Старик верил в Бога, доверял и поверял ему все свои сокровенные мысли, но никогда не ходил в церковь до болезни, как говорил, нечего было просить, понапрасну не хотел беспокоить Всевышнего. Даже не молился, и, тем не менее, в семье все, и жена, и дети были здоровы, под старость он переехал из города в деревню, сплавлял лес, зарабатывал не ахти, как, но на жизнь хватало. А вот, когда разменял седьмой десяток, подхватил воспаление лёгких – поскользнулся на бревне, упал в воду и долго не мог выбраться из реки на берег. После этого падения и возвысился – начал ходить в церковь, посещал все уставные богослужения, каждое утро молился, исправно исповедовался знакомому священнослужителю, игумену Иоанну. Святой отец по прывычке быстро пробегал глазами изложенную на вырванному из ученической тетради листе исповедь, после чего приступал к евхаристии.
Приближалось Рождество, и старик решил принять святое причастие в сочельник. За несколько дней до причащения договорился с игуменом, и начал готовиться, но накануне условленного дня позвонила дочь священника и сообщила, что отец приболел, и попросил протоиерея, отца Георгия, принять его рано утром в сочельник.
Старик пришёл в назначенное время. Собирался, так же передать протоиерею, как передавал игумену, заранее заготовленную исповедь, но святой отец с мягкой улыбкой отказался читать переписанный набело список грехов исповедуемого, и предложил ему ответить на вопросы. Старик неохотно согласился. Первый же вопрос - насчёт прелюбодеяния, застал его врасплох. Старик был уверен, что иметь любовниц не грех, а достоинство, и «прелюбодеянием» называется только распутство замужней женщины, однако незнание греховности своего поведения не служило оправданием.
Второй вопрос, касающиися почитания родителей, поначалу воспринял чуть ли не как оскорбление, и, только хорошо задумавшись о своём отношении к ним, вспомнил, как радовались они его редким визитам, как начинали хлопотать – мать пекла кукурузную лепёшку, или хачапури - если дома имелся сыр, а отец извлекал из подвала и ставил на стол бутылку из припасов на новый год. Вспомнив, что с места его работы до родительского дома не было и пяти троллейбусных остановок, а он ленился, проведать их, и только изредка звонил матери и отцу, старику стало стыдно.
Когда святой отец коснулся восьмой заповеди, старик еле удержался, чтоб не спросить протоиерея, приравнивается ли взятка к краже (до лесосплава, работая в городской управе, он никогда не отказывался от «знаков уважения» - получении вознаграждения от благодарных граждан), но, вовремя сдержался.
На девятой заповеди немного успокоился: в жизни никогда не произносил «ложного свидетельства на ближнего своего», - но ненадолго. А когда протоиерей задал вопрос насчёт десятой заповеди, старик в глубине души с неподдельным возмущением обратился к Всевышнему: «Это ли твоя справедливость, Господи, как можешь ты считать грехом вздорную мысль о возжелании жены ближнего своего?», но, тем не менее, покорно отвечал святому отцу: «Грешен, батюшка».
После литургии, когда выходил из церкви, старик неожиданно вспомнил, что после исповеди и причастия он ещё ни разу не испытывал благодатное чувство облегчения и очищения от скверны, ошущение, о котором с восторгом говорили верующие, принявшие евхаристию.
«Главное, самому осознать свои грехи,искренне покаятсья, а прощение будет – Бог всё простит» - подумал он.