Петров много лет не был на малой родине. Но благодаря неожиданной командировке, снова оказался там, где прошли детство и юность.
Завершив намеченные дела, поспешил к родному дому. Сердце трепетало от предвкушения встречи со старинным другом. Но дома не нашел. На его месте, высокомерно сияя окнами, красовалась высотка.
С удивлением и обидой взирал он на тривиальное чудо архитектуры. Петров был сторонником прогресса, но в данном конкретном случае хотелось, чтобы прогресс не врывался так бесцеремонно в бережно хранимое прошлое, стирая милые сердцу страницы, заменяя их другими, не соответствующими дорогим воспоминаниям.
Разочарованный Петров отправился вверх по улице, узнать сохранился ли ещё один, не менее значимый дом. Дом, в котором когда-то жила самая хорошая и красивая девочка в мире Тамара.
Улица почти одноэтажная из серии Абрикосовых, Виноградных и Тенистых. Тротуар вдоль стареньких палисадников.
Узнали.
Радостно зарделись георгинами, закивали золотыми шарами: «Помним, помним, как цветы у бабки Иванихи воровал, и как девчонку под сиренью целовал…». А вот и старый тополь. Сколько же ему лет?
Тамарин дом уцелел, давно покинутый жильцами, отстраненно взиравший окнами без стекол, на обступившие со всех сторон новостройки. Стоял, как настырный старикан, знающий, что время на исходе, но не сдающий своих позиций.
Петров вошел в некогда вожделенный подъезд. Поднялся по лестнице и с удивлением увидел припорошенную многочисленными побелками, но читаемую надпись «Тома, я люблю тебя». Улыбнулся, много лет назад он выцарапал её ключом от английского замка…
Поднялся по истертым ступеням на второй этаж, открыл дверь в Тамарину квартиру. Почти пусто, у окна сломанный стул, обрывки обоев на стенах, гулкое эхо шагов и всё, и больше ничего.
Вышел на балкон, когда-то ветви цветущей яблони почти касались перил и они с Тамарой, овеваемые нежным ароматом, подолгу болтали о чём-то не очень важном, но очень приятном, о чём юность в предчувствии любви, может говорить часами.
В душе Петрова ожила река воспоминаний, тихой нежностью зашелестели волны былого…
Вот он, четырнадцатилетний, ворует георгины в палисаднике у Иванихи, бежит с букетом по улице, следом Иваниха, но куда ей! Быстро сворачивает в проходной двор, и через несколько минут дарит цветы Тамаре, поздравляет с днём рождения, потом чай с пирогом, конфетами, вареньями. После чая танцы. Тамара улыбается. Он, неловкий, одеревеневший от смущения, приглашает её на танго.
Незабвенное танго ранней юности, когда «смелость глаз и робость рук» сливаются в неистовую симфонию, крещендо чувств зашкаливает до стука в висках и сердце готово взорваться, но внешне ты неуклюже топчешься на одном месте, вцепившись в талию партнерши.
Петров улыбнулся. Он часто грабил Иваниху и дарил георгины Тамаре, за это её папа прозвал его Георгиновым кавалером. Позднее Петров понял суть прозвища. Георгиевский кавалер прославляет себя храбростью и подвигами, чтобы похитить цветы, тоже нужна некая смелость, но это, как говорится, из другой оперы, он перестал совершать набеги.
Тамарин папа был удивительным человеком, умел воспитывать без занудства и, вроде походя, но результативно и качественно.
А что там, в зарослях сирени? Скамейка! Облупившаяся, покосившаяся. Проверяя прочность, Петров осторожно присел, ничего выдержит!
Здесь они с Тамарой первый раз поцеловались. Первый поцелуй, неумелый, пьянящий, с привкусом аромата сирени…Петров прикрыл глаза, увлекаемый ностальгическим потоком воспоминаний.
Где-то вдалеке слышалась музыка, что-то из классики.
Кажется, в одиннадцатом классе Тамара пригласила его на симфонический концерт. Он никогда не посещал подобных мероприятий, и предстоящее событие немного смущало неизвестностью. Одно дело балет или опера, есть либретто, читай и всё понятно. А как понять симфонию? Откуда знать, о чём думал композитор, сочиняя музыку и вообще, что его подвигло к созданию произведения. Может Тамара знает? И он поделился сомнениями.
Тамара сказала: «Симфоническая музыка, та же книга, только написана нотами. Бывают книги понятные и доступные, а бывают достаточно сложные. Например, в первом классе ты бы мало что понял, читая Моруа или Цвейга, но Носов и Драгунский шли на «Ура». Так и в этом случае.
У меня есть пластинка детской симфонии «Петя и волк», приходи, послушаем, потом продолжим разговор».
«Петю и волка» Петров постиг без труда, и это вселило уверенность.
В концертном зале от уверенности не осталось и следа. В антракте он снова недоумевал и пытался найти отправные точки. Тамара спросила:
-Ты любишь джаз, например, «Караван» Дюка Эллингтона?
– Да, очень.
-На какую информацию опираешься, слушая произведение.
Петров ответил, что никакой информацией не располагает, просто погружается в звуки и всё!
Вот так был найден ключ к пониманию симфонической музыки, она осталась великой, но перестала быть ужасной.
А дальше был выпускной. Затем он уехал в мореходку, Тамара в Питерский университет. Вначале переписывались часто, потом реже…
На третьем курсе Тамара вышла замуж, он женился значительно позднее, но это уже другие истории.
Петров ещё немного посидел, прислушиваясь к шепоту листвы. На душе, омытой приятными воспоминаниями, было светло и легко. Встав со скамейки, не спеша отправился в обратный путь. Очнуться от приятной задумчивости заставил истошный крик: «Держи его!». Навстречу с букетом георгинов мчался подросток, за ним, вопия и потрясая кулаками Иваниха. Петров расхохотался, задерживая, преследовательницу.
- Не волнуйтесь, я заплачу, - достал портмоне и подал Иванихе купюру весьма приличного достоинства.
- Ой, батюшки! Да, у меня и сдачи не будет, - залепетала изумленная старуха.
- Сдачи не надо, я в своё время, Вам очень задолжал.
- Так ты из этих будешь, из кавалеров?!- Иваниха лукаво подмигнула и засмеялась, сотрясаясь телесами.
- Из них, из Георгиновых!!! – с торжественной радостью отчеканил Петров, заливаясь счастливым смехом внезапно почувствовав себя четырнадцатилетним пацаном.