать и появляться, еду всякую доставать незнамо откуда, дворцы воздушные лепить… - впервые напрямую обратился к Ларге Богдан.
     -Если бы… - пропела Ларга, - Такое лишь вашему виду доступно… - в голосе ее послышались нотки зависти пополам с восхищением: -Все другие известные мне виды умеют что-нибудь одно. Или два. Мои, к примеру, соплеменники по праву считаются миротворцами Вселенной. –с гордостью добавила Ларга.
     -А каким же ты образом сей момент возникла?
     -Это все она, сатрапка. Вертит божьими созданиями, как ей заблагорассудится. – нежно пропела Ларга.
     -Скромница. Тобой повертишь… - фыркнула Ева.
Богдан полуобернулся и показал красавице язык. В голове вертелась огромная куча вопросов и ответы хотя бы на некоторые из них, решил Богдан, следовало искать у Ларги. Солидное все-таки существо, не стрекотелка какая…
     -Сенжанские жабы. Это что еще за жутик?
     Ларга потешно, будто игривый котенок, боднула своей огромной головой воздух перед Евой:
     - Это твоя богиня из вредности наговаривает. Может, и от патологической ревности… Никакие они не жабы. Генетически принадлежат к вашему с Евой виду. Такие же красавицы, как и она. Только у них перепонки между пальцами. Вот и все отличие.
     -Сексуально агрессивные особы с перевернутыми мозгами. – вставила реплику Ева.
     -Ну конечно! Будто ваша цивилизация изначально с правильными мозгами существовала. Поумнели, блин, когда приперло!
     Богдан улыбнулся. Надо же, как эти идеальные создания впитывают сорные словечки его родного языка. Разговор, между тем, принимал интересный оборот. Уже и собственная судьба и собственное будущее виделись не в таком мрачном и унылом свете, как несколько часов назад, когда от одной лишь мысли о перспективе личного бытия начинала екать селезенка, а сердце опускалось куда-то ближе к пяткам.
     -А еще они зеленые! – мстительно добавила Ева.
     -Кто? – не сразу въехал в тему Богдан
     -Красавицы сенжанские.
     Ларга присела на четыре задних лапы, подняв и вытянув перед собой обе передних. Видимо, данная поза означала порицание, в чем Богдан и убедился в следующий момент.
     -Не греши, подружка. Вовсе не зеленые, а нежно-лазоревые. И очень несчастные.
     -Ну вот что, подруги! Либо просвещаете меня, бестолкового, либо я пошел гулять…
     -Действительно. Заинтриговала парня, вот  давай-ка, миротворица наша, и просвещай. А еще лучше кино ему покажи. – Ева демонстративно уселась за… древнюю, измазанную чернилами и непристойными надписями школьную парту и сложила руки на откидной крышке. Ни дать, ни взять примерная ученица, отличница и зануда.

             Х          Х         Х

     Сенжа, третья планета солнечной системы, расположенной за миллиард световых лет от Млечного Пути, в перевернутой, по выражению Евы, или зеркально отраженной от нашей, Вселенной, имела место быть райским уголком для населяющих ее существ. Щедрости природы аналогов не существовало, пожалуй, ни на одной из полусотни населенных планет, вращающихся между двумя гигантскими солнцами, в пятнадцать тысяч раз превышающими массу Земли. Ежели прачеловечеству потребовалось пройти и пережить стадию зарождения, развития и упадка технического прогресса, дабы обрести всемогущество, то сородичам Ларги всего этого не понадобилось вовсе.
      Сотворенные без хватательных конечностей, в нашем понимании без рук и пальцев на них, сенжане все необходимое для духовного и интеллектуального развития получили от своей планеты. Без напряга и жестокой борьбы за выживаемость. На блюдечке, короче говоря, с голубой каемочкой…
     На Сенже не существовало времен года с их температурными перепадами, поскольку два солнца равномерно прогревали оба полушария. По этой же причине сутки не подразделялись на день и ночь: изначально царил день. Сенжа, таким образом, занимала идеальное положение по сравнению с полусотней своих товарок. Ей повезло образоваться в точке, равноудаленной от каждого солнца и, практически, на прямой оси между ними.
     Сенжане, единственные обитатели и полновластные хозяева планеты, не знали болезней и являлись фактически бессмертными, ибо содержащиеся в воде и изобильной растительной пище микроэлементы обладали уникальными свойствами регенерировать продуктивные клетки организма.
     Огромный мозг сенжанина, этот биологический суперкомпьютер, был способен впитывать и хранить неисчислимое количество террабайт информации буквально отовсюду: из растений Сенжи, ее животворных вод, минералов, из  самого  ядра планеты, из космоса. Расстояний для мозга не существовало. Если, скажем, Ева менее чем во мгновение ока могла перемещаться из одной галактики в другую, то Ларга способна была получать знания и устанавливать контакты с любыми разумными существами при той же самой скорости, оставаясь на одном месте.
     И вот настал недоброй памяти момент, когда в этот мир ярких индивидуальностей и райского бытия, в мир бесконфликтного существования сенжан вторглись потрепанные, опаленные до черной окалины сотнями посадок и стартов и безобразно вонючие звездолеты. Невиданные дотоле железные чудовища исторгли из себя крохотных, по меркам сенжан, симпатичных созданий, названных впоследствии сенжанскими жабами. Почему именно жабами? А нет никакого объяснения.
     Двуногие гости, точней, исключительно гостьи, поскольку ни одной особи мужского пола среди них не было, возвращаться к себе домой не собирались. Свой дом они уничтожили. Да, да! Вот так взяли и стерли собственную планету из звездного атласа родной для них галактики.

                Х                Х                Х

     -Классический пример злобного бабьего маразма! – заполнила возникшую паузу Ева: - С жиру взбесились, генетические родственнички!
     -Ну, у тебя и логика, царица! – отозвался Богдан, - То жабы, то родственники… Дай хоть суть уяснить.
     -Дуры бабы – вот и вся суть!
     -Я бы не стала так вот категорично утверждать. – подала свой мелодичный, ангельский по определению Богдана, голосок крошка Ларга: - Твои, подружка, соплеменники тоже не идеал, несмотря на все ваше могущество.
     Ева слегка пристукнула крышкой парты:
     - А я нас и не выгораживаю вовсе. Болтаемся по Мирозданию, как г… в проруби, а ради чего, непонятно.
     -Многия знания – многия печали… - пропела Ларга. – А истина где?
     -Ты не меньше моего знаешь, миротворица. Вот и ответь сама на свой вопрос.
     -Не могу. И ты не можешь. Где истина, Богдан? Говорят, устами младенца глаголет истина…
     -Эх, погонять бы вас обеих пинками… - мечтательно поднял взгляд к небу Богдан, - Жалко, не допрыгну. Успеете ведь в своем Мироздании спрятаться, философы. Схоласты вы, я погляжу. Курицы!
     Дамы заразительно расхохотались, будто хрустальные шарики по дубовому паркету сыпанули щедрой горстью. Богдан скорчил грозную рожу, но не выдержал и сам засмеялся. И повесть о жабах покатилась дальше.

             Х             Х            Х

     Около трех тысяч лет назад по земному летоисчислению, на Соме, четырнадцатой планете спиральной солнечной системы,  сомианки, ныне именуемые сенжанскими жабами, восстали против гнета и тирании мужского меньшинства. Восстали и победили, превратив оставшихся в живых мужчин в сексуальных рабов. Относительно привилегированное положение в новом обществе заняли только те мужчины, что предназначались для продолжения рода. Их поначалу берегли, подкармливали, не использовали на тяжелой физической работе. Остальные, в принципе, тоже не  ворочали камни, не рылись безвылазно в шахтах: на то были отличные самовоспроизводящиеся роботы. Остальным досталась более тяжелая доля. Они удовлетворяли разнузданные, извращенные, похотливые желания и фантазии рабовладелиц.
     Нельзя сказать однозначно, кто более виноват в сложившейся ситуации – сильная или прекрасная половины разумного населения Сома. Изначально патриархат строился и совершенствовался на благо обеих сторон. И полностью устраивал всех. Мужчины, как заповедано Создателем, охотились, добывали в поте лица хлеб свой насущный, воевали, строили жилища, изобретали. Женщины рожали и воспитывали детей, поддерживали огонь в очаге, пекли потрясающе вкусные лепешки из злаков, славящихся своими животворящими качествами сперва на Соме, затем, с выходом в космос, во всей освоенной галактике. Выделывали и шили шкуры, ткали полотно, ублажали мужчин, детей и самих себя прекрасными танцами и песнями. Попросту говоря, беззаветно любили их, лелеяли, трепетно берегли.
     И мужчины в своем старании достигли вершин научного и технического прогресса. Все ради того, чтобы их любимые не утруждались тяжелой и грязной работой, а совершенствовались как духом, так и телом. Потребовалось по историческим меркам совсем немного времени для перехода от земноводной расы в разряд земной. О прошлом напоминали лишь перепонки между пальцами. Уйдя от океана – своей родовой колыбели – сомианцы навсегда обезопасили себя от скоротечности жизни. Дело в том, что воды океана, покрывавшие семьдесят процентов планеты и омывавшие единственный материк, давали не только пищу, тепло и уют, но и таили в себе необъяснимую угрозу: сомианцы, достигшие определенного возраста, вдруг сходили  с ума, принимались крушить свои полуподводные города и затем в одночасье погибали, становясь пищей для океана. Их пожирал именно сам океан, поскольку никаких плотоядных животных в нем не существовало.
     -Я нашла разгадку этого феномена – снова прервала плавное повествование Ларги неугомонная Ева.
     -У тебя ежик в заднице? Не перебивай умных лю… умную Ларгу, а то ведь двойку закачу и в угол поставлю! -  Богдан уже полностью освоился в отношениях с Евой, то бишь, нашел манеру поведения и общения с ней.
Богиня отмахнулась.
     -Ты помнишь Каюк? – обратилась она к Ларге, - Ретровирус. Дающий жизнь и забирающий жизнь. Нечто подобное случилось и на Соме. Каючане сдались и привыкли к своему измененному существованию, а сомианцы оказались несговорчивыми.

          Х                Х                Х
 
     В общем, до поры, до времени сомианки вполне довольствовались своим положением и не вмешивались в сугубо мужские дела. Но не зря ведь сказано: «Одна паршивая овца все стадо испортит». Так и вышло. И той паршивой овцой стал, как это ни парадоксально, мужчина, верховный координатор Сома. Что уж взбрело в высокоумную голову демократически избранного правителя, осталось неизвестным даже для всезнайки Евы. Случается ведь такое в любом разумном сообществе, когда ни история, ни философия, ни психиатрия как раздельно, так и вкупе не могут найти объяснения. В нашей собственной истории подобных примеров не счесть.
     Правитель, избираемый пожизненно, в момент произнесения коронной речи, транслируемой непосредственно в сознание каждого совершеннолетнего сомианина, приказал вдруг всем операторам отключить от восприятия мужскую часть населения планеты. Такое случилось впервые и было равносильно вселенскому потопу, либо какому другому не менее жуткому катаклизму, что и деморализовало мужчин. Они практически ничего не успели предпринять. А возможно и не пытались сопротивляться, ибо поднять руку на женщину не смогли бы однозначно. На Соме изначально не существовало религии в нашем понимании. Религией, смыслом бытия, являлась сама Женщина.
     -Такой вот парадокс. – заключила Ларга, взмахнув своим убойным хвостом.
     -Ну, а дальше? Потом-то что случилось? – Богдан даже привстал и сдвинулся на самый краешек кресла.
     -А потом суп с котом!...- давая Ларге передышку, втесалась в разговор Ева: - Тебе оно очень надо, кровавые подробности? Перебили жабы две трети мужиков и принялись править сами. Вот и весь сказ.
     -Все гораздо трагичней, – перевела дух Ларга: - Внушение верховного координатора изменило психику сомианок. Из добропорядочных и ласковых жен и матерей они превратились в злобных тварей. Удовлетворяя свои извращенные сексуальные фантазии с мужчинами: бывшими собственными мужьями и подросшими до половой зрелости сыновьями, они доводили невольных партнеров до полного изнеможения и смерти. А завершилось все тем, что мужчин на Соме не осталось как вида. Себя самих сомианки клонировали до тех пор, пока не перенаселили планету.
     Отправляя корабли в Космос, они еще надеялись отыскать в его глубинах генетически совместимых партнеров, но с таким набором хромосом, чтобы возродить полноценную расу, никого из множества обнаруженных ими биологических существ не нашлось.
     -Если не считать нас, - встрепенулась дремавшая Ева. – То есть, тебя, мой дорогой найденыш. Люди, я имею в виду, вас, мужиков, абсолютно совместимы с этими жабами.
     Богдан вздрогнул, представив на миг себя машиной для выработки и конвейерного внедрения сперматозоидов в живые пробирки и с омерзением произнес:
     - Я не ханжа, милые дамы, но на Сенжу вы меня не заманите. Зубами себе вены порву и никакие ваши колдовские штучки вам не помогут!
     -А с головой у тебя порядок? – Ева красноречиво крутанула изящным пальчиком у виска. – Тебя об асфальт часом не роняли?
Ларга мелодично засмеялась. Богдан покраснел и засопел возмущенно. Хорошо им, небожителям, потешаться. И так-то в голове сплошной винегрет, а тут еще они, подружки-веселушки…
     Ларга успокоилась первой:
     - Ну что ты, Богдан. Есть неисчислимое множество возможностей решить данный вопрос, не затрагивая моральных и этических норм поведения разумных существ. К тому же  у Евы свой интерес, ничуть не унижающий твоего собственного достоинства.
Настал момент покраснеть Еве. При всем своем могуществе она не успела среагировать и стереть с ангельского лица густую краску.
     -Чего плетешь-то, миротворица! – потупилась она будто школьница, застигнутая учительницей целующейся в раздевалке с мальчишкой.
     Богдан ухмыльнулся довольно и поспешил перевести диалог в нужное ему ради собственного интереса русло:
     -А почему тебя эта старушка называет миротворицей? – обратился он к Ларге. – И для чего сомианки угробили свою планету?
     -Видишь ли, уважаемый разумный индивид, сапиенсов в Мироздании не счесть. И, как я уже говорила, каждый вид обладает одним или несколькими способами воздействия на материальный мир. И лишь вашему дано все. Только ты, не в пример Еве, этого еще не знаешь. У вас, как мне известно, есть поговорка: «Бога за бороду ухватить». Ваше юное человечество пока не успело, а Ева ухватила. И вообще, вы у Творца в любимчиках числитесь. Изначально и навсегда! По образу и подобию созданы…
     -А завидовать грех! – как ни в чем не бывало произнесла Ева с едва заметной стервозной ноткой.
     «Ну, блин, бабы! Все одинаковые. Как говорится, Бог создал и сам заплакал» - мелькнуло не впервые, надо заметить, в голове у Богдана.
     -Я не завидую, подружка. Ты же знаешь, нам данное атавистическое качество не присуще. – слегка уколола Еву миротворица. – Так вот, - обратилась она уже к Богдану, - мы, сенжане, обладаем даром убеждения. Точнее сказать, даром внепространственного убеждения. Мы никому не навязываем свой дар, но ежели к нам обратятся за помощью в разрешении какого угодно конфликта, мы используем свои знания ко всеобщему удовлетворению.
     -Да уж! Недаром этих крошек называют дипломатами Вселенной. Сплошные Мартины Лютеры Кинги или Матери Терезы. А знаешь, как они убеждают разумных придурков не делать бяку? – Еве, видимо, надоело быть сторонним слушателем. – Они поют! Да, да, поют, пронизывая Космос.
     -И что?
     –Космос воздействует как резонатор и усилитель пси-волн. Прикинь, Ларга дает активный посыл, который преобразуется в пси-волну огромной силы. Дай тебе по ушам такой ласковой кувалдочкой, мигом все дурные мысли и намерения в прах расшибутся. И останется, мил человек, одна сплошная любовь и доброта.
     -Круто. - Богдан с неподдельным уважением взглянул на Ларгу. – Нам бы, землянам то есть, так-то. А то ведь грыземся друг с другом собакам на зависть. Дружбу народов декларируем, а сами вечно в чужой монастырь со своим уставом лезем. И получаем по всем частям организма и сознания. – Богдану вспомнился, хотя ни на миг по-настоящему и не забывался, армянский мужик, положивший его солдатиков ни за понюх табаку, а ему самому уготовивший смертную казнь: - Говно дело, короче… - уныло закончил он свой митинг.
     -Вы, дорогие мои потомки, не просили. Сомианцы тоже не просили. Говорят же тебе, миротворцев попросить надо. А для этого прежде необходимо созреть. Сородичи Ларги – народ божественно добрый, но не глупый. Прекрасно понимают – насильно мил не будешь!
     Богдан в последний момент удержался от дерзости в адрес эротичной красавицы. Чего уж греха таить, вызывала она у парня кучу противоречивых чувств. Среди прочего в означенной куче присутствовал и трепет, тщательно скрываемый за словесной шелухой.
     -Кушать хочется. - прервала затянувшуюся паузу Ларга. – Давай, подруга, отправляй меня на Сенжу. А ты, Богдан, когда захочешь познакомиться с моей планетой и сомианками, милости прошу в гости. Ты только скажи Еве, она все устроит. – Ларга при ее кажущейся неуклюжести и громадных размерах вдруг отвесила людям не лишенный изящества поклон.
     И в тот же момент исчезла. При этом Ева не произвела никаких манипуляций. Хоть бы наговорчик колдовской для понта произнесла…
     -Как ты это все-таки делаешь?
     -Молча. Говорила тебе, как-нибудь покажу и кое-чему научу. Если, конечно, ты не против.
     Богдан был не против. Любознательность, присущая в той  или иной мере любому разумному существу, не обошла его стороной. Можно даже смело сказать, у него данное качество превалировало над всеми другими. Такими, к примеру, как злость, мстительность, заносчивость. Звезд он с неба не хватал, себя, любимого, не выпячивал, к подвигам не стремился. Но и, объективно говоря, в обиду собственную персону тоже не давал. Детдомовская закваска. Короче, обычный молодой советский мужик. Не герой нынешнего времени, однако женщины его любили.

         Х          Х         Х

     -Почему Ларга покинула нас?
     -Влюбился?
     -Нескромно и неэтично на вопрос отвечать вопросом.
     -Ух, ты! Уел, да? Яйца курицу учат?..
     -Ева, не дави! Я тебя не боюсь.
     -Это я уже заметила. А Ларга, действительно, захотела кушать. Ее раса питается один раз в год. Срок настал.
     -Но ведь ты умеешь добывать пищу из воздуха, или еще откуда-то…
     -Ларге не нравится энергетическая пища, хотя ее информационная составляющая абсолютно идентична натуральной. До самой последней молекулы.
     Богдан мало чего понял из сказанного Евой, но вынужден был довольствоваться и этим. До лучших, так сказать, времен. Раз уж он ей зачем-то понадобился, значит в конце концов просветит, не даст погрязнуть в первобытной дикости. Он уже начал осознавать тот факт, что по сравнению с Евой и Ларгой его собственная цивилизация пока что находится в эмбриональном состоянии. Пожалуй, впервые его посетила мысль о затратности и несопоставимости технического прогресса с потом и кровью, пролитыми и проливаемыми человечеством. Ради чего? Страна, взбудораженная гласностью, уже знала о Челябинском взрыве, Чернобыльской катастрофе, испытаниях ядерного оружия на собственных солдатах, узнала о великих стройках коммунизма, перемоловших в пыль едва не половину населения Советского Союза. Первыми вышли в Космос? А макароны, мыло, масло по карточкам получали. Да и вообще…
     -А не пора ли нам, Богданчик, сменить обстановку? – вывела его Ева из несостоятельных раздумий. – Не рвануть ли нам с тобой в какую-нибудь Галактику поприятней?
     -А путешествие во времени тебе доступно?
     - Неэтично, молодой человек, отвечать вопросом на вопрос.
     -Ну ты и язва. Вот втрескаюсь в тебя по уши, а потом изнасилую…
     -А фигушки не хочешь? Хотя втрескался ты уже с первого взгляда.
     -Ой, ой, можно подумать.
     -А чего тут думать; на вашей мужественной физиономии все написано. До последней буковки.
     -Ева, кончай мутить! Ответь все-таки на вопрос.
     -В какое прошлое вам, сударь, взгоношилось?
     -В твое,… - Богдан словно споткнулся, - То есть, ну… в общем… на ту Землю, когда ты на свет … появилась! – выдохнул он громким шепотом.
     -А почему ты хочешь именно в прошлое?
     -Понимаешь, Ева, мне почему-то кажется, что в будущее нельзя попасть по определению, поскольку оно еще не наступило.
     На лице Евы явно прочиталось удивление. И уважение. Она сама не раз задавала себе вопрос: почему никому и никогда не удалось еще открыть темпоральный канал в будущее? Для всех разумных существ и сущностей Вселенной это являлось неразрешимой загадкой. И вот, нате вам!, потомок, стоящий на первой ступеньке всеобъемлющего знания, легко и просто, без напряга аксонов и нейронов сформулировал решение. Так-то вот! Нельзя, конечно, утверждать, что у нее, Евы, и ей подобных не хватало ума постичь данную истину, но вокруг было столько интересного как в прошлом, так и в настоящем, что на будущее, как говорится, «глаз замылился». Да и куда оно денется, будущее, когда впереди вечность!
     А для Богдана такое путешествие было реальным, понеже его будущее находилось в Евином прошлом. Вот только надо ли ему это прошлое-будущее, где он случайно или, по закону подлости, вполне вероятно мог открыть тайну своей судьбы? Ей это точно не надо, а потому следовало, как у них, потомков, говорится, попытаться «навешать ему лапши на уши», то бишь, завлечь чем-нибудь другим. До определенного момента, конечно. А тот факт, что момент сей когда-нибудь настанет, сомнению не подлежал.
     Так пусть уже не сейчас и, желательно, не в этой реальности. Совершенно ни к чему ей, коль в прах замороченный Богдан утвердится в ее божественном происхождении и начнет бить лбом в пол. Хоть тресни, а к правде он еще не готов.

                Х           Х          Х

     А Богдан вдруг передумал осваивать машину времени, или как там у них данная процедура выглядит, прозывается и применяется?..
     Он задумал каверзу для Евы, решив проверить «на вшивость» вселенскую красавицу.
     -Послушайте, Ваше Вселенское Превосходительство, можно ли нам вернуться туда, где Вы нахально уминали мою любимую картошечку?
     -Опять жрать? Ну ты и даешь, потомок!
     -Интересно все-таки, на какой помойке вы воспитывались, сударыня?.. Так можно ли?
     -Запросто.
     -Явите милость, премного и нижайше буду вам благодарен, – отвесил Богдан земной поклон.
     -Эк тебя несет, Богданчик! Чегой-то ты вдруг в высокий штиль ударился? – Ева подозрительно хмыкнула, прищурилась, отчего у Богдана сладострастно екнула то ли селезенка, то ли печенка: - Хитрый, да?
     «Вот стерва! Насквозь видит. Но и мы, как говорится, тоже не лаптем щи хлебаем и шиты отнюдь не лыком». Богдан, насколько это возможно без зеркала, напустил на лицо вуаль святой наивности:
-Как можно, сударыня? Куда уж нам, зародышам убогим, супротив вас, прародителей-волшебников… Только вот вопросик напрашивается: коль вы всезнайки, почему же мы, потомки ваши, тупые? Выходит хреновые вы прародители…
     -Подрастешь, поймешь. Философ, блин… - Ева, в который раз!, смущенно потупилась, но тут же исправила свою мимолетную оплошность:
     -Ладно, поехали!
     -Подрастешь, подрастешь… Перемкнуло тебя, фея снов… - пробурчал Богдан и тут же очутился на берегу колдовского озера, обрамленного в ожерелье из кустиков черной бузины. Одуряющее пахло сосновой смолой-живицей. Еле уловимый ветерок ласкал лицо и пробивающуюся на стриженой «под ноль» голове щетину. Богдан зажмурился и будто поплыл в невесомости, свободно и радостно.
     -Глаза открой! – прикрикнула Ева, - В обморок рухнешь!
     Богдан встрепенулся, чуть разлепил веки и обалдел. Глаза от удивления и восторга полезли на лоб. Опять угадала, прелестная стервочка! Перед ним на широком стеллаже красовалось десятка три самых разных удочек, спиннингов, штекеров и прочей завлекательной мужской бижутерии в виде блесен, безынерционных катушек, крючков, воблеров, вертлюжков, карабинчиков, струнных поводков на щуку и другую хищную рыбу. И лески, лески, лески! Бобинки с блестящими наклейками на английском, немецком, японском, французском языках, а на бобинках разноцветная леска любых мыслимых диаметров с «памятью» и без «памяти», тонущая, парусящая, плавающая – на любой вкус! Короче, мечта идиота.
     Что знал Богдан об отечественных рыболовных снастях? В детстве, когда с детдомовскими однокашниками бегали на речушки Воронку и Непрейку, в лучшем случае пользовались корявыми орешниковыми хлыстами, белой клинской леской, обожженными самодельными поплавками из винных пробок или гусиного пера и свинцово-цинковыми, отлитыми на костре из аккумуляторных пластин грузильцами. О крючках вообще без слез не скажешь. Толстые, - ногу отшибешь, - изначально тупые, ломающиеся пополам на первом же зацепе. Морока – не рыбалка! Предметом зависти были удочки бамбуковые из трех колен, соединяемых посредством алюминиевых трубочек, не говоря уже о дефицитных тяжеленных «телескопах» из стеклопластика.
     -Ты чего наколдовала? – с придыханием вопросил вместо благодарности осчастливленный до полного безобразия Богдан: - Это же закордонная контрабанда, подрывающая экономическую мощь Союза!.. Посадят…
     -Не посадят. Нету здесь никакого Союза.
     -Как это нету? А где мы? – Богдан на секунду забыл даже о привалившем из ниоткуда рыбацком счастье.
     -В другой реальности. Тут никогда никого никуда не сажали. И не посадят!
     -Ладно, хрен с ними, твоими заморочками. Как-нибудь потом разберемся. – Богдан уже положил глаз на шестиметровое углепластовое удилище, катушку «Голд-фиш» с золотым напылением и зеленую леску «Шимано» диаметром ноль двадцать два. «На поводок» - прикинул он, - годится та же «Шимано», только ноль четырнадцать. В общем и целом процесс пошел! Божественный процесс, когда человек выпадает из привычной действительности и превращается в сдвинутого на голову рыболова.
     А рыба в озере водилась. Однозначно! На мелководье среди водорослей чавкал и резвился карасик, в пронизанной лучами солнца прозрачной толще гонялись друг за дружкой увесистые уклейки, иногда торпедой между ними проносился полосатый бандюга окунь, успевая схватить самую нерасторопную, а вдали, ближе к середине озера, давал широкие круги карп, и от этих кругов обмирало сердце, на форсаже гнавшее по сосудам перенасыщенную адреналином кровь.
     Ева с неподдельным интересом наблюдала за манипуляциями Богдана, а он, оснастив одну удочку, принялся за другую, потоньше и покороче первой. Понятно, для нее. И Еву начала охватывать паника. Ай да потомок, ай да поросенок! Вон какая у него каверза. Она-то умела все создавать силой мысли, даже не думая, как это у нее получается, а он, значит, решил испытать ее, владычицу памяти Вселенной, на профпригодность. Жулик!
     -Конечно! Ты ведь уже, чай, и не помнишь, для чего руки человеку дадены? – походя обронил Богдан. И замер, подобно жене Лота, столбом, не в силах постичь тот невероятный для него факт, что он без напряга, четко и ясно прочитал мысли красавицы.
     -Ну вот, потомок, ты и поднялся на одну ступеньку. Извини за поросенка и жулика. – Ева потешно сморщила носик: - Доволен?
     Чувства Богдана пришли в раздрай. Возможно, он и был бы доволен ни с того, ни с сего открывшимся талантом, но удовлетворение породило в душе страх и само спряталось за означенным страхом. Кто бы что ни говорил, а Богдан вырос в стране сплошного материализма и махрового атеизма. На уровне гипотезы и ничего не значащего трепа он еще мог примерить на себя какую ни то сказочную одежку-обувку типа шапки-невидимки или сапог-скороходов. Смог даже поверить в Евины чудеса, но не в собственное чудесное превращение. По крайней мере, не сразу, а потому и охватил его мандраж.
     -Может, это снова твои проделки, царица? -  с надеждой на подтверждение вопросил он.
     -Отнюдь. Я здесь вовсе мимо гуляла. Только ты особо не воображай, красавчик! Отныне я буду ухо востро держать, дабы ты не лез куда не надо.
     -Что это значит?
     -А то и значит. Неприлично в чужие мысли закапываться. Крот-потурой выискался…
     -Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала! – взъерошился в очередной раз Богдан. - Сама ты потурой нахальный!
     -Мне так положено.
     -Знаешь, что с положенными делают?
     -Хамит? – откуда-то с неба раздался знакомый ангельский голосок.
     -Хамит. – констатировала с грустинкой Ева.
     Богдан поднял глаза вверх и заразительно расхохотался. Вслед за ним рассмеялась и Ева. Было от чего. Крошка Ларга висела метрах в двадцати над землей, перебирая шестью лапами в тщетной надежде найти для них твердую опору. Ужасающего вида хвост инопланетянки бесхозно болтался над головой Евы, едва не касаясь ее пышных волос, и весь облик Ларги являл полную растерянность и беззащитность. Это при ее-то габаритах…
     -Смешно, да? Добренькие вы, человеки, как я погляжу. Сплошные маньяки и садюги. И за что к вам Творец так благосклонен?.. – Ларга боднула головой воздух: - Приземляй меня, подружка, немедленно,  иначе взбунтуюсь!
     -Интересно, как это у тебя получится… - не в силах унять себя , снова прыснула Ева, - Ежели только жабы научили…
     Ларга уже стояла твердо на полянке и, как говорится, инцидент был исчерпан. Крошка с минуту молча любопытствовала над приготовлениями Богдана, затем не выдержала:
     -А чем это вы, молодой человек, занимаетесь?
     -Сопли задумал утереть предкам, – опередила его Ева. – Кстати, подружка, он достиг уровня мыслечтения, так что поосторожней…
     -Вот как. Впрочем, этого следовало ожидать, - констатировала Ларга: - С тобой, подружка, поведешься -  не такого еще наберешься…
     -А я чего? Я тут рядом не стояла…
     - Так! – вмешался Богдан. – Две ба… дамы – это уже базар! Кончайте воздух сотрясать, пора за дело браться.
     Ларга сокрушенно покачала своей огромной головой из стороны в сторону:
     -Ну, блин, ничего нового во вселенной. Все мужики одинаковы; дай им волю – искомандуются в прах! Тираны, аспиды.
     -И не говори, подружка. Чуть ушами прохлопаешь – и готов тебе тиран на твою несчастную голову и хрупкие женские плечи.
     Богдан глянул на Ларгу, представил себя сидящим на ее шипастых, покрытых панцирной чушуей плечах, хмыкнул и перевел взгляд на Еву. Тоненькая, стройненькая, в институте толстушки-завистницы таких прищепками называли, и хмыкнул вторично. Заберись ей на плечи – раздавишь…

              Х            Х              Х               
 

     Первая пойманная Богданом рыбешка заставила и Ларгу, и Еву пуститься чуть ли не в пляс. Хотя Богдан и предполагал нечто подобное, однако реакция подружек превзошла все ожидания. Ларга пушинкой, как это делают резвящиеся котята, подпрыгнула в воздух, оттолкнувшись всеми своими лапами, похожими по объему  на телефонные будки-тумбы, и  с тонким визгом, недостойным ее комплекции, совершила жесткую посадку, устроив маленькое, но вполне ощутимое землетрясение. У Евы вообще случился приступ детячьего восторга. Волшебница издала индейский боевой клич, ухватилась за предназначенную ей удочку, раскрутила ее над головой и со всего маху запузырила вперед. Удилище по инерции вырвалось из рук, пролетело метров двадцать и шлепнулось в воду. Ева ринулась вслед и, не удержи ее Богдан в последний миг за шиворот, непременно окунулась бы по самое не хочу.
Евину удочку выловили известным с незапамятных времен способом. С третьего заброса Богдан зацепил ее своей оснасткой и подтянул к берегу, вызвав прилив уважения в глазах подружек. Не удержался, правда, от очередного подкола. Горделиво выпятив грудь колесом, произнес:
     - Знай наших! Это вам не мелочь по карманам тырить…
     -Изживаешь комплекс неполноценности?..- хихикнула Ева, изо всех сил дернув удочку на себя. Вполне внушительный, в полторы ладошки, золотистый карпенок, выхваченный из воды, описал на леске двойную дугу и смачно шлепнул красавицу в лоб. Ева завертелась волчком, пытаясь ухватить добычу рукой, но рыба пружинила на леске, раскачиваемая высоко поднятым удилищем, и никак не давалась снять ее  с крючка.
     -Удочку на землю положи, растрепа! – прикрикнул Богдан сквозь безудержный смех, охвативший его при виде ошарашенной чудесницы. – Это у тебя, девочка, комплекс. Колдовать и дурак сумеет, а ты вот сумей рыбку поймать, да ухи сварить. Информационно-энергетическое поле, понимаешь – эка невидаль! А кто его, поле твое создавал и создает? Кто, как не разум человеческий? Ты ведь, подруженька, пользуешься трудами и знаниями своих предков, по крупицам слепивших тебе это самое волшебное поле. Халявщица ты, короче!
     Счастливая Ева пропустила Богданово брюзжание мимо ушей. Впервые в жизни красавице пришлось поработать руками, и хотя она изначально знала, какой подвох собирается ей устроить потомок, действительность оказалась потрясающе увлекательной. И несказанно приятной!
     -Мели, Емеля – твоя неделя! – отмахнулась она, сняв в конце концов карпенка с крючка и бережно опустив его в пластиковое ведро с водой. – Дай-ка лучше кукурузинку, жмотяра!
     -Смешно, да? Ты же сама насадку сотворила, а теперь побираешься…- Богдан не успел закончить фразу, как его поплавок резко притопило и повело в сторону.
     Богдан подсек. Удилище согнулось  почти в колесо, выбранная из Евиного колдовства по наитию тонкая и, как оказалось, отменно прочная зеленая леска зазвенела перетянутой гитарной струной. Сердце подпрыгнуло к горлу и рухнуло куда-то в пятки. И вот после получасовой борьбы, изрядно вымотавшей молодого, закаленного тюрьмой мужика, из воды показалась красновато-коричневая морда, и не просто морда, а мордень гигантского сазана пуда на полтора, может, и поболе.
     -Эх, человеки, мне бы ваши хватательные конечности! – сокрушенно пропела Ларга, едва Богдан выволок рыбину на берег, попутно разогнав от себя бесполезно суетящуюся горе-помощницу в лице Евы: - Мне тоже вдруг захотелось побыть немножко варваром.
     -Ну и какие трудности? – ухмыльнулась Ева. – Руки, ручонки, щупальца, хоботки с пальчиками – все, что пожелаете, на ваш выбор.
     -Окстись, подруга! –вскинула вверх огромную свою голову крошка Ларга, - Не гневи Создателя… Это я так, к слову…
     -Ты и это можешь? – с долей опаски взглянул на красавицу Богдан.
     -Элементарно! Хочешь, рожки тебе завитые сделаю?
     -Вот этого не надо! Рожки вы, бабы, и без колдовства умеете наставлять.
     -Вот, вот! – рассмеялась Ларга, - «Кто из вас безгрешен, пусть первым кинет в меня камень»…
     -Не передергивай! – насупилась Ева. - Не потакай грубой и необузданной мужской дремучести.
     -Это кто дремучий? – Богдан, задетый за живое, положил удочку на рогатульку и подбоченился: -Хотите анекдот? Слушайте. Выступает с трибуны съезда знаменитая доярка-феминистка. Кроет, почем зря, мужиков: и ленивые они, и политически отсталые, и грубые, неотесанные и вообще, что бы они, мол, без нас, добрых и нежных женщин, делали? В ответ с галерки раздается одинокий мужской голос: «-Что, что? Бананы бы в раю жрали!» Ну, и как говорится, бурные, продолжительные аплодисменты, переходящие в овацию…
     -Все сказал? – фыркнула Ева и, не удержавшись, рассмеялась.
     -Смеялась и Ларга. Напевно, умиротворяющее, словно текущий по камешкам ручеек с ключевой живительной водой.

               Х                Х                Х

     Богдан саморучно сварил на костре полуведерный котел ухи. Ева помогала, как умела: почистила рыбу, напластала здоровенными кусками, покидала в котел разные травки-приправки. Без колдовства, своими собственными руками! Кроме картошки. Данная, банальная для потомков процедура ей оказалась не по силам и, не мудрствуя лукаво, красавица сотворила уже очищенные, идеально гладкие клубеньки. А когда уха поспела, и они принялись трапезничать, время для них остановилось.

               Х                Х                Х

     Время остановилось для двоих, понеже они были счастливы. Земля, между тем, крутилась в Мироздании, как ей и положено. На одной шестой земного шара рухнула в никуда великая империя, замешанная на мертворожденной идее всеобщего равенства и братства, и державшаяся на страхе, физическом терроре, словоблудии, пропагандистском оболванивании народов в угоду и к процветанию власть имущих. Будто в калейдоскопе промелькнули в этой бывшей империи и бандитский беспредел, и приватизация, дефолты, политическая проституция, бесчисленные реформы, войны, экономические кризисы, поиски национального согласия и примирения и прочая дурь, присущая всевозможным революционерам и революциям.
     Богдан ничего этого не знал. Его собственное будущее, как он не без основания полагал, было сокрыто за семью печатями, ибо находилось в неразрывной связи с личным существованием, верней, с ощущением своего «Я».
     А для Евы будущее не представляло никакого интереса. В своем прошлом она прошла через любое мыслимое и немыслимое будущее, через нескончаемые варианты будущего не только Земли, но и всей Вселенной. Если не считать той непознанной еще малости, коя предстояла ей с Богданом.
     Ева на собственном опыте убедилась в цикличности всего сущего в Мироздании. Создатель снова и снова давал возможность человечеству познать самих себя, обрести гармонию духа и тела, а неблагодарное человечество продолжало бесконечно совершать те же ошибки, кои совершало с начала Времен. Абсолютно милосердный и всемогущий Творец мог бы, наверное, остановить процесс, но по недоступным пониманию ни одного из сотен тысяч видов сотворенных им разумных существ, не делал этого. Ева не могла уяснить другого: почему Он отдавал приоритет и окружал заботой именно человечество, хотя,  к примеру, Ларга и ее соплеменники имели гораздо больше прав претендовать на роль идеальных живых творений? С точки зрения самой Евы, конечно. Сенжанам неведомы были такие поганые качества, как злоба, жадность, нетерпимость, агрессивность. Зависть и та была ласковой, шутливой, подчеркивающей достоинства других обитателей Вселенной. Именно сенжане существовали в единении с природой. Они не пытались переделать или улучшать свою среду обитания. Планета сама заботилась о них. Кормила, поила, обогревала, создавала изумительной красоты пейзажи, выращивала такие цветы и деревья, что они могли и умели нести информацию, развивающую мозг и мышление, интеллект сенжан. Вообще-то, надели Господь сенжан руками, либо иными хватательными конечностями, неизвестно еще, каким путем пошла бы их цивилизация…
     Почти абсолютное знание, как вдруг с удивлением и долей неведомого ей доселе страха обнаружила Ева, начало тяготить ее. Вон, Богданчик, милое, и что уж там греха таить, любимое создание, знать не знает, что «…На основании решения Суда военного трибунала СССР приговор по статье 102, часть 2 УК РСФСР к высшей мере наказания-расстрелу в отношении Богдана Владимировича Савельева приведен в исполнение в 6 часов утра по московскому времени 22 июня 1989 года.» А ежели б и знал, что ему от этого? Ведь он есть! И будет! Теперь уже навсегда будет. Вот так! Все в мире относительно. Кто-то свой век проживает в иллюзиях, а кто-то создает иллюзии и превращает их в реальность.
     -Кончай, красавица, философствовать. Я давно уже сообразил, что со мной что-то не так. Не совеем уж мы тупые. Высоцкого, между прочим, слушали: «Хорошую религию придумали индусы, что мы, отдав концы, не умираем насовсем…»
     -Так ты, мой дорогой найденыш, все понял? Молодец! Только вот «баобабами» мы не рождаемся заново, а остаемся самими собой. Можем, конечно, принять любой облик, коли блажь такая накатит, но это дело техники. И никакой мистики.
     -Ладно.- Богдан призадумался, затем как-то напружинился, посерьезнел – Скажи, Бог есть?
     Ева тоже посерьезнела, согнала с лица ироничную улыбку:
     -Вопрос некорректный. Сам-то можешь на него ответить? Что говорит твой разум, твое сердце?
     -Пока не знаю. Попытаюсь разобраться.
     -Вот и прекрасно. На то Он и рассчитывал.
     -Кто?
     -Бог.