УБИТЬ ЛЮБИМОГО
Тяжелая входная дверь неохотно отворилась.
Надвинула на лоб косынку и пригнулась.
С трудом различила в тусклом свете.
Осень, косматые тучи цепляются за крыши домов.
Вспомнила, как предложила убежать в далекие южные страны.
А он посчитал это игрой.
- Там всегда тепло, и никто не найдет, - позвала его.
- Затеряемся среди голых туземок, - невпопад размечтался он.
Архипом назвали его родители. Заглянули в святцы и наугад ткнули пальцем.
Его тезка, которого потом канонизировали, кажется, умел усмирять диких зверей.
В восемнадцать лет можно поменять запись в метрике, а мальчишка отказался.
Спустило колесо, огляделась в поисках помощников.
- Вот еще, сама справлюсь, - отказала самым настырным.
Впрочем, не так много претендентов, отец воспитывает в простоте и в строгости.
И тачку выделил недорогую, и одета почти убого.
Поэтому претендент отравил застарелым запахом перегара и вгляделся из-под ладони.
- Не надоело выступать? – прогнала кривляку.
А мальчишка вывалился из дверей полуразрушенного особняка, где обычно собираются доморощенные писатели, и не заметил.
- За внешней шелухой не каждый может сущность углядеть, - огорошила его.
Выделила каждое слово, так любую фразу можно превратить в поэму; отец приучил приглядываться к людям и подмечать недостатки.
Наверняка мечтает прославиться на поэтическом поприще, такие живут в выдуманном мире.
Где можно посуху в расхлябанных башмаках одолеть лужу, где не надо гладить брюки, где на куртке оторваны пуговицы, измят воротник рубашки, а на лице рыжеватыми кустиками проглядывает щетина, где растрепаны волосы.
С ног до головы изучила странное существо.
И все же волевой подбородок, алые, чувственные губы, породистый нос, чистая кожа, высокий лоб и огромные глаза под густыми бровями.
Бойтесь жгучих брюнетов с голубыми глазами, так, кажется, говорят на востоке, мы давно отказались от местечковых традиций.
- Приехал из провинции, поступил в институт, живешь в общаге, и полной грудью, всеми порами впитываешь новую жизнь, - обернулась гадалкой.
Одни вглядываются в хрустальный шар, в его гранях видят смутные картинки и толкуют их в меру своего разумения, другие запаливают свечи и вглядываются в пламя. Некоторые наносят смертельные раны и внюхиваются в запах крови. А мне не требуется таких ухищрений, заранее разузнала.
- Мы встречались? – попытался он разобраться.
- В предыдущих воплощениях, - напустила наукообразного тумана. – Но там была неопытной девчонкой, а ты прожженным совратителем.
Пожалела мальчишку.
Сгинет в непривычной обстановке, а город не заметит потерю.
Зачтется, если спасу хотя бы одного.
Глаза его потемнели, так темнеет океан перед бурей.
Если подобно предшественнику всмотрится из-под ладони, или лицо скривится в недовольной гримасе, или позволит себе неосторожное замечание…
До приезда охраны задержу преступника.
Есть много способов.
Наивные взывают к прохожим.
Те разбегаются от истошных криков.
Глупые запугивают и грозятся. Угрозы их сродни карканью. Воронье напрасно кружит над разоренными гнездами.
Некоторые пришпоривают неторопливый бег времени.
Подворачивают ногу, или отрывается каблук. И когда кавалер протягивает руку, случайно приникают к мужественной груди. Или ветер вздувает юбку, и не сразу удается совладать с непослушной материей.
Есть более надежная методика.
Не скривился, а если и облизал шершавым языком пересохшие губы, то я не заметила.
Поэтому поручила важную и ответственную работу.
- Достань из багажника запасное колесо и инструменты, - приказала ему.
- Вы не думайте…, - сказал он, выполняя приказ.
- Что?
- У меня было, - придумал он.
- Мимолетные поцелуи на лестничной площадке, с оглядкой на другие двери, - различила я.
- Нет, - отказался он.
Покраснел и охрип под пристальным моим взглядом.
Наверное, представил себя на медкомиссии, прикрываясь скрещенными руками, предстал перед врачихой.
Все она видела, даже не взглянула, но привычно скомандовала.
Руки по швам! прикрикнула на него.
Уронил их, но ногтями впился в бедра.
Пригрезилось, что впились женские пальцы, кровь прихлынула к паху.
Годен! отметила в свидетельстве.
- Годен, - повторила вслед за ней, ничего что охрип и покраснел.
- Не на лестничной площадке, - отказался мальчишка.
- Тогда в поле , - различила я.
- Брошу и уйду! – напугал он.
- Какой неумелый, - удивилась я.
Даже щеки измазал в саже.
Но когда присела, чтобы увидеть, и заглянула в глаза, то буря отгремела, опять захлебнулась в голубизне.
- В поле…, - Оказывается, не забыла. - Траву недавно скосили, стерня вонзилась. Или пропорол острый камень.
- Хватит! Уезжайте! – Поменял колесо.
Но встал перед капотом и разбросал руки.
Каждый мужчина – прежде всего охотник. И не отступит, загнав зверя. Даже, если тот готов растерзать его.
Я не зверь, а слабая, беззащитная женщина, любой может надругаться и обидеть.
- Они приговорили меня, - неуклюже придумала. – Ненароком выдала их. Выследила и узнала. Про дворцы и усадьбы. В подполье хранят несметные сокровища.
В загородной резиденции отца подвальная дверь похожа на дверцу сейфа.
Если попытаться открыть ее – однажды я попробовала,- завоет сирена.
Вооруженная охрана ворвалась в предбанник.
Отработали на учениях.
Первый вламывается и открывает огонь, второй его прикрывает.
Как при ограблении банка.
Но я, в отличие от заложников, не упала на пол.
Приставила к носу растопыренные пальцы.
Заблудилась, объяснила отцу.
Блуди в другом месте! выругался он.
- Увидела тебя и обомлела, - сказала мальчишке.
- Преследуют бандиты? – кажется, поверил сказке.
Уже не загораживал дорогу, я задохнулась от запаха свежескошенной травы. И пусть стерня и камни изуродуют спину.
- Какие бандиты? – не сразу опомнилась.
- Я справлюсь, - обещал мальчишка.
- Никто не справится. Я не справилась. Когда тебя увидела…, - позвала его.
- Поехали! – не побоялся заступиться.
Не помню, как довезла.
Если преследователи изучат следы, то подивятся вихляющей походке.
Видимо, на заправке подсыпали пахучую дурман-траву.
Когда привела к себе, запах тяжело навалился.
Въелся в одежду, и если не избавиться от него...
- Чтобы ушли былые разлуки и поражения, - задохнулась и попыталась объяснить.
Он оглянулся, но не увидел. Не научился смотреть.
А меня окружили тени.
Вот мальчишка-одноклассник. После уроков донес сумку до машины, которую прислали за мной. Водитель не успел, мальчишка распахнул дверцу.
Вечером его избили хулиганы.
Обычные разборки, а пострадавший обвинил меня. Когда позвонила, бросил трубку.
Ему пришлось уйти в другую школу.
- Разве я виновата? – спросила у поклонника.
Он попятился, отступил к стене.
- А потом засиделась в общежитии. – Отгородилась от другой тени.- Чтобы не нашли, выскользнула черным ходом и прокралась в соседний корпус. Там посмели напоить дешевым портвейном…
Мальчишка попытался распахнуть окно
- Кстати, у меня есть классная выпивка, - вспомнила и потянулась к бару.
Окно не поддалось.
- Зря стараешься, сработано на совесть. Словно тюрьма, отсюда не вырваться.
- Вырваться, - повторил он.
- Тюремный запах въелся в одежду, я выкорчую его, - обнадежила мальчишку.
Сдернула пробку и глотнула из горлышка. Как тот в общаге.
Обожглась и задохнулась.
Соглядатаи сообщили. Тогда милиция обыскала все комнаты. И пусть не нашли оружия и подрывной литературы, но выручили меня.
Всегда выручали, ровесницы обзавелись семьей, родили детей, развелись и утешились с любовником, а я сберегла постылую честь.
Все более расплывчатыми и проклятыми становились тени былых поклонников.
Но был луг, по которому гонялись восторженными жеребятами.
Задыхаясь, упала в колючие травы. А он споткнулся о кочку. Подвернул ногу и не сумел дотянуться.
Вот и все, что было, а я не отомстила.
Снова очутилась на лугу.
- Пей! – приказала мальчишке.
Он глотнул и тоже задохнулся.
Архип, такое чудное смешное имя. Пусть все завидуют.
Запах дорогого коньяка смешался с запахом страха и тюремной одежды.
Уперся в стену и разбросал руки.
Так пытался задержать машину.
Задержал и готов понести заслуженное наказание.
- Дай сюда! – потребовала я.
А когда не понял, сама содрала ветхую куртку.
Так рванула, что отодрала рукав.
- Чтобы уничтожить запах, - придумала нелепое объяснение.
- Купим новую! – ответила на скорбную гримасу.
- Я еще,.. понимаете…, - пробормотал он.
- Я тоже, - призналась ему.
Но видела на экране и подслушала у однокурсниц.
Подруги самозабвенно и увлекательно делились интимными подробностями.
Я кралась за ними.
Никогда не признаваться, научили подруги. А после бутылки они тем более не разберутся.
- Ты у меня первый и единственный! – призналась ему.
- Не успел переодеться, - пожаловался он.
- Скорее! – взмолилась я.
В книгах сказано, подруги научили, должен насладиться каждой тряпочкой, что срывает с меня.
А он зажмурился и не посмотрел.
Подсказала ему.
- Всего лишь скромная блузочка от ведущего модельера.
Заплутал в застежках.
Тогда обхватила его пальцы, ажурная материя лопнула.
Лифчик я не ношу, пусть другие изнуряют себя веригами, грудка обнажились. Соски потемнели и вспухли.
Поймала и наложила на них его ладони.
Запрокинула голову, хрустнули шейные позвонки.
Охотник и зверь, вспомнила в сумеречном бреду.
Сошлись в смертельной схватке.
Подсекла его подножкой, но сама упала и расшиблась.
Как на том лугу, и не прокляла, не взмолилась о пощаде.
Подраненной птицей забилась под телом и руками, что не ведали жалости.
Чтобы выжить в боли, ухватилась за спину. Но пальцы соскользнули. Тогда впилась ногтями. Ногти обломались с сухим треском. Обхватила ногами, пятками промяла поясницу.
Он вскрикнул.
Его боль смешалась с моей.
- Еще! За все ответите! – прокляла и призвала его.
Вино, которое вкусил, чтобы превратится в мужчину, вошло в кровь, брызнуло из-под изломанных ногтей, брызги ржавыми пятнами изуродовали обрывки одежды и распростертые тела, комната превратилась в камеру пыток.
Женщины выносливее мужчин, собрала себя из осколков, с трудом добралась до ванной.
На стенах остались кровавые отпечатки ладоней, а на полу кровавые следы.
Первая близость сродни жестокой пытке, подслушала, крадучись за однокурсницами.
Пытка эта отрадна, мысленно возразила им.
Напилась из горсти, так пьют звери, я - зверь, и выжила в жестокой схватке.
Поэтому смогла вернуться.
- Архип – такое чудное и смешное имя, - позвала его.
Раскинулся на спине; когда вырвалась из западни, упал на спину.
Не откликнулся на зов.
Тело его высечено из мрамора, но дорогой камень почти не заметен под патиной.
Надо обнажить сущность.
Боль, что сначала ядовитым снадобьем растеклась с током крови, сосредоточилась в паху и уже не терзала, а возбуждала. Боль, смешанная с наслаждением.
Наконец, свершилось, и прежде чем очистить статую, затаилась и прислушалась.
Удары сердца сродни громовым раскатам, или так призывает набат, подкралась к окну.
Горожане услышали призыв и недоуменно огляделись.
Тучи разошлись, выглянуло солнце.
Щеки пылали.
На огне потрескивали волосы.
А еще боковым зрением различила машину преследователей.
Привычно вели по городу, расслабились от осторожной моей езды.
Я разузнала.
По интернету связалась с опытными беглецами, те научили.
Оплатила их услуги.
Рвануться на мигающий зеленый свет и уйти проходными дворами. Если преследователи успеют проскочить перекресток, то трактор перекроет въезд во двор. Мотор заглохнет.
Напрасно будут угрожать трактористу.
Так и случилось.
Мужик в замасленной спецовке безнадежно развел руками.
Потом пересчитал выручку.
Оторвалась от преследователей, но спустило колесо.
Давно высмотрела здание, где собираются доморощенные поэты, одного из них поманила пальцем.
Тот оглянулся, никого не обнаружил за спиной, недоуменно вскинул брови.
- Какие мужчины недогадливые! – познакомилась с ним.
- Архип, Мирон, Тарас, без разницы!
- Больше не могу одна! – позвала его.
- Со мной обретешь! Вместе обретем! – обнадежила избранника.
Насторожился на мои слова.
- Ты не такой как все!
Расправил плечи и вздернул голову.
- Но они прикажут забыть меня, чтобы выжить!
Если он испугается…
- Наверное, уже обложили красными флажками! – прокляла преследователей.
Не только окружили, но нацелились.
Так сжал зубы, что потрескалась эмаль.
- Но я им не позволю! – помогла отбиться.
- Пойдем! – позвал меня.
- Чтоб забыл поманят славой и признанием, почти никто не устоит.
-Слава? – на вкус и на цвет изучил он незнакомое, но сладкое слово.
- Пригласят в развлекательную программу, еще один самородок из деревенской глубинки. А потом, когда приешься публике, безжалостно выкинут. Минута славы, многие готовы отдать жизнь за это.
- Нет, - отказался он.
Так, кажется, познакомились и поговорили.
Всмотрелась и поверила.
Когда обманывают, глаза темнеют, а зрачки мечутся. Кровавые пятна уродуют щеки. Губы сходятся в тонкую полоску. И напряжены мускулы, так зверь готовится к прыжку. Капли пота на лбу, тело оплетают бугристые вены.
Отказался от славы и богатства, пришел ко мне.
И есть только один способ одолеть беду.
Слизнула соль со лба, она захрустела на зубах.
А потом осторожно двумя пальцами надавила на щеки.
Губы раздвинулись.
Вдохнула в него жизнь.
Наконец, разобрала неуверенные удары сердца.
Глаза распахнулись.
Растворилась в этой голубизне.
- Помнишь, ты обещал, - напомнила ему.
Не совладала с голосом, вряд ли услышал.
- Да, - сказал он.
- Никого нет, только мы одни на свете, - придумала и поверила своей выдумке,- и если уйдешь, одной мне не выжить.
- Да, - повторил он.
- Увидела тебя и пропала, - призналась ему.
- Пропал, - эхом откликнулся мужчина.
- И не слушай, что я говорю, пустая бабская истерика.
- Я не слушаю, - согласился он.
Играя, увернулась от ищущих рук.
- Подожди, сначала в ванную, отскребу даже мельчайшие пятнышки, - поманила его.
Зачем люди придумали одежду, тело его прекрасно, глупо и смешно сравнивать его с мертвым камнем.
- Тело твое прекрасно, - откликнулся он.
- И пусть помрут от зависти! – пожалела обездоленных людей.
Играя и уворачиваясь, случайно оказалась около окна.
К дому подъехал фургон, из него вывалились рабочие в оранжевых куртках. Достали странный механизм, похожий на пушку, дуло закачивалась широким раструбом.
Напялили противогазы и прицелились.
Атакуют и пленят.
- Скорее! Спрячемся, они не найдут! – Заметалась в поисках укрытия.
Ухватила его за плечо, изломанные ногти впились, опять остались кровавые отметины.
- Граждане, тревога! – оглушительно рявкнули уличные репродукторы. Если и добавили, что учебная, то так тихо, что никто не услышал.
- Не возьмут живыми! – Потащила его на кухню.
Дымная струя с шипением вырвалась из раструба.
Дым просочился в щели, растекся по полу – показалось, что почернели и обуглились половицы, - вскарабкался по стене.
- Убей! Сначала меня, потом себя! – попросила его.
- Скорее! – поторопила замешкавшегося убийцу.
Ноги его заволокло дымом.
Уже не переплетутся с моими.
Яд дополз до живота и груди.
Не прижмется жарким и жаждущим телом. Не сольемся в объятиях. Мир не распадется на осколки.
Не будет мира.
Надо успеть пока руки не ослабли.
- Только сразу, чтобы не мучаться! – попросила напоследок.
Замахнулся, но не ударил.
Ударила сама, разбила кулак.
Вдохнула горький яд и закашлялась.
- Завернись в штору…Чтобы не увидели голым… Только я могу…, - сказала сквозь боль и кашель.
- Тревога, всем покинуть квартиры, - услышала, теряя сознание.
Не стали ждать, подступили к двери. Раскачали бревно и ударили. Железо прогнулось. Лопнуло после очередного удара.
Ворвались через пролом.
Грубые шершавые ладони теркой содрали кожу.
Облизываясь в вожделении, до последней складочки изучили обнаженное тело.
- Поплатитесь за это, - успела сказать.
Если бы никогда не очнуться.
Очнулась на постели, рядом никого не было. Напрасно искала, под пальцами хрустела и ломалась накрахмаленная простыня.
Веки слиплись, не сразу удалось разлепить их.
Тюремная камера, осудили и заточили.
Но если раньше бросали в подземелье, где стены сочились сыростью, где сновали крысы, а спать приходилось на гнилой соломе, где ржавой цепью приковывали к стене, а руки и голову зажимали в колодках, то нынешние правители измыслили более изощренную пытку.
Стены камеры были обиты черным бархатом, в мягком рассеянном свете невидимых светильников различила сервировочный столик около кровати.
В фарфоровой миске дымился бульон, от дразнящего мясного запаха закружилась голова.
В этом кружении, швырнула миску на пол, брызнули фарфоровые осколки.
Под потолком на противоположной стене высветился экран.
Спряталась под одеяло, чтобы не видеть.
Бесполезно бежать и прятаться.
Седовласый ветеран с кривой ухмылкой приветил новичка.
Прославился в давние годы.
В его поэмах комсомольцы поднимали целину, на вечной мерзлоте возводили города и прокладывали рельсы.
И пусть их поля занесло песком, города обезлюдели, а рельсы заржавели, но не потускнела память.
Когда вручили медаль, скривился уголок губ, теперь же кривизна изломала лицо.
Слова с трудом вываливались из перекошенного рта.
- Молодое замечательное настырное поколение, - прошамкал он.
И прислушался, невидимый режиссер не одернул.
- Из усталых натруженных рук принимаете победное знамя.
- Обнадежила, но привычно надругалась, - обвинил кого-то мальчишка.
- Что? – не расслышал ветеран.
- Потрепанное знамя, - согласился молодой поэт.
- Поможем и прославим, - сказал старик.
Голос неожиданно окреп, так проклинают; мальчишка увидел другого человека, молодого и яростного, тот сплюнул и ногой растер плевок.
Только показалось, лицо еще больше перекосило.
- Прославим. - Поник за своим начальственным столом.
Закуталась в одеяло, чтобы не видеть. Но все равно видела и различала каждое слово.
Заплатил честью и совестью, а взамен получил фальшивый товар.
По старчески сгорбившись и шаркая, покинул кабинет.
Показалось, что своды туннеля обрушились за спиной.
Но откопали среди обломков, вытолкнули на сцену, он зажмурился под ярким светом софитов и прикрылся ладонью.
Бесполезно прятаться, различила под шелухой слов.
- Мы, поэты и писатели прежде всего патриоты, и не позволим очернять и издеваться!.
Словно зачитал по бумажке, запнулся и сглотнул слюну.
Обложили красными флажками, вспомнил мои слова, и нацелились охотники на номерах.
Мне не вырваться из западни, взмолился он.
- Великий народ и великая земля!
Зал откликнулся одобрительным гулом.
Перед записью тщательно допросили каждого. Чтобы не ведали сомнений.
Где моя земля? мысленно вопросил он. Если убежим на далекие южные острова, если затеряемся среди туземцев, все равно отыщут. И чем дольше будем прятаться, тем суровее накажут.
- И если посягнут на наши достижения…, - предупредил он.
- Выдюжим и ответим! – откликнулся один из зрителей.
Не подучили, сам догадался.
Организатор чиркнул в блокнотике.
Засиделся среди зрителей, после соответствующей обработки можно вывести на сцену.
- Достойно ответим! – согласился оратор.
Если сначала запинался и заглядывал в шпаргалку, то постепенно проникся.
Отловят и сошлют, испугался и предал меня. Пусть не в лагеря, хотя кто вас знает; пусть не на лесоповал, хотя и там иногда выживают, но в такую медвежью дыру…
На заводике поставят к станку, которому место в музее. Приставят охрану.
Разве под этим надзором смогу я послужить человечеству?
Мир обеднеет на одного человека, пожаловался он.
Евдокимом или Тарасом назвали его родители, а надо было Виктором – победителем.
Напрасно я убегала и пряталась, настиг и насладился моим поражением.
А потом над развалинами моей крепости вздернул победный стяг.
Но сложил оружие перед более сильным противником.
Облобызал карающую руку, а когда та ударила, даже не оскалился.
Дороги, которые мы выбираем, но напрасно понадеялся, его дорога заканчивается тупиком.
- Простой парень из глубинки… Но напрасно понадеялся…, - проговорился он, но тут же ладонью зажал поганый рот. – Нет, не напрасно, - промычал из-под ладони, - послушные всего добьются.
Послушные, разобрала я.
Дотянулась до пульта, больше не хотела знать.
Но не сразу удалось отгородиться.
Еще долго преследовали парадные речи.
Будто в черепную коробку вгоняли раскаленные штыри. И каждый выжигал мозг.
Размечталась и поверила выдумке.
Полезла по отвесной скале к сказочному замку на вершине.
Едва не погибла в безумной попытке.
Но когда срывалась и на кончиках пальцев зависала над пропастью, он протягивал спасительную руку.
Упала к ногам спасителя, и не посмела отказать ему.
Он воспользовался моей беспомощностью, а когда насытился, выбросил постылую игрушку.
И если не отомстить…
Всем, кто надругался.
Мальчишке, что пренебрег на лугу.
Студенту, что опорожнил бутылку и не смог доползти.
Другим незадачливым претендентам.
Только показалось, что очутилась в камере, заранее свою спаленку в отцовском особняке обила черным крепом. А также черной тканью занавесила окна и зеркала.
Так прощаются, попрощалась с былым.
Но забыла занавесить экран.
Запамятовала, как добралась до заброшенного этого убежища.
Увидела собрание, где восхваляли новоявленного деятеля.
Под хвалебные его речи – и каждая похвала безжалостно вонзалась и унижала – нащелкала заветный номер.
Высмотрела в интернете.
Научили не только уходить дворами, умели не только выезжать на тракторе, но обещали решить более серьезные проблемы.
Смогу заинтересовать их.
- Да, - согласилась с собеседником. – Все отдам ради этого.
- Не хватит денег? – переспросила у наглеца.
- Отец поможет! – обнадежила его.
Показалось, что убийца презрительно скривился, услышав знатную фамилию. Но справился с гримасой и расплылся в угодливой улыбке.
- Как пожелаете, - принял заказ.
- Немедленно, сейчас! – пожелала я.
Надо самой проверить, могут представить фальшивые доказательства.
Соскочила с постели – оказывается, забылась в одежде, только успела скинуть туфли, - осколки стекла вонзились.
Придется сменить обслуживающий персонал.
В очередной раз истекла кровью, но презрела шуточную боль.
Пробралась широким коридором, и на этот раз своды туннеля не обрушились за спиной. Мимо запертых дверей с затемненными стеклами.
Подглядывали, прильнув к замочной скважине. Или крались следом. Слышала крысиную их поступь и тяжелое хриплое дыхание.
Крылья и передний бампер были измяты. Видимо, уходя от преследователей, снесла ворота.
Сюда они не посмели войти.
Но попрятались за оградой, постараюсь прорваться.
Ворота уже починили, створки неохотно отворились.
До полика вдавила педаль газа.
Подъездную дорожку не асфальтировали, выложили декоративной крошкой.
Камни ударили шрапнелью, заголосили искалеченные преследователи.
Или воронье потревоженной стаей нависло над головой.
Птицы напали, клювы и когти вонзились.
Терзала другая боль, от которой напрасно пыталась избавиться.
Распял и гвоздями пронзил запястья и лодыжки.
Высвободиться можно только одним способом.
С визгом покрышек повернула на красный свет и двумя колесами запрыгнула на тротуар, уходя от столкновения.
Пешеходы разбежались.
Их визгливые голоса обернулись завыванием сирен.
Из-под капота повалил дым.
- Ну, пожалуйста, немного осталось! – попросила пощадить напоследок.
Осудили предателей и прославили патриотов, операторы свернули аппаратуру.
- А мне куда? – спросил мальчишка.
Режиссер пожал плечами.
- Не я тебя породил…, - слегка переиначил классику
- Бал окончен, разъехались гости…, - подхватил грамотный ассистент.
- Не путайся под ногами! – прогнал его осветитель.
- Опять лампа перегорела, - пожаловался он
- Не покупай дешевые, китайские, - посоветовал режиссер.
- Вот еще, будешь меня учить! – разозлился осветитель.
Сгорбившись, по-старчески шаркая ногами, мальчишка поплелся к выходу.
Убийца изготовился. Для бесшумной стрельбы к дулу приладил пластиковую бутылку. Не очень надежное устройство, разлетится от первого выстрела, хватит и одного патрона.
Плащ, под которым спрятал оружие, предательски оттопырился.
Только бы не подвела машина, сама должна убедиться.
Оторвалась от преследователей. Мотор выгорел и уже не дымился, надвинула на лоб косынку и пригнулась.
С трудом различила в тусклом свете.
Дверь приоткрылась, осторожно выглянул из укрытия.
Убийца выдвинулся из подворотни.
. Должна убедиться, не видно за темными стеклами и низкими косматыми тучами.
Зубами, выламывая зубы, выдрала гвоздь из запястья.
Вкус ржавчины смешался со вкусом крови.
Потом высвободила другую руку.
Рванулась и вывалилась из машины.
Не подняться, гвозди искорежили ноги.
На земле, распростертыми руками обнимая землю, пройдут последние мгновения.
Мгновения обернулись кадрами замедленной съемки.
Плащ распахнулся.
Когтистые хищные пальцы ухватили рукоять пистолета. Краска на стволе облупилось.
Бутылка, что была прилажена к стволу, помешает прицелиться, не промажет с нескольких шагов.
Лицо, волосы слились в белесое пятно, в пустоту, которая медленно и неотвратимо надвигалось.
Поглощала людей, дома, города и страны, весь мир.
Гибель человека равна гибели мира.
Успеть доползти.
Самый близкий и дорогой человек.
Слишком высоко установила планку, и не его вина, что не одолел.
Никому не одолеть.
Его руки, тело, если не повторится…
Одной не выжить.
Из пустоты в огненной вспышке выкатился свинец.
Различила маску убийцы, на ней не дрогнул ни один мускул.
Окликнула и предупредила.
Слова распались на отдельные трубные звуки, так трубит смертельно раненый зверь.
Звуки растворились в туманной мгле.
Не услышал, но насторожился.
Свинец ввинчивался во мглу.
Обернулся на мой зов.
Приникнуть напоследок и слиться.
Улыбка высветила родное лицо.
Свинец подкрался вплотную.
В последней отчаянной попытке сумела одолеть неспешный ход времени.
Рванулась навстречу любви и бессмертию.
Смерти не существует! прокляла несуразную свою жизнь.
Свинец сокрушил хрупкую ее плоть.
Ушла с улыбкой.
……………Апрель 2017………………………….