К счастью, не все обитатели нашего дома были нахальными и скандальными. За пределами моей родной секции многие дружили или поддерживали приятельские отношения. Я хорошо знала цену добросердечию и взаимовыручке. Некоторые соседи могли дать не только дельный совет, но и приглядеть за чужими малышами, подкинуть деньжат до получки, поделиться солью или сахаром, вызвать врача, сходить в аптеку или за хлебом, а то и помочь с ремонтом. Свои крохотные комнатки жильцы обустраивали собственноручно по мере сил и финансовых возможностей. Все радовались тому, что имели, и стойко ожидали лучших времён, с надеждой приговаривая: "Ух, заживём!".
Я очень любила весёлые дворовые компании и всеобщую праздничную суету. Красные дни календаря отмечались долго, шумно и почти без алкоголя. Самыми радостными и объединяющими знакомых и незнакомых людей были Новый год и цветастый Первомай, которому предшествовал Всесоюзный Ленинский коммунистический субботник. Власть Советов позиционировала его как добровольно-обязательный и сверхполезный.
Совестливые граждане не смели возражать. Потрудившись полдня на благо своих коллективов, они затевали грандиозную уборку по месту жительства. Дети и взрослые из моего окружения хватались за вёдра, тряпки, метёлки и задорно драили весь дом вкупе с прилегающей территорией. Разумеется, я не отставала! Спустя час-другой ни в секциях, ни в подъездах не оставалось ни одного замусоренного уголка! Перила поблёскивали свежей краской, панели лишались выбоин и позорных настенных росписей, оконные стёкла обретали полнейшую прозрачность, у рам и дверей появлялись новенькие петли и ручки. Разгар весны врывался на каждый этаж безобидным сквозняком, уносящим вместе с пылью и плохое настроение.
Вскоре после масштабной помывки в дворовом сквере восхитительно распускалась черёмуха, затем белели вишни, розовел шиповник, и, наконец, украшались цветочками ветви сирени. Волшебная картина с чудесным ароматом совсем не подходила для склок и даже мелких раздоров. Лица соседей молодели, прояснялись, теряя отпечатки скуки и затянувшейся вражды. Женщины завивали кудри, подкрашивали губы, брови, ресницы и наряжались в ляпистые обновки, а мужчины наглаживали на брюках стрелки, вспоминали про одеколон и меняли обиходные ругательства на неумелые любезности.
Ребятня тут же улавливала родительское благодушие и вымаливала карманные деньги или дорогие подарки. Мы вскладчину покупали ведёрко картошки и в укромных местечках зелёной зоны разжигали костры из сухих веточек и жухлой травы. Отмытые от грязи клубни кидали прямо в огонь, присыпали угольками и ожидали готовности. Сколь ни спорили о том, наше блюдо то сгорало, то оставалось непропечённым, но всё равно до последней крошки расходилось на ура. Лакомым десертом были конфетки "подушечки", не зря имевшие пояснение к названию – популярные. Мы вытягивали липкие сладости из большого кулька чёрными от копоти пальчиками, которые потом не раз облизывали и вытирали о платья или штаны, благо родители не видели этого безобразия.
Мамы и папы нуждались в уединении, потому забывали про своевременный ужин и зазывали детей домой затемно, а те и были рады! Улица становилась нам нянькой и воспитателем.
Земля, умытая первыми дождями и тщательно причёсанная граблями, ждала гостей и благодарно выдыхала тёплые пары. Она наскоро украшалась мягкой травяной порослью, словно оправдывая вынужденное бездействие. На зёленых "ковриках" хватало места и молодым, и старым. Одуванчики дивными островками покрывали незатоптанные участки вокруг песочницы и старых скамеек, окрашенных в радостно-салатовые тона.
Я часто выглядывала в окошко и свысока любовалась жёлтыми пятнами. С их появлением заканчивалось зимне-домашнее заточение. Теперь можно было с утра до вечера наводить порядок! Везде – в комнате, в коридоре, в подъездах, сараях, на чердаке. Одно время я на полном серьёзе хотела стать уборщицей. Вот только один странный четверг невзлюбила, хоть он имел отношение к моим стремлениям и приятно назывался чистым.
В этот день мама устраивала внеплановое купание, тщательную уборку и столь большую стирку, что даже несвежего носового платка в доме было не сыскать. Вместо привычного омовения в низенькой оцинкованной ванне, она прихватывала меня с собой в душ. Я терпеть не могла узкую удушливую кабинку! Стеснялась наготы и неизбежных банных прикосновений, ненавидела скользкий пол и "сопливые" стены, за которые мама не разрешала "цепляться", чтоб не подхватить какую-нибудь заразу.
Наша душевая каморка была местом общего пользования и периодически становилась очагом антисанитарии. Текущие ремонты лишь слегка исправляли ситуацию. Деревянные полочки раскисали от вечной влажности, угрожая при использовании превратиться в труху, мрачно-синяя краска на трубах и стенах быстро вздувалась и облезала, а на потолке вообще поселился грибок. Он выглядел как неровное светло-коричневое пятно с зеленоватым ободком. Учитывая название, я ждала, когда из ржавых разводов прорастёт хотя бы один настоящий гриб. Но выпадающие куски штукатурки не давали шансов созреть даже скромненькому урожаю.
Хуже бытовых неудобств была сама водная процедура. Она проводилась по строгому приказу не в спокойное воскресное утро, а поздним вечером буднего дня. Я задыхалась от недовольства, испуга и пара, а мама, того не замечая, шоркала по нашим телам колючей мочалкой и грубо толкала меня под горячие струи воды. Затем тянула в уголок, велела не шевелиться и приступала к мытью головы. Дефицитные шампуни или ароматное мыло полагались по капельке только на завершающей стадии. До этого следовало тщательно натереть волосы хозяйственным мылом, будто я была шахтёром или имела замызганную косу до пояса.
Огромный вонючий кусок тяжело опускался на мою несчастную макушку и скользил по коротким волосам до образования едкой обильной пены, ползущей в глаза, нос и уши; потом он елозил по спине и животу, задевая даже интимные места. Я со всей силы жмурилась, сдвигала ноги и еле сносила пытку. В награду за послушание получала дополнительную пайку шампуня, её едва хватало на смывание тошнотворного запаха. Лучше бы меня в стиральной машине прокрутили!
Я только и думала, как бы скорее вырасти и ходить в душ без мамы. Эта мечта сбылась через два года: мы получили маленькую отдельную квартиру под названием "хрущевка" - самый доступный вариант для советских граждан. У нас появились собственная кухня, балкон и санузел с глубокой ванной. Мылась я теперь одна, сколько хотела и чем хотела. Разумеется, к хозяйственному мылу не прикасалась, а родительские советы его использовать сыпались один за другим, в том числе и в чистый четверг.
Мамины законы со временем не менялись, но я научилась их обходить. Помывки по требованию настырно избегала, однако грандиозная стирка в положенный день проводилась неизменно, иначе "бог накажет". Я не понимала, отчего разгневается Всевышний, если буду приводить вещи в порядок по мере необходимости. Например, в пятницу или субботу.
Иногда и по воскресеньям выставлялись непонятные условия – мне, наоборот, запрещалось заниматься домашними делами. Оно и неплохо, но мама не поясняла, почему "птица гнезда не вьёт, а девица косу не плетёт". Одно внушала - надо срочно ублажить Господа, чтобы взамен он дал нам здоровья. В правильности таких "сделок" я всегда сомневалась. Только повзрослев, поняла, что стирка и купание в "чистый" день не отражают суть великого церковного праздника. В первую очередь грязь надо снимать с души, а не с тела и белья. Однако мама всю жизнь принимала отмывание буквально и к моим доводам не прислушивалась.
Фото из сети Интернет.
Продолжение - http://www.proza.ru/2017/04/05/277