Из жизни провинциального либерала

Михаил Болдырев
Эммануил Сидорович Бундеграбский, бывший бухгалтер, а нынче пенсионер, насмотревшись разных политических шоу, вдруг, ощутил себя истинным наследником русского либерализма. А что? Какая только чертовщина не взбредёт в голову одинокому пенсионеру от этих телешоу. Но мало ощущать, важно реализовать свои ощущения. И подвернулся Бундеграбскому случай.  Началось всё с того, что шёл как-то созревший либерал по центральной улице родного Краснодуйска. Улица носила, конечно, имя вечно живого товарища Ленина. На площади, естественно, Революции, у здания мэрии, Эммануил Сидорович обратил внимание на группку людей, державших какие–то плакаты.  Заинтересовавшись происходящим, Бундеграбский подошёл к явно протестующей против чего-то жидкой кучке людей. 
Подобное явление было необычным для заштатного, можно сказать вечно дремлющего, городка. А требовали протестанты ни много ни мало избавить город от большевистского наследия, то есть вернуть городу и улицам исторические названия. Эммануил Сидорович, не пропускавший последнее время ни одного политического телешоу, вдруг, почувствовал, что вот он, тот момент, когда и он может реально окунуться в бурный поток политической жизни.
- А можно мне, так сказать, присоединится к вам? – обратился он к Анне Кузьминичне Пузыкиной, известной городской скандалистке и горлохватке, неуклюже держащей плакат с изображением перечёркнутых  серпа и молота и рваными мазками написанным «НЕТ!»
- Не можно, а нужно господин Будеграмский, -  похожая на оскал улыбка обозначилась на опухшем от регулярных возлияний лице Пузыкиной.
- Извините, не Будеграмский, а Бундеграбский, - поправил даму, нажимая на правильное произношение фамилии, Эммануил Сидорович.- Кстати, мой предок по отцовской линии служил царю вместе с князем Одоевским и был репрессирован большевиками в тридцать седьмом году, - не моргнув глазом, с солидным видом, соврал Бундеграбский. По правде, какой-то предок Эмманила Сидоровича служил, но не у князя, а у средней руки купца приказчиком.
Когда началась революция, он, посчитав себя жертвой эксплуататора, спёр у купца деньги, прихватил кое-какой товар и затерялся в революционной суматохе. А в тридцатых годах ушлый предок всплыл в Краснодуйске, где нашёл тёплое местечко в какой-то кооперации. Но шаловливые вороватые ручки довели его до сурового советского суда, определившего ему десять лет лесозаготовок в Сибирской глухомани. Но кто будет копаться в прошлых делах предков Бундеграбского. Время сейчас такое -  чем наглее ложь, тем легче в неё верят. Вон, по телевизору, лохматый такой либерал, заявил, что у него отец четыре ордена за войну имел, хотя и открылась правда - отец его вообще не воевал. И ничего.
Все, участвовавшие в протесте, друг друга знали. Город-то небольшой.
Вот, к примеру, госпожа Пузыкина. При советской власти работала в горсовете в жилотделе. А уж там тихой мышкой не выживешь. Зная хамский нрав Анны Кузьминичны, надо было сначала хорошо подумать: заходить в жилотдел или ну его. В новой жизни суровая дама себя не нашла. Скандальная натура известная всему городу, закрывала перед ней двери даже самых непрестижных заведений. Единственное место, куда её взяли это в похоронную контору агентом.
Другой фигурой  с плакатом был Пустохвалов Ананий Христофорович. Человек без определённых занятий, но любящий иногда блеснуть выученным к случаю афоризмом. В городе, наверное, не было человека, которому бы не был должен Пустохвалов. Он обладал удивительным даром уговаривать дать ему в долг, возвращая частями долги по бесконечному кругу, а то и просто нагло их не возвращать.
Приветствуя Бундеграбского,  Пустохвалов не преминул блеснуть афоризмом:
 «Придёт мессия, который поведёт нас за собой!», - и пояснил, - Так сказал Стивен Кинг.
Третий, повесивший плакат на грудь,  Пётр Петрович Курепко, мужчина представительный, в синем, слегка помятом костюме, в жёлтой рубашке с красной бабочкой.
- Пётр Петрович, вы бы сняли бабочку, - в словах Пузыкиной звучало недовольство, - красный цвет не наш символ.
- Ничего вы не понимаете, Анна Кузьминична, нет у вас, так сказать, абстрактного мышления. Мой костюм и рубашка символизируют цвета флага Украины, а красный цвет это кровь жертв агрессии России.
- Тогда надо было галстук красный одеть, чтобы крови побольше было, - посоветовала Пузыкина.
Среди этой публики была незнакомая Эммануилу Сидоровичу худощавая девица с бледным, нервно дёргающимся лицом и бесцветным  глазами.
- Это кто? – толкнул Петра Петровича бывший бухгалтер.
- Это наш куратор, - почему-то  шёпотом доложил Курепко, - Инесса Блюм.
- И что она курирует? – заинтересовался Бундеграбский.
- Либеральное движение нашего региона, большой человек. Поддержку имеет аж оттуда,- указательный палец Петра Петровича почтительно указал на небо.
Эммануил Сидорович понимающе кивнул головой, хотя, если честно, ничего не понял.
Вокруг протестующих крутился с большим фотоаппаратом парень. То приседая, то отбегая,  а то чуть ли не упираясь в лица объективом,  фотограф делал съёмку события.
Закончив суетиться , он кивнул головой девице-куратору. Инесса достала диктофон и подошла к Пузыкиной.
- Скажите, пожалуйста, какова  цель вашего протеста?
- Цель нашего протеста – освободить город от большевистского наследия, - бойко начала Анна Кузьминична,  - И мы это, ну, в общем, требуем от властей скинуть оковы тяжелого прошлого, -  и  патетически добавила,  - Нам нужны европейские ценности  и свободы.
- Спасибо, - девица повернулась к Бундеграбскому.
- К протесту присоединился неравнодушный житель города. Представьтесь, пожалуйста, и скажите, что вас заставило принять участие в протесте.
Эммануил Сидорович от неожиданности сначала растерялся, но, вспомнив уверенный вид лысого либерала из телешоу, быстро взял себя в руки.
- Я убеждённый сторонник либеральных идей. Поэтому не мог равнодушно пройти мимо этой животрепещущей акции.  Мы, русские либералы, должны заставить нашу власть принять на себя удар исторической правды и отречься от оков прошлого.
- Как замечательно вы сказали! – восхитилась девица-куратор.
Бундеграбский сам не ожидал от себя столь возвышенной речи. «Не зря смотрю политическое шоу»,-  самодовольно улыбнулся бывший бухгалтер.
Однако, идейные соратники с явно недоброжелательной завистью уставились на него.
«Учитесь выражать мысли» -  Эммануил Сидорович свысока посмотрел на сотоварищей по протесту.
В это время к их группе подошёл  местный краевед бывший учитель истории Иван Иванович Сивцов. Хитро улыбнувшись, он обратился к протестующим.
- Добрый день, Козлодуйцы!
- Но, но, без оскорблений, понимаешь, - возмутился Курепко, - Мы тут, понимаешь, не для оскорблений, а за идею!- напыжился Пётр Петрович.
Остальные враждебно сверлили взглядом краеведа.
- Так какое тут оскорбление? Вы же за возврат исторических названий! Так вот, до революции этот город назывался Козлодуйск, а ранее здесь было село Задово. Так за какое историческое название вы ратуете, господа? Кстати, вы на какой улице живёте Анна Кузьминична?
- На Пионерской.
- А раньше это была Кладбищенская. Нравиться вам такое название?
Пузыкина смущённо молчала.
- А вы, господин Курепко, живёте на Золотушной. Правда хорошо звучит, не то, что Красноармейская.
- Ну вот что, гражданин, не мешайте справедливому протесту. Вы явно засланный провокатор, но нас не собьёте с пути к европейским ценностям !- с гневным пафосом, чуть ли не крича, заявила девица-куратор. Фотограф, включил камеру  и начал активно фиксировать происходящее в режиме видеосъёмки.
- Да я что, я ничего, только люди вас не поймут.
- Придёт время - заставим понять ! – в голосе Инессы Блюм прозвенели стальные нотки убеждённой революционерки, которых раньше в кино про революцию показывали.
Краевед, что-то бормоча себе под нос и осуждающе качая головой, удалился.
- Ладно, господа, спасибо за участие. А сейчас, по одному, подойдёте вон к той чёрной машине, там вас ждёт наша скромная благодарность,- Блюм махнула рукой, приглашая протестующих следовать к машине у края площади.
Благодарность была и правда скромная – по тысяче рублей на нос, но для местных и это были деньги.
- Можно вас на минутку, - Инесса, взяв за рукав Бундеграбского, отвела его в сторону от насторожившихся соратников.
- Вы,  я вижу, самый грамотный из этой публики и я предлагаю вам принять участие в следующем протесте в защиту европейских ценностей и толерантности. Так что завтра в полдень я жду вас на этом месте. Благодарность, лично вам, будет удвоена, но об этом им не говорите, - кивнула куратор в сторону любопытствующих коллег по протесту. – Завтра к вам прибудет подмога в лице опытных боевых товарищей.
На следующий день в назначенное время Бундеграбский был на месте. Вчерашние соратники уже разобрали плакаты с призывами защитить европейские ценности в Краснодуйске и выстроились в ряд. В центре стояли, взявшись за руки, обещанные девицей-куратором, опытные боевые товарищи, а именно два парня, один из которых держал флаг с полосками цветов радуги, а другой выделялся своим странным видом. Из его ушей свисали крупные серьги, на шее висели бусы, ресницы удлиняла туш, а губы алели яркой помадой, бедра обтягивали узкие кожаные штаны.
- Господин Бранденбургский, как  хорошо, что вы пришли,- к Эммануилу Сидоровичу подбежала Инесса Блюм.
- Бундеграбский моя фамилия, - поправил её бывший бухгалтер.
- Ах, какая разница, будете у нас Бранденбургский, как знаменитые ворота в Берлине. Вот ваш плакат, - куратор сунула в руки Эммануила Сидоровича древко, на прикрепленном к нему щите красовалось:  «Признать сексуальные  меньшинства!».
Такой призыв несколько смутил носителя русского либерализма, «Но идея требует переступить через  атрибуты дряхлой морали», - убедил себя Бундеграбский.
Время было обеденное и, проходящий мимо народ, стал задерживаться около протестующих.
- Слышь, милый, это кого не признают?- обратилась к Эммануилу Сидоровичу бабка Клаша, особа весьма любопытная и дотошная.
- Читай, тут ясно написано, - буркнул Бундеграбский.
- А чой-то их не признают, маненькие что ли? Так это не грех. Бывает маненький, а такой забористый, ух! - стоявшие рядом зеваки затряслись от смеха.
- А вон, посмотрите, это кто? Он или она? – смеясь, Танька Рускова, продавщица из ближнего магазина, показал на боевого товарища с серёжками.
- А это всё  сразу: спереди он, а сзади она, - сплюнув, просветил Таньку её хахаль Серёга-таксист.
-  А ты чего к этой публике прилип, вроде порядочный мужчина, а с такой срамотой связался, - прицепилась к Эммануилу Сидоровичу его знакомая Алевтина Зайцев.
- Я не за срамоту, а за европейские ценности! – дрогнувшим голосом, но гордо задрав подбородок, отрезал носитель либерализма.
- Да пошла она эта Европа со своими ценностями в то место, откуда ноги растут,-
презрительно бросила Алевтина.
Тут подошли два полицейских.
- Так, граждане, расходимся. Митинг незаконный, просим не нарушать.
- Сатрапы, церберы, опричники, - пискливо прокричал боевой товарищ с серёжками.
  Один из полицейских демонстративно положил руку на закреплённую у пояса дубинку и многообещающе улыбнулся.
Протестующие, почувствовав себя неуютно, дружно стали сворачивать свою акцию, только вчерашний фотограф носился вокруг, делая съёмку во всех ракрусах.
Девица-куратор  была явно не довольна результатом протеста .
-  Что это за протест, даже ни кто не пострадал. Жертвы нужны, герои! Но вы, Бранденбургский молодец. Я предлагаю вам стать нашим координатором в Краснодуйске. Вот, возьмите мою визитку, - она сунула в руку Эммануила Сидоровича золотого тиснения картонку, а с ней две свернутые тысячные,-  Об условиях и оплате договоримся позже.
Эммануил Сидорович не стал поправлять куратора за неправильное произношение его фамилии. «А, Бог с ней! Не обманула с деньгами, да и перспективы намечаются. Пусть буду Бранденбургский, как ворота в Берлине»,- удовлетворённо улыбался  вновь испеченный  лидер Краснодуйского либерализма, однако заметив уже не завистливые, а угрюмо ненавидяще взгляды соратников в свою сторону.
       Во дворе пятиэтажки, где жил созревший лидер местного либерализма, за самодельным столом под развесистым деревом расположилась компания доминошников – пенсионеров. Громко ахая и сопровождая игру крепким словечком, доминошники мощными ударами костяшек  потрясали окрестности. Между делом мужики обсуждали дела насущные.
- Это надо, сегодня по телеку заявляют – инфляции у нас нет. А мне так и хочется этих умников спросить, а цены, какого рожна каждый день в гору лезут, а? – крупный телом, бывший моряк, Захарыч, от всей души впечатал чёрную костяшку,  - Рыба!
- А с бензином что твориться? – закуривая, начал развивать тему Игнат Балашов, бывший шахтёр, - Цены на нефть падают, а на бензин растут. Это что за экономика такая? На чей карман она работает. А?
«Вот, объект для разговора.Недовольство первый признак политической неустойчивости», - вспомнил Эммануил Сидорович, услышанную в какой-то телепередаче  фразу.
Бундеграбский скромно пристроился на краю скамейки.
- А с этим капремонтом начудили! Нет бы, какую скидочку для народа, а они всё тянут и тянут из наших тощих карманов,- поддержал Захарыча, Сенька Кузовкин из 25-ой квартиры.
А с Донбассом чего тянут? Признали бы уже, а то стоим в раскорячку - одним на смех, а другим на горе.
-Вот, вот, - присоединился к разговору оплот мастного либерализма Эммануил Сидорович, - Не надо было с Западом ссориться и с Америкой конфликтовать. Вон как они нас санкциями обложили! Опять же, сдался нам этот Крым, сплошные расходы. А деньги откуда? Из нашего кармана, однако. Мы на Донбасс гуманитарку, а  они что для нас? Пшик! А всё потому, что забыты истинные либеральные ценности.
Бундеграбский, взглядом, изрёкшего нетленные истины проповедника, обозрел присутствующих. А присутствующие немо уставились на Эммануила Сидоровича. Первым очнулся Захарыч.
- Ты это серьёзно, Сидорыч?
- Разве можно несерьёзно говорить о таких вещах? Надо прислушаться к Западу, а не прятаться, как черепаха в панцирь, - либерал снисходительно улыбнулся.
- Так–так. Значит Крым назад, Донбасс по боку, а сами в ножки дядям из-за бугра? – бывший моряк, багровея, упёрся тяжёлым взглядом в либерала.
- Слышь ты, чудило на букву « М», ты в армии служил? – прищурившись ухмыльнулся Сенька Кузовкин.
- Не служил по причине плоскостопия, - парировал вопрос Эммануил Сидорович.
- И плоскоумия, - съехидничал Григорий Бутузов, прапорщик в отставке.
- Да вы что? – возмутился Бундеграбский, - я же с вами, я тоже считаю, что наше правительство никуда не годиться.
- Послушай, ты, умник, - глыбой надвинулся на него Захарыч, - В жизни, как в море – своих не бросают. А что до правительства – имеем право его критиковать, ибо оно для нас, а не мы для них, хотя некоторые там об этом и подзабыли. И здесь, дома, мы сами разберёмся, что и как, без твоих забугорных благодетелей. Они пусть сначала в своём бардаке разберутся, а потом других  жизни учат.
- Вы ничего не понимаете! Вы жертвы ложной пропаганды! – обижено закричал либерал.
- Да что вы с ним разговариваете. Он же за гомиков сегодня агитировал
у мэрии, - с презрительной ухмылкой сообщил присутствующим подошедший Серёга-таксист.
- Чего? Ах ты паскудник старый! Двор наш позорить? – крепкий кулак моряка сбросил Бундеграбского со скамейки.
Оплот местного либерализма испуганно взвизгнул и, вскочив, бросился к своему подъезду.
Зря сокрушалась девица-координатор. Вот тебе и  жертва протеста, отмеченная солидным фингалом под глазом,  хотя и без геройства со стороны жертвы.
Печальна судьба либерализма в России. Не её это, чужое.

Картинка из интернета.