Один миг на Юртах

 
(Отрывок-продолжение  из  романа  "КОЛЫМА - ЗЕМЛЯ  ПЯТИ  СОЛНЦ")


18.07.82 г. Воскресенье.
       
      Сегодня  у  меня  выходной,  и  на  сегодня  же  пришлось мое  дежурство  по  графику  уборки  бытовой  комнаты  в  общежитии,  где  мы  живем.  Быстренько  управившись  с  этой  обязанностью,  я  предложила  соседке  Лукерье  Васильевне  Шипулиной,  бухгалтеру  материального  отдела  районо, пойти  позагорать  на  Сеймчанку.  Температура    воздуха   выше  тридцати   градусов.  Комната  Лукерьи  Васильевны  в  противоположной  стороне  коридора,  рядом  с  комнатой  юкагира  Паши  Макарова,  водителя нашей  редакции.  Мы  с  Лукерьей  Васильевной -  очень  близки  и  общаемся  в  любое  время  суток.  Она   старше  меня  на  двадцать пять  лет,  у  нее   богатый    жизненный  опыт,   и  как только  у  меня  завязывается  какой-либо  житейский   узелок,  я  сразу  бегу   к  Лукерье  Васильевне,  своему доброму    советчику  и  верному  другу.
 
      И  вот  Лукерья  Васильевна,  я  и  мой  трехлетний  сын Роман  идем   на  Сеймчанку   не  в   сторону  Юртовского  моста, а  наискосок  от  редакции, что  по  улице  Ленина.   Сначала   по  своей  улице Советской,  по обеим    сторонам  которой   расположены   дома  послевоенной  постройки. В   районе  улиц  Лазовской  и  Речной  в  гулаговские  времена  была  зона,  оцепленная  колючей  проволокой.  В  Сеймчане  до  сих  пор  сохранились  бараки,  переделанные   под  жилье,  но  мне  всякий  раз  муторно  проходить  мимо  них,  мне  кажется,  что  там  до  сих  пор  томятся  души  узников  Колымы,  которых  на  баржах  с  порта  Ванино   доставляли    сначала  в  Нагаевскую  бухту, в будущий  Магадан,  а  затем  развозили  по  распределительным  зонам. Одна  из  таких  находилась  в  Сеймчане.

      Первые  заморозки на  Колыме начинаются  в  конце  августа.  Многие  мужчины - заключенные,  их  называли  ЗК, были  в  рубашках  с  коротким  рукавчиком, их  же  летом  арестовывали.  Затем  несчастных   грузили  в  полуторки  со   скамейками. Пока  довозили  до  места,  в  живых  оставались  лишь  те,  кто  сидел  в  середине,  а  кто   по  краям,  замерзали,  и  окоченевшие  трупы  просто  вываливались  за  борт  машины...

       А  мы  добровольно сюда  понаехали,  ходим, ездим   по  дорогам, проложенными  ЗК  на  их  же  костях. Я  видела  эти  кости. Как-то  мне  пришлось  делать  репортаж  о  ремонте  на   отрезке  Колымской  трассы, за  состояние  которого  отвечало Сеймчанское дорожно-ремонтное  строительное  управление. Его  начальник  А.  Высоцкий  предложил  с  ним  проехать на  участок,  где  велись  ремонтные  работы,  и  все  увидеть  самой. То,  что  я  увидела,  повергло  меня  в  шок. Рабочие  при  мне снимали  поврежденные куски  дорожного  покрытия,  под  которым  буквально  на  каждом  метре  обнажались  человеческие  кости...

      Пересекаем  улицу  Лазовскую  и  прямо  по  дорожке  выходим   на  пляж.    Река  там   неширокая  и   мелкая,  напоминает   скорее  большой  ручей. Но  несмотря  на  жару,  вода  в  ней   очень  холодная,  прозрачная и  чистая,  как  слеза. На  дне  каждый  камешек  виден.Роман   с  разбегу  влетает   в  воду, но   сильное  течение тут  же   сбивает  его  с  ног.    С  трудом   он  встает   во  весь   свой   маленький   рост,  его   снова  сбивает,  он    снова  подымается,  и  так    до тех  пор,  пока  его  окончательно  не  покинули  силы, он  стал  захлебываться, а   я,   испугавшись,  подхватываю   его  под  мышки  и   вытаскиваю из  воды.    
      
      Вокруг,  кроме  нас,  ни  души.  Обнажившись  до  пояса,  но  в  джинсах,    мы  с  Лукерьей  Васильевной  расположились  на    берегу,  на  коврике.  Я   укутала   Романа   дефицитным   в   Сеймчане   махровым  полотенцем, а  он,  перестав   дрожать  от  холода   и   согревшись  на  солнышке,    стал  собирать  гальку,  уходя  все  дальше  от  нас. Я  шла  за  ним  следом,  все  время  держа  его  в  поле  своего  зрения. 

      В  метре  от  бережка  я  увидела  небольшой,  с  пятикилограммовую головку  капусты,    валун.  Роман  тоже  его  увидел,  подбежал,  обхватил  руками,  и,  убегая  от  меня,  побежал  назад,  к  Лукерье  Васильевне. Я  с  удивлением  смотрела  на  этот  валун  и  думала,  откуда  он  здесь  взялся?  На  протяжении  всей  реки,  сколько  мог  видеть  глаз,  ни  одного  валуна. И  вдруг я  почувствовала,  что от  валуна  исходит  странная  энергия,  и  из  него  в  меня,  словно,  переливаются  слова: "Ты  зачем  сюда  вернулась?" Мне  стало  как-то  не  по  себе, и  я  пошла  следом  за  ребенком.

       19.07.82 г.  Понедельник.
       
       Редактор  Иван  Иванович    Чернивчан   старался   давать    мне   задания   в   интересные  места,  чтобы  я  там   посмотрела    все,  так  сказать,   на  свежий  глаз.  Вот  и  сейчас.  Я  много  слышала  о  Юртах.  Одни  говорили,  что    там   был  гулаговский лагерь  для  заключенных,  другие  -    дистанция  по обслуживанию  дорог,  ведущих  на  Усть-Эльген и  Третью  фабрику, построенную   теми же заключенными.
      
      Редакция  наша  находится  в  старом  одноэтажном  здании  на  углу  пересечения  улицы  Ленина  с  улицей  Советской. В  этом  же  здании  и  местная  типография,  что  для  нас,  газетчиков,  очень  удобно.   В  Донбассе    я  работала  в  Свердловской  городской   газете   «Знамя  шахтера»,  а   типография,  которая   ее   печатала,    находилась   в    мрачном   бетонном  помещении   в   другом   квартале,  это  создавало  немало  проблем  и   для   журналистов,  и  для  корректора.   А  здесь,   в  Сеймчане, редакция  и  типография  под  одной  крышей. На  улице  мороз  или  жара,    а  мы  работаем  в   уютных  кабинетах  в  тесном  контакте  с  работниками  типографии.
      
      Лидия  Николаевна  Кравченко,  верстальщица, женщина   тактичная  и  интеллигентная,   как-то  принесла  верстку    корректору  Валентине  Дуняшевой,  а  потом  ко  мне   заглянула: «Вот  торбаса  тебе  принесла,  новые.  Возьми,  а  то  обувь   у  тебя  слабовата   для  нашего  климата. Торбасами  нужно  летом запасаться». Наступила  студеная  колымская  зима,  а  я  благодаря  Лидии  Николаевне  перенесла  ее  благополучно.  Когда  покидала  Сеймчан,  торбаса    оставила  в  комнате  вместе  с  нехитрым  своим  имуществом,  нажитым  на  Колыме:  деревянная  кровать,  черно-белый   телевизор  и  электрическая  духовка,  стоимостью  девять  рублей  семьдесят  копеек. Думала, может,   кто  заселится  в  мою  комнату  под  номером  четырнадцать  и  будет   нуждаться,  вот,  пожалуйста,  на  первый  случай  есть  все  необходимое. 
       
      Вскоре   приехал  исполняющий   обязанности    главного   зоотехника   совхоза  «Среднеканский»   Владимир  Николаевич  Минтюгов,  и  мы  с  ним   отправились  на  Юрты. От  редакции  машина  свернула  налево,  а  затем  еще  раз  налево,  но,   не  доезжая до  Юртовского   моста,    мы  встретили  сенокосчиков.
    
      -  Ну,  как проходит  сенокосная  страда?  -  поинтересовался  у них  Минтюгов.
      
      -   Да    приходится  приспосабливаться  к  условиям,-  объясняет  нам  Иван  Храмчук,  бригадир косарей   Иультинского  горно-обогатительного  комбината,  - нас  вот  больше  десятка,   и  работаем  мы  на  разных  участках,   в  основном,  в  ночное,  вечернее  и  утреннее  время:  не  так  жарко,  меньше  выматываются  люди. Трудно  дается  каждый  центнер  сена,  иногда  приходится  по  колено  в  воде,  на  зыбкой  почве,  на  себе  вытаскивать  копны  к  месту  стогования.
      
      Мы  понимаем,   какое  нужное  для  хозяйства  выполняем  дело.  Работаем  на  совесть.  Вот  уже  накосили  и  сдали  в  совхоз  по  20  тонн  добротного сена  на  каждого.  Не  один  десяток  коров  можно  прокормить  всю зиму.   Правда,   и   травы  в  этом  году  стоят  отличные,  высокоурожайные.  И  погода, как  по  заказу,  сенокосная,  только  работай,  да  работай…
      
       Мы  прощаемся  с   косарями   и  продолжаем  свой  путь  дальше. Перед  самым  Юртовским  мостом   вдруг  забарахлил   двигатель,  и   пока  водитель    устраняет   неполадку,   Минтюгов   делится   со   мной  своими  думами  о  лете.
      
      -  В  заготовке  сена  для  Среднекана  традиционно  участвуют  многие  предприятия  Магаданской  области,  а  также  практически  все  предприятия  нашего  района,  люди  разных  профессий:  авиаторы,  геологи,  медики, строители,  мелиораторы,  пищевики  и   бытовики.  На  сегодня  уже  накошено   половину   необходимого  объема  сена,  а  это  почти  две  тысячи  пятьсот    тонн  сена.
      
      С  каждым  годом    мелиораторы  осваивают   все  больше  и  больше  северных  земель.  С  одной  стороны  -  это  хорошо, но  с другой -  все  меньше  остается  пастбищ,  пригодных  для выпаса  животных. Недавно  распахали  земли  в районе  летнего  лагеря  для  молодняка, что на ближнем  Сударе.  Теперь  большую  часть  стада  придется  переводить  в  другое  место.  Изыскиваем  возможности  для  строительства  нового  лагеря. Сейчас   продумываем  способы  охлаждения  молока.  На  «Эльгене»,  так  мы  называем  один  из  летних  лагерей  выпаса    стада,  оно  будет  охлаждаться  и   проточной  водой,  и  при  помощи  холодильной  установки  МХУ-1,  а  на  «Юртах»,  куда мы  едем,  лишь  проточной.
      
      И  тут,    откуда  ни  возьмись,   подъезжает  и  останавливается  возле  нас  еще  одна  машина.  Из  нее  выходит    Владимир  Хамарханов,   исполняющй  обязанности   начальника  Сеймчанского  хозрасчетного  ремонтно-строительного  участка.  Мы  познакомились  с  ним в  январе.   Я  тогда  брала  у  него  интервью  о  барьерах  на  пути  роста  возглавляемой  им  организации.  Но   мне  особенно  заполнился  его  рассказ   о  том,  как  он  провел  свой   отпуск. «Прошлым  летом  я  отдыхал   в  Москве.  Погода  стояла  теплая,  нежаркая,   но  я  не  мог  ее  выдержать.  Организм  же  привык  к  низким   температурам.  Я  несколько  дней  просидел  в  комнате  и  без конца  обливался  холодной  водой,  а потом  не  выдержал  и  до  окончания  отпуска  улетел  в  Магадан».
      
      Сегодня  день  у  меня  «урожайный»:  два  Владимира,  оба  исполняющие  обязанности,  говорят,  если  встретишь  двух  человек  с  одинаковыми  именами,  это  к  удаче.
      
      -  Что  у  вас  новенького? -  поинтересовалась  я  у  Хамарханова.
   
      -   Да  кое-что  есть,  -  ответил  он.  -  По  сравнению  с  1978  годом,  когда  наш  участок  был  создан,  сейчас  предприятие  выросло  и  окрепло.  Кроме  хозяйств  Среднеканского  района,  обслуживаем  еще  два  совхоза  Ягоднинского: «Красный  богатырь»  и  «Эльген». Мы  производим  вспашку  и  дискование  полей,  засыпку  карстовых  проталин,  выравнивание  осушаемых  и  орошаемых  клеток.  Ведем  очистку  откосов  и  каналов   от  растительности  и  наносов.  Подсыпаем  и  планируем  старые  межхозяйственные  и  полевые  дороги,  отсыпаем  новые.  Ремонтируем  гидротехнические  сооружения   водопроводной  сети.  В  этом  году  нам  предстоит  освоить  780  тысяч  рублей.
      
      Владимир  Хамарханов  посетовал  еще  и   на  то,  что   значительная  часть  их  обновленного  автопарка  простаивает  из-за  отсутствия  водителей.  Желающих  много, но  мы  не  можем  их  принять,   потому  что   нет  жилья. Будет  жилье, нам   нужно  пять-шесть  квартир, будут  работать  люди,  будет  задействовано  максимальное  количество  техники,  способной  выполнять  ремонтные,  мелиоративные  и  строительные  работы,  объем  которых  с  каждым  годом  возрастает,  все  больше   и   больше  осваивается  северная  целина.
      
      -  А  в  настоящее  время  чем  вы занимаетесь?  - как  всегда,  не  удержалась   я   от   журналистского   любопытства.
    
      -  В  этом  году  мы  начали  отсыпку  полевых  дорог. В  совхозе  «Среднеканский»  ремонтируем  полевую  дорогу  к  арочной  теплице.  Параллельно  аналогичные  работы  ведем в  совхозе  «Сеймчан».  Протяженность  этих  путей  два  и  шесть  километров  соответственно.  Зимой,  до  таяния  снегов,   бульдозерами  очистили  снег  до  земли,   завезли  гравий   и  сделали  грубую  планировку.  А  как  только  снег   сошел,   завершили   окончательную  планировку  дорог,  чем    обеспечили     совхозам    удобный  подъезд  к  земельным  площадям.
      
      У  нас  здесь  мгновенная  весна  и короткое  лето,  и  нам  пришлось  в  сжатые  сроки  выполнить  основные  виды    ремонта  каналов  и  полей,  вспашку,  дискование.  Но  есть  проблемка. У  нас отсутствует  сугубо  мелиоративная  техника: рыхлители,  корчеватели,  дисковые  и  зубчатые  бороны,  прицепное  и  навесное  оборудование.
      
      Мы  еще  немного  поговорили  с  Владимиром  Хамархановым   о  перспективах  развития  нового  предприятия.   Но  вот    наша   машина    отремонтирована,  и   мы  продолжаем   свой  путь  по  Юртовскому  мосту, за  которым  и  начинаются  те  самые  Юрты.
      
      Район  бывших  Юрт,  пожалуй,  одно  из  самых  живописных  мест  на  Среднекане.  Обилие  зелени,  густо растущий  ивняк  по  берегам  реки Сеймчанки  (правильно:  река  Сеймчан)  производят   неповторимые  впечатления.  В  этом  оазисе  и  разместился  летний  лагерь  совхоза  «Среднеканский».  Население  его  таково:  семеро  взрослых  и двое  детей.
      
       Полуденное  солнце  жжет  немилосердно.  Сонливая  тишина,  рожденная  июльским  зноем,  нависла  над  лагерем.  Нигде  ни  души.  Но  так  кажется  лишь  со  стороны.  Сквозь монотонное гудение  комаров  и  оводов,  коих  здесь  в  предостаточном  количестве, чуткое  ухо  обязательно  уловит  и  еле  слышный  шум  работающего  на  берегу  реки  насоса  и  где-то  вдалеке  ржание  лошади  пастуха  Романа  Габитова,   и  редкое,  ленивое  мычание  коров. А  еще  чуть  прислушавшись,  можно  обнаружить  и  гул  мотора,  приближающейся  машины.  С  каждой  минутой  он  нарастает  и  становится  все  отчетливее  и  громче. И,  действительно,  вынырнув из  леса, на  дороге  показался  грузовик. Это  для  коров  везут  корм.  Их  двести  голов.  Но  в  этот  момент  почти  все  стадо  на  выпасах,  а  в  загоне  остались  лишь  приболевшие  да  глубоко стельные  коровы. Их  всего  десять. 
      
      Сейчас  обитатели  этого  укромного  уголка  отдыхают,  возможно,  даже  спят. Для  них  рабочий  день  начинается   еще  до  рассвета.  Но  появление  в  лагере  «неаборигенов»,  то  есть,  нас, а  тем  более,  грузовика,  не  остается  незамеченным.  Из  помещения,  где  живут  животноводы,  выходит  стройная  женщина.  Это -  Валентина  Холоимова,  доярка,  мать  троих  детей.  Она  сразу  подошла  к  водителю и  объяснила,  куда  сгружать корма.
      
      Вообще-то  прием кормов  -  обязанность  бригадира  Екатерины  Жуковой.  Но  доярки  не  так  давно  управились  с  делами  и  отдыхают.  Валентина  решила  не  беспокоить  подругу,  пусть  немножко   поспит,  к  вечеру  работы  снова  предстоит  немало.  Но  Жукова,  услышав  шум  во  дворе,  вышла  из  своей  комнаты  и  спешит  узнать,  в  чем  дело.
    
       Не  спала,  оказывается,  еще  одна  доярка,  Клава  Вишнякова.  Она  здесь  всего  два  месяца  и  никак  не  может  наглядеться  на  эту  красоту. Кстати,  Клава -  моя  землячка.  Она  из  Новоайдара   Луганской  области.
       
      -  Так  хочется  искупаться,  -  говорит  Клава,  идя  от  реки, -  но  страшно,  вода-то  ледяная!
      
      Клава  уже  достаточно  хорошо  изучила  окрестности  и  с  завидным  знанием  рассказывает  обо  всех  местных  достопримечательностях. Недавно,  говорит  она,  к  ним  приходили  засвидетельствовать  свое  почтение   хозяева  тайги,  со  стороны  Третьей  фабрики -  медведица,  а  с  другого  берега  Сеймчанки  -  вплавь  и  сам  «миша».  Потом  разговор  перешел  на  производственную  тему. Завтра  рабочком  подводит  итоги  соцсоревнования.  И  каждая  из  доярок  гадала,  какое  займет  место.  Самая  высокая  жирность  молока  у  группы  коров,  которые  закреплены  за  Клавой.  Когда  ей  эту  группу  передали,  она,  надо сказать, оказалась  тяжелой. Процент  жирности  не  превышал  3.2. А  я  подумала,  что  на «материке», на  многих  фермах  это  было  бы  пределом  мечтаний. За  короткий  срок  Клаве  удалось  повысить   этот   показатель  до 3.5.
      
      Немало хлопот  у доярок  и  по  выращиванию  молодняка.  За  каждой  из  них  закреплено по  пять - шесть  телят,  которые  живут  в  лагере  до  15-дневного возраста. Но,  если    какой  теленок  заболеет,  то  в  их  обязанности  входит  и  лечение.  Доярки  отпаивают  малышей  настоями  трав, другими  лекарствами  и  делают  все,  чтобы  не  допустить  падежа.  Конечно,  в  первую  очередь,  животноводов  волнует  продуктивность  стада.  Ежедневно  ферма  должна  производить  не  менее  1800  литров молока,  но  пока  его  больше 1720  литров  в  сутки  не  сдавали.
      
       -  Вроде  бы  и кормов  хватает,   и   уход  коровы  получают  отменный, -  сетует  Екатерина  Жукова, а  вот    плановые   надои    поднять  не  можем.
       
      -  Мне  кажется,  - говорит  Вишнякова, -  что  наше  стадо  все-таки    недостаточно  породное.
       
      Эту  же  мысль  поддержал   и   Минтюгов:
      
      -  С  центральных  районов  страны  мы  получаем  чистокровных  холмогорских  коров,  а  продуктивность  их  намного  меньше  наших,   потому  что  нам  отдают  не  самое  лучшее  поголовье. Главная  задача  сейчас -  это  оперативно  улучшить  племенную  и  селекционную  работу.  Конечно,  результаты  ее  скажутся  не  раньше,  чем  через  год-два.  Но  и сейчас  надои  уже  можно  повысить  за  счет  увеличения  зеленой  подкормки.  Минтюгов   с   Жуковой   стали  делать  какие-то  расчеты,  а  я  попросила  Клаву   показать,    где  ночуют  коровы.

      -  Вот  здесь и  ночуют,  - Клава  провела  меня  в  довольно  большое  помещение,  срубленное  из  толстых  бревен, полутемное  и  прохладное  внутри. 
      
      Мы  вошли   в    него.  Сразу  было  видно,  что  это  приспособленное  помещение  для  животных.
      
      -  А   во  время   Гулага   тут   жили  заключенные,  видите,   остались   следы   от   нар,  -  говорит   Клава.

      Я  подошла  к  одной  из  вертикальных  стоек  и   на  ней  увидела  потемневшую  от  времени  зарубку  из   двух   литер «НБ». Что  бы  это  значило? Кстати,  зарубки  были  и  на  других  бревнах,  цифры,  какие-то  фигурки.   Оказывается,  здесь   был   не  сам  лагерь,  а  дистанция  по  обслуживанию  дорог,  ведущих  в  сторону  Усть-Эльгена  и  Третьей  фабрики. Техники  тогда   никакой  не  было.  Дороги    обслуживались   вручную,   с   использованием    лошадей.
   
       -   Да,  Колыма  -  это  боль  и  позор  Советского  Союза!  -  сказала    Клава,   но   затем    ее   голос   становился  все  тише  и  тише,  и  я   погрузилась  в  темноту.
      
      Мне   послышались  незнакомые  мужские  голоса,  они  бранились в  мой  адрес,  а  кто-то  крикнул: «Коля,  пригнись!».  В  этот  момент  я  ощутила  внезапную боль   в  левом  виске,  и  горячая  кровь  стала  заливать  мне  лицо,  глаза.  Я  пыталась  ладонями  ее  остановить,  но    боль  была  очень  сильной,   и   вдруг  я  отчетливо  услышала   голос  своего  мужа  Виктора  Ивановича: «Мамочка,  Беляевы трудно  уходят  из  жизни,  еще  труднее  приходят  в  нее!». Помещение  наполнилось   белым  плотным   светом,  в  котором  я  растворилась…
      
      Когда  я  пришла  в  сознание,   перед  собой  увидела  лицо  Клавы.  Я  лежала  на  полу,  а  она,  поддерживая  мне   голову,  спросила:
      
      -  Ну,  что  вам  лучше?
      
      -  А  что  со  мной  случилось?
      
      -  Да  вы  побледнели  и   как-то  странно  стали  оседать  на  пол,  я  еле  успела  вас  подхватить,  чтобы  вы  с  размаху  не расшиблись.Наверное,  у  вас  случился   обморок,  на  улице  ведь  жара  какая…
      
      -  Клава,  я  вся  в  крови…
    
      -  В   какой  крови,  откуда  кровь?  -  удивилась Клава.
      
      -  Так  вот  же,  все  руки  в  крови, -  я  раскрыла  ладони,  но  на  них  не  было никакой  крови.  -     И  я    рассказала  Клаве,  о  том, что  мне  привиделось.
    
      -  А    болит  где-нибудь?  -  спросила  она.
    
      -  В  левом  виске.
    
      Клава   внимательно  осмотрела  мне  голову  и  ничего  похожего   на  удар  не  увидела,  хотя  спросила:
      
      -  А  что  это  у  вас  на  левой  брови  за  шрамик,   такой  маленький,  еле  заметный?
    
      -  Да   он  у  меня  от  рождения,  -  вспомнила   я,   -  мне  мама  говорила,  что  когда  я  родилась,  то  постоянно  плакала    и    хваталась  ручками   за  левый  глаз.   Мама  сначала  этот   шрамик   и  не  видела,  но  когда   она     показала   меня   врачам,  вот  они-то  его  и  заметили.  Месяца  через  три,  говорила мама,  я   перестала   плакать  без  какого-либо  лечения.
      
      -  Странно,  -  сказала  Клава,  -  а  извините  за  некорректный  вопрос:  вы  не  беременны?
      
      -  Это исключено!
      
      -  Очень,  очень  странно…  -   повторила  Клава.
      
      -   Клава,   могу  ли   я  надеяться,  что  обо  всем    случившимся  здесь  со  мной, никто,  кроме  нас,  не   будет   знать?
      
      -  Не  переживайте, никто  ничего  не  узнает.  Я  вам  обещаю.

      Мы  еще  немного  посидели,  я  почувствовала  себя  лучше  и  готова  была  выйти  к  людям.
       
      …  Вечереет.  Из  лесу  выходит  стадо,  утомленные  ходьбой  за  день,   коровы  не  спеша  заходят  в  загон.  Всадник  подгоняет  отстающих  коров.  Это  пастух  Роман  Габитов.  Не  спешиваясь,  он  рассказывает,  как  прошел  день  на  выпасах,  никаких  происшествий,  все  стадо  в  целости  и  сохранности.
       
      Каждая  корова  узнает  голос  своей  хозяйки,  а  те  без особого  труда  загоняют  их  в отсеки,  подключают  к  ним  доильные  аппараты.  По  молоководу  потекли первые  литры  вечерней  продукции... Дойка  закончена,  животноводы  занялись  уборкой,  коровы   жуют   жвачку.  Над  лагерем  прозвучал  последний  автомобильный  сигнал.  По  дороге,  ведущей  к  Юртовскому  мосту,  мчится  молоковоз,  увозя  в  своем  танке   около  тонны   молока.   
       
      А   мы  с  Минтюговым   тоже  уезжаем   в  Сеймчан.

      Из  обычной  командировки  я привезла загадку,  ответ  на  которую   заинтересовал    всех,  кто  принимал  участие  в  ее  разгадке.  По  междугородке  я   позвонила  доктору  Бору, и   рассказала    о  том,  что  произошло  со  мною на  Юртах.  Он ответил,  что   это  очень  похоже  на  «прорыв»  памяти  из  моего  прошлого  воплощения,  свидетельствующее  о  реинкарнации. Что    такое  реинкарнация  я  впервые  слышала. Мне  вспомнился  вчерашний валун,  и  я  снова  пошла  на  Сеймчанку,  но  он  уже  был  далеко  от  того  места,  где  находился  вчера.  Ночью  мне  приснилась  актриса  Евгения  Симонова,  известная  по   фильму «Афоня»,  во  сне  она  сказала  мне: «Я -  Тамара,  твоя  дочь».
      
       Тогда  мое  сознание  было  в  зашоренном   состоянии,  как  у  большинства  современных людей.   Я   не  совсем  понимала  то,  о  чем  мне  сказал  доктор  Бор,   и   упустила   возможность,  будучи   в  Сеймчане,   найти   документы  о   заключенном   москвиче-авиаторе  Николае  Беляеве,  правда,   о  его   существовании   я  узнала  всего  за  несколько  часов  до  вылета  самолета,  которым   навсегда  покинула  Сеймчан.   
       
      В  то  утро   я   приехала    проститься  с  моим    добрым  знакомым  с  улицы  Северной  Андреем  Филимоновичем Евтысюком. Это старик лет  семидесяти,  интеллигентный,  верующий  человек,  бывший  узник  гулаговских   лагерей,  после   реабилитации  осевший  в  Сеймчане. Он  еще  раньше  рассказывал  мне о  своей  трудной  и  удивительной  судьбе  и  о  том,  как  он  попал  на  Колыму.  Когда  в  последнем  разговоре  я  упомянула  о  случае  на  Юртах,  он  рассказал,   что   работал   там    вместе  со  своим    другом  заключенным  Николаем  Беляевым,  который  в  его  присутствии   и    вырезал   эти   две  литеры   «НБ»,   два  своих инициала.   

      Николай  Беляев  -  москвич,  авиационный  инженер,  разработал   эффективную  тактику  воздушного  боя  «Этажерка»,    за  что  его  и  упекли  на  Колыму,  а  немцы  его   изобретение  взяли  на  вооружение. Меня  эта  информация  очень  заинтересовала,  но  времени  на  ее  проверку    уже  не  было.  С   улицы  сигналил   Паша  Макаров,  он  по  указанию  редактора   вез   меня  с  ребенком   в  аэропорт  и сигналом  напоминал,  что  время  вылета  самолета  поджимает.   
      
      На "материке"    я  встретилась  со  специалистами  по  аюрведической  медицине,    и  они  мне   разъяснили,  что  реинкарнации  подвержены  все  живые  существа,  в  том  числе  и  люди. Каждые  роды  -  это реинкарнация,  и   каждый  человек  проходит  через  нее,  неважно  понимает  он  это  или  нет.  Мне  стали  раскрываться  тайны   моего  последнего  воплощения  в  теле  женщины,  посредством  которых  Господь  выстроил  мою  судьбу  и  события  так,  чтобы  я  могла  вспомнить,  кем   и  где   моя  душа    была  в  предыдущем   воплощении.    Мне    был  дан   писательский  талант,  чтобы  я  написала   об  этом   и  на  собственном  опыте  разгадала  некоторые    тайны   жизни   и  смерти.
   
      Почему  в  Сеймчане  я   до  конца  не  исследовала    случай  на  Юртах?  Тогда  мое  сознание  еще  не  было  подготовлено  к  этому,  потому  что  у  меня  не  было  истинного  образования.  Я  обучалась  в  двух  лучших  вузах  Советского  Союза:  Московском  государственном  институте    культуры  на  библиотечном  факультете    и      Московском  государственном  университете  имени  М. В.  Ломоносова  на  факультете  журналистики.  Но  те  знания,  которые  я  там  получила,  так  и  не дали  мне  ясного  понимания:  кто  я,   откуда  пришла  в  этот  мир,  что  со  мной  будет  после  смерти  этого  тела,  куда   затем  уйду,  для  чего  вообще  человеку  дана жизнь?  Сорок  лет  я  жила,  как  свинья,  уткнувшись  в  корыто,  и  не  видела,  что  надо  мною  есть  небо.
         
      Позже  специалисты   по  Аюрведе  -  сокровенной   науке  о  жизни -    предположили,   что  душа  Николая  Беляева  после  смерти  его  тела,  получила  мое  тело,    и  в  новом   воплощении  эта  душа  продолжала  беспокоиться, возможно,    об оставленной  на  Колыме  своей  дочери  Тамаре. Это  предположение  я  сопоставляла  со многими  фактами. 
   
      Во  сне  мне  были  даны  подсказки:  возраст,  тип  лица  и  имя.  Я  стала  перебирать   в  памяти  всех  Тамар,  с  которыми  меня  свела  судьба  на  Колыме. А  их  оказалось  немало.  В  Магадане,  как  минимум,    две.  А  в  Сеймчане  и  не  счесть. Тамара  Мокан,  руководитель местного   ДОСААФа,  по  возрасту  могла  подходить,  я  о  ней  слышала,  но  никогда  не  встречалась. Было  много  других  Тамар,  но  сердце мое  довлело   только  к  одной. Эта  Тамара  очень  хорошо   ко  мне  относилась,  нередко  делилась  со  мной  своими  душевными  переживаниями,  хотя  мы  и  знакомы-то  были  непродолжительное  время.  Вспоминаю,  что  в  ее  присутствии  я   испытывала  чувство  успокоенности  и  умиротворения,  что,  кстати,  очень  редко  у  меня  случалось в  Сеймчане.  Я  жила там  одним   длинным  днем,  ничто  меня  не  радовало.  Просто,  как  робот,  выполняла  свои  обязанности   журналиста.    Единственной  отрадой  был  сын.
      
      Как-то  на  перерыве  разговорились  с  Валей  Дуняшевой,  нашим  корректором,  разумной  и  приятной  женщиной.   Валерий,  ее  муж,   работал  авиатехником  в  аэропорту,  у  них  сын -  школьник.  По  всему  было  видно,  что  это  хорошая  семья.  Валя  жизнерадостная,  сияющая, очень  внимательная,   когда  я  с  нею   поделилась  наболевшим,   она  спросила:
      
      -  Ну,  как  с  таким  настроением  можно  жить  на  Севере?  Ну,  нужно  хотя  бы  цель   какую  поставить,  накопить  денежек,  ведь  все  равно   рано  или  поздно  мы  все  отсюда  уедем…
      
      -  Да  нет  у  меня  никакой  цели,  и  деньги  мне  не  нужны.  Все  необходимое  на «материке»  у  меня  есть.  Семья  у  меня  рушится.  Мы  с  мужем  собрались  в  Сеймчан  по  его  инициативе,  но  у  трапа  самолета  Москва-Магадан  он   неожиданно  изменил  решение  и  сказал,   что  прилетит  позже.  Год  уже  прошел,  а  он  все  летит.
      
      -  Может,  у  него  другая  женщина?  -  предположила  Валя.
      
      -  Да,  кто  его  знает,  но,  если  даже  и  так,  то  это  не  главное, -  ответила  я.
    
      -    А   что  же  тогда?   -  Валя  интересовалась  из  самых  добрых  побуждений,   чтобы  дать  мне  хороший  совет.
    
      -  Да,  просто  он   не  хочет  ехать  в  Сеймчан,  не  привлекает  его     Север.
   
      -   А,    что  тебе  мешает  вернуться   домой  и  воссоединиться  с  мужем?
    
      -  Я  не  могу  отсюда  уехать,  что-то   меня  здесь  держит. Я  тут,  как  собака  на  длинном  поводке,  вроде  и  свободна,  и  в  тоже  время  привязана.  К  чему,  не  знаю…
      
      Не  сразу, но  я  заметила,  что  после  моей  командировки  на  Юрты,    мне   стало  легче  на  душе,  хотя  причины   этой  перемены  я   тогда   еще  не   осознавала.
         
      «Все  происходило  на  подсознательном  уровне», - объяснила  мне  аюрведический  врач  Манджари  деви  даси  (советский  врач),  которая  проходила    стажировку    у   кавираджа   (доктора)   Партапа  Чохана   из   клиники  города  Фаридабад  в  Индии   и  с  которой  я  встретилась  потом в  Зеленогорске  Ленинградской  области. Общаясь  с  нею,  я  увлеклась  ведической  философией  и  культурой,  как  потом  оказалось,  на  всю  жизнь. И  не  жалею  об  этом,  потому    что   поняла:  без  духовных  знаний  истину постичь  невозможно.
      
      Оказывается, душа  после  смерти  тела  получает  новое  тело и    может  воплотиться  и   в  другой   галактике,  и   на  любой  планете нашей солнечной  системы, а  также  на   Земле,  в  любой  стране  или  городе,  и  даже  в  прежней  семье.  Человек  состоит  из  физического  тела,  тонкого  тела  и  ложного  эго.  На  тонком  теле,  как  на  дискете,  записывается  вся  информация  о  деятельности  человека  в  данном  воплощении,  что  и  определяет  его  карму (деятельность)  в  новом  воплощении. Вот  почему  говорят:  Бог  все  видит  и  все  знает. Все  происходит  на  трансцендентном  (нематериальном) уровне.
      
      Господь  мудро  устроил,  что  при  реинкарнации  стирается  память,  этим  дается  возможность  душе  в  новом  воплощении  начать  свою  деятельность  с  чистого  листа  и  не  тащить  за  собой  груз  греховной  деятельности  из  воплощения  в  воплощение.  Кто  знает,  возможно,  Тамара  была  оставлена  в  силу  каких-то обстоятельств  на  произвол  судьбы,  а  душа ее  отца  Николая  Беляева  из-за  этого металась   и  успокоилась  лишь  тогда,  когда  убедилась,  что   Тамара   в  полном  порядке.  Вот ответ  на то,  почему  я  с  раннего  возраста  испытывала   необъяснимую  тягу   в  северные  края.
      
      Я  много  размышляла  о  случившемся  со  мной  на  Юртах,  и   при  этом  отдельные,  разрозненные  факты,  как  кусочки  разорванного  листка  бумаги,  складывались  в  целый  листок.  Инициалы   «НБ»   на  Юртах,  их  тайну   потом  раскрыл  дядя  Андрей.  А  как  оценивать  совпадение  фамилий:  узника Николая  Беляева  и  журналистки Раисы  Беляевой?
    
      При  рождении  у  меня  была  другая  фамилия. Почему  я  стала  женой   Виктора Беляева,  а  не   Александра  Белова,  за  которого  со  школьной  скамьи  мечтала  выйти  замуж? Именно   он   пробудил  во  мне  чувство  любви,  а,   точнее,  непреодолимой   тяги   к  северной  природе,  напевая  песню  нашего  детства  «Бирюсинка». Почему  по  инициативе   моего  мужа  мы  решили  переехать  в  Сеймчан  вместе,  но  в  последний  момент  он  отказался  от  полета,  и   я  вынуждена  была  одна  с  двухлетним  ребенком  отправиться  в  далекий  студеный  край? Почему  на  Юртах  я  отчетливо  слышала  голос  мужа, которого   там  не  было  и  не  могло  быть? Жизнь  дала  ответы  на  все  эти  вопросы,  смысл  которых  сводился  к  одному: Господь сначала  внедрил  в  меня  мечту , затем  желания,  и, создавая   обстоятельства,  привел  меня  к   месту   раскрытия  тайны   моей  предыдущей  жизни  и  смерти:  моя  душа  в  прежнем  воплощении  жила  в  теле под  именем  Николай  Беляев. 

      Но,  может,  это  не  так? Тогда,  как  понимать   сон  о    Евгении  Симоновой, ее  слова  о  том, что  она  моя  дочь  Тамара? Живя  в  Сеймчане,  я  даже  никогда   и  не  думала  об этой  артистке.  Теперь  я  понимаю,  что  в  том   сне  мне  посылались  признаки,  по  которым  я  могла  узнать  Тамару.  Я    действительно  была  знакома  в  Сеймчане  с  женщиной  Тамарой,  чем-то  похожей  на  Евгению  Симонову! Душа  Николая  Беляева,  очевидно,  тревожилась  за  свою  дочь  и  после  его  смерти,  получив  мое  тело,  жаждала  увидеться  с  Тамарой.  Господь  удовлетворил  это   желание:  привел  душу   в  то  место,  где  она  встретилась   с   Тамарой   и  успокоилась. Такой  вывод  сделали  специалисты  по  реинкарнации.
      
      Конечно,  у    меня  сразу  же  возникло   желание   немедленно  встретиться  с  Тамарой. Но меня  Манджари  деви  даси предостерегла:"С  этим  не  следует  торопиться! Нельзя  шокировать  неподготовленного  человека. Кто  знает,  может,  Тамара -  плод  тайной  любви?  Более  того,  если  озвучить данный  факт  реинкарнации,  то  это  нужно   делать  с  документальными  доказательствами  в  руках  и   осторожностью   с  точки  зрения  этики.  Ведь  речь  идет  не  только  о  вашей  личности,  но  и  о  реально  живущей  личности  Тамары. Законы  природы  очень  тонки:  в  момент  выхода  души  из  тела  стираются  все  события  из  прошлого  воплощения.  В  раннем  возрасте  ребенок,  когда  его  сознание еще  чистое, может  кое-что  помнить, или  память  из  прошлого  воплощения  может  внезапно «прорваться»,  как это произошло  с  вами  на  Юртах". 
      
       Я  была  в  растерянности, где  же  мне  искать  эти  доказательства, но  тогда  я  еще  не  знала,  что  доказательства   найдутся,   и   что  судьба  уготовила  мне  в  будущем  удивительную  встречу  с  моей  Тамарой.

*    *    *   
      
      Постепенно  мне    становилось  понятным,  почему  именно  так,  а  не иначе складывалась  моя  судьба, и,  казалось  бы,   разрозненные  события  моей  жизни  на  самом  деле  были  последовательными,  целенаправленными,  связующими  звеньями  одной  цепи,  и   я  жила,  как,  впрочем,   и  все  живые  существа,  по  плану  Господа. Сначала  во  мне  пробудилось  любопытство,   затем  появились  желание  и  сама   возможность  побывать  на  Колыме. С  самого  моего  рождения  все  складывалось  так,  чтобы  я  туда попала. 
      
      Я  родилась  в  Сталинской (ныне  Донецкой)  области, а  когда  мне  было  пять лет,  отец  перевез нашу  семью  в  Дарьевку,  довольно захолустное место  в  Луганской  области,  но  через  него  проходила   железнодорожная   магистраль  Дебальцево - Лихая,   построенная  еще  при  царе.  И  это  обстоятельство  сделало на  много  лет  жизнеспособным   наш  поселок,  расположенный    на  сотом  километре этой  магистрали,  к  тому  же на  самой  высокой  точке  Донбасса.
      
      Середина  двадцатого  века  характерна  бурным  развитием  угольной  промышленности  в Донбассе,  который  стал  воистину  всесоюзной  кочегаркой. После  окончания  Великой  Отечественной  войны  страну  нужно  было  поднимать  из   руин. Все  электростанции  работали  на  угле. Огромные  его  запасы  были  в  недрах  Донбасса.  Но  что  такое   Донбасс в  пятидесятые  годы?  Это  плоскогория  и  дикая  степь,  мало  изменившаяся   с  тех  пор,  когда   царица  Екатерина  отправила  сюда  в  ссылку  опального  графа  Орлова.  Иссушенная  постоянными  ветрами  донецкая  степь  была  мало  пригодна  для  земледелия.  Как  завладеть  богатством  недр  Донбасса,  для  этого  ведь  нужны  многомиллионные  трудовые  ресурсы?
      
      Эта  глобальная  задача  в  отличие  от  аналогичной  задачи,  как  завладеть  золотом  Колымы,  поставленной  молодой  Советской  страной, была  решена  гуманным  способом.  После  окончания  Второй  мировой  войны  в   1945  году  в  разгромленной  фашистской  Германии  еще  много  лет  оставался  контингент  советских  войск,  после  расформирования   которого появилась   огромная   трудовая  армия,  которая   и  была   направлена   на  освоение  Донбасса.

      По  продуманному  заранее  плану  правительства  СССР  на    эту  мало обжитую  огромную  территорию  сначала  пошли  сотни  тысяч  эшелонов  со  сборно-щитовыми    «финскими»  домами.  Железнодорожные  станции  были  забиты  товарняком  с  этим  грузом: конструкциями домов  трех  видов:  одно, двух  и  четырех  квартирные  особняки,  сборка  которых  занимала  считанные  дни.  Прошло более  шестидесяти лет, но   иногда  при  ремонте  этих   "финских"  домов  обнаруживалось,   что  деревянные  детали   сохранились,  как  новые.

      По  сталинскому  плану  облеснения  Донбасса  были  высажены  тысячи  километров  посадок  деревьев,  которые  задерживая  ветра  и  снега,  изменили  его  климат  и  улучшили  плодородие  земли. Донбасс  превратился  в  цветущий  край,  но  при  этом  всегда  оставался  дотационным.
    
      Мой  отец,  инвалид  войны,  прошедший  ее  пулеметчиком  от  Харькова  до  Берлина,  работал  на  строительстве  шахт  дарьевского  крыла. По  выходным  у  нас  собирались  гости,  и я,  пятилетний  ребенок,  кое-что  запомнила  из  их  бесед.
      
       Мой  отец  говорил,  что  Донбасс  рассчитан  только  на  пятьдесят  лет.   Для  меня  это  казалось  целой  вечностью,  но  я  тогда  и  не  задумывалась  над  этим,  просто  запомнилась  эта  фраза. Но  вот  слово  «Колыма»  всегда  присутствовало  в  речи  взрослых. Если  кто-то  что  не  так  сказал, его  сразу  же  одергивали: «Смотри,  загремишь  на  Колыму!».  При  этом  люди  смолкали,   и  появлялось   гнетущее    ощущение  опасности.
    
      Колыма!  Это  слово  будоражило  мое  детское  воображение,  я  не  представляла,  что  это  такое. Однажды,  у  отца  спросила:
    
      -  Папка,  а  что  такое  «колыма»?
      
      Отец  внимательно  посмотрел  на  меня,  и,  как бы  подбирая  слова,  сказал:
    
      -  Та  это  речка  такая!
   
      Я  впервые  услышала  слово  «речка»  и   тут  же  спросила:
   
      -  А  что   такое  «речка»?
   
      -  Ну,   примерно,  как  ручей,  текущий   по  нашей  улице  Питомной  после  дождя,  только  намного  больше.  -  Меня  интересовала  не  столько  суть  ответа,  а  то,   что  отец   ответил  вообще,  и    я    сразу  потеряла   интерес  к  ответу. Но  потом,  будучи  школьницей,  донимала  учительницу  по  географии  Нину  Васильевну  Одинцову  вопросами  о  реке  Колыме.
      
      Мое   детство  и  юность  прошли  радостно  и  беззаботно.  И   у  меня  сложилось  мнение,  что  Колыма  -  это  далеко,  там  очень  холодно,  но  там  можно  заработать   много  денег.  Теперь  я  понимаю,  что  тема  колымских  лагерей  тогда  просто   замалчивалась  в  обществе,  несмотря  на  то,  что  оттуда  уже  стали  возвращаться    бывшие  заключенные.  Но  на  них  косо  поглядывали, за  глаза  называли  их   урками,  да  они  и  сами  не  очень  охотно  рассказывали  о  своей  лагерной  жизни.  В  сознании  запуганных  советских людей  действовал  стереотип: раз  сидел,  значит, виноват! Хотя  жизнь  частенько  это  опровергала.  Рядом  с  нами  жила  прекрасная  женщина  и  человек  тетя  Надя Путягина, наша, дарьевская, бывшая  узница  Гулага.  Когда  я  узнала,  как  она  туда  попала,  у  меня  возникли  вопросы  к  обществу.

                (Продолжение  следует)

 *  *  *